Бабочка вспорхнула, трепеща сверкающими крыльями. Майкл ничего не ответил.

Его друг усмехнулся.

– Не понимаю, зачем я задал этот вопрос. Забудь о нем. А теперь, чего ты хочешь от меня? Видит Бог, я твой должник. Твои особые умения очень помогли мне уладить кое-какие сложности, возникшие между моими родственниками и родственниками Эмилии.

– Я рад, что смог это сделать. – И еще он был рад, что Алекс так крепко любит свою прекрасную молодую жену. Роль Майкла, помогавшего уладить разногласия между ссорившимися семьями, была наградой сама по себе. – И мне кажется, что это я был твоим должником. Ты ведь действительно вытащил меня из той французской тюрьмы.

Сент-Джеймс отмахнулся от этого подвига, небрежно взмахнув рукой с длинными пальцами.

– То была война. Я выполнял свой долг.

Это действительно была война, но это еще был и пример крепости их дружбы. Если бы Люк и Алекс не настояли тогда на том, чтобы устроить ему побег, его уже не было бы в живых. Майкл прекрасно понимал это. Если шпион, действовавший в глубине Франции, за много миль от линии фронта, был схвачен, он считался потерянным безвозвратно. Упорство Апекса и влияние, которое Люк имел на Веллингтона, – вот что дало ему возможность выжить.

Но странно – хотя он и помнил, как его схватили – среди них оказался двойной шпион, и по сей день Майкл не знал, кто из его товарищей предал его, – он почти ничего не помнил о пытках, хотя шрамы служили весьма реальным напоминанием о них. Лучше всего ему запомнился холодный серый день и скудное солнце, когда Алекс вынес его наружу, ледяной ветер, проникающий сквозь рваную рубашку в пятнах крови, и то, как Алекс спотыкался под тяжестью своей нощи. Майкл потерял сознание, но когда очнулся в палатке и военный врач наклонился над ним, Майкл понял, что, несмотря на боль, он выжил благодаря настойчивости своих друзей.

Алекс Сент-Джеймс ничего не был ему должен. Да, он помог уладить небольшие разногласия между семьей леди Эмилии и Сент-Джеймсами, но, по его мнению, это было ничто по сравнению с его долгом.

– Я подумал о Джоне, – небрежным тоном сказал Майкл. – У него, по-моему, есть уникальная возможность помочь мне в одном деликатном деле.

Алекс удивился.

– Мой прославленный старший брат станет работать на корону? Я уверен, что эта идея ему понравится, поскольку он любит приключения. Что он может сделать такого, чего не можешь ты? В конце концов, ты тоже маркиз. Зачем тебе понадобилась его помощь?

– Он может поговорить с баронессой Шефер на личном уровне, чего я не могу, потому что, думаю, когда-то они были добрыми друзьями.

– Это вежливый способ сказать, что когда-то она была его любовницей?

– Я вежлив до невозможности, как тебе известно.

– Особенно когда это служит твоим целям. – Алекс усмехнулся. – Так скажи мне, что он должен спросить у прежнего света любви своей. Я пытаюсь представить себе, что может знать эта леди такого, что могло бы тебе помочь.

Конверт лежал в кармане сюртука, и Майкл достал его и протянул Алексу.

– Ты только передай ему вот это, если можно.

– Конечно. – Алекс с любопытством смотрел на конверт; ни о чем не спрашивая. – Ты можешь остаться пообедать? Эмилии понравится играть роль хозяйки, хотя сейчас она легла отдохнуть. К сожалению, из-за беременности ее клонит в сон во второй половине дня.

– Я бы с удовольствием задержался. – Майкл встал. – Могу ли я принять твое приглашение в другой раз?

– Срочные дела?

– Можно сказать и так.

– Я отвезу это Джону немедленно. – Алекс постучал указательным пальцем по конверту, лежавшему на столе, с любопытством глядя на Майкла. – Но прежде чем ты умчишься прочь, объясни вот что. Ты сказал, что есть два характерных момента, которые заставили тебя усомниться, благоразумна ли связь Люка с Мэдлин Мей. Первый, очевидно, состоит в том, что за кражей дневника скрывается нечто большее, чем может показаться на первый взгляд. А второй?

Майкл немного подумал, а потом тихо сказал:

– Он не свободен от слишком тяжелых воспоминаний.

– Из-за того, что случилось в Испании?

На лице Алекса появилось озабоченное выражение.

– Да, из-за того, что случилось в Испании.

– Я, конечно, знаю, что он состоял в связи с Марией и что ее убили вскоре после Бадахоса.

– В связи? Да он женился на ней.

Майкл безрадостно улыбнулся.

Алекс был потрясен. Это было ясно потому, что он широко раскрыл глаза и внезапно замер без движения.

– Он женился на ней?

Вправе ли он рассказать чужую историю? Майкл не был уверен, но это был Алекс и Майкл решил, что хотя Люк ничего не рассказывал о себе, он не стал бы возражать.

– Они нашли церквушку со священником, который совершил обряд венчания, но церковь эта находилась в опасной близости от линии фронта. По дороге обратно в монастырь, где она нашла убежище, они наткнулись на маленький французский патруль. Мария была убита, а Люка тяжело ранили и бросили умирать. Лягушатники сожгли монастырь дотла.

– Боже правый. – Алекс откинулся назад, глаза его стали суровыми. – В день их свадьбы. Он ничего мне не рассказывал.

– Мне он тоже ничего не рассказывал.

Майкл узнал об этом по каналам разведки. Люк даже не упоминал об этом, и он тоже молчал.

– Я знал, что это имело место, – медленно сказал Алекс. – Я знал, что она умерла, но не о свадьбе. Неудивительно, что он такой… замкнутый. Ее убили в день их свадьбы. Как можно оправиться после такого? Я нежно люблю свою жену, и, пожалуй, теперь меньше буду уделять времени незначительным вещам. Как мог я не знать?

– Он не хочет говорить об этом. Можно ли его упрекнуть?

– Нет, – мягко согласился Алекс. – Нет. Зачем сыпать соль на раны? Я бы не выдержал такого. Как он живет с этим?

– Я никогда не был женат, так что не могу знать в точности, – мрачно сказал Майкл, – но осмелюсь предположить, что он живет не очень хорошо. Но есть шанс, что леди Бруэр поможет ему.

– Я думала, мы направляемся в оперу.

Мэдлин выглянула в окно кареты, и на ее лице выразилось удивление, потому что она наконец поняла, что поездка их затянулась.

Люк мягко улыбнулся.

– Я решил удивить вас чем-то более забавным, чем зрелище обреченных любовников и трагических событий. Быть может, это звучит совсем некосмополитично и я напрасно признаюсь в этом, но я никогда не интересовался итальянской драмой. Она мешает мне наслаждаться музыкой, как бы хороша ни была драма сама по себе.

– А что вы придумал и вместо оперы?

Голос ее прозвучал настороженно, чего и следовало ожидать. Сегодня она была ослепительна в белом атласном платье с золотистой отделкой на глубоком вырезе и на подоле, с рукавами, которые заканчивались у локтя кружевной оборкой; ее веер был настоящим произведением искусства – ручка из резной слоновой кости и экзотический рисунок, изображающий леопардов и слонов. Серьги, которые он ей подарил, заманчиво покачивались у стройной колонны ее шеи при движении кареты, а глаза, большие и темные, смотрели на него с очаровательным смущением.

Вот и хорошо. Она тоже его смутила, и когда он увидел ее в этих серьгах, его почему-то охватило четкое, хотя и беспричинное чувство обладания, как если бы эти серьги явились символом связи между ними, связи, которую он хотел игнорировать, но не мог.

На самом деле все было очень просто. Он глубоко привязался к ней, и ни в коем случае не пытался это отрицать. Он знал, что она совершенно не та женщина, с которой ему нужно было связываться, потому что с Мэдлин слово «связь» приобретало пугающую значительность.

И все же он это сделал.

– Я хотел, чтобы этот вечер вы провели со мной, – сказал он с не присущей ему искренностью, пытаясь определить ее реакцию. – Я хочу воплотить в жизнь, необычный каприз.

– Вы никогда не бываете капризным, Олти.

– Испытайте меня, – тихо сказал он в ответ на ее вызов.

Ее веер раскрылся, якобы потому, что ей нечем было дышать.

– О, я уже испытывала вас, – прошептала Мэдлин, маняще опуская ресницы. – Думаю, что именно из-за этого мы и попали в неприятное положение.