«Нашу жизнь». Она не могла с более небрежным видом выбрать нож, чтобы воткнуть ему в горло.
– Господи, что ты хочешь узнать? – спросил он отрывисто и хрипло.
– Что именно происходит.
К несчастью, он понял, о чем она просит. Он понял даже выражение любопытства в ее прекрасных глазах, то врожденное любопытство, которое заставляло ее требовать, чтобы он научил ее плавать, бить по крикетному мячу и лазать по деревьям…
Необычные интересы для благовоспитанной барышни, почему ему и было скучно с такими барышнями. Элизабет никогда не была скучным товарищем, даже в те дни, когда он был старшим – одиннадцатилетним мальчиком, а она – всего лишь девчонкой.
То, о чем она спрашивала теперь, было не просто вопросом, который может задать благовоспитанная молодая леди.
– Я не намерен, – через силу проговорил он, – давать тебе уроки безнравственного поведения. Это переходит все границы приличного. А теперь извини…
– С каких это пор ты стал думать о приличиях, особенно между нами?
– Ты нарочно хочешь вызвать меня на спор? Если так, я не желаю спорить.
Он уйдет, непременно уйдет.
Она шагнула вперед и преградила ему дорогу.
– Я хочу получить только одно – конкретное объяснение того, что происходит в спальне между мужчиной и женщиной. Почему из этого делают такую тайну?
С одной стороны, она понимала, что делает. Все началось прошлым вечером на лестнице, когда она была сбита с толку, ее мир накренился, и ей захотелось… отомстить.
Ну может быть, не отомстить. Это не то слово.
Покарать? Нет, это тоже неправильно. Ей просто захотелось заставить его как-то заплатить за бессонную ночь – ведь она сидела и часами смотрела в окно, пытаясь осознать, что произошло в тот момент, когда она, стоя на лестнице, посмотрела на Майлза и действительно увидела его.
Мужчина. Тот, который смотрел на нее теперь так, словно она утратила рассудок, смотрел, сдвинув темные брови, напрягшись всем телом.
Может быть, она и сошла с ума. Ее влекло к одному только Майлзу.
Он виноват уже за одно это. Как он смеет – он, который всегда был таким несносным, – быть таким красивым на свой лад, со слегка растрепанными волосами и янтарными глазами. А теперь у него хватало наглости смотреть на нее так, как будто это он относится к ней настороженно.
Вся эта ситуация просто невыносима.
Сколько достойных джентльменов ищут ее руки, а она думает о Майлзе. Придя к такому выводу, она заволновалась, и ей захотелось потребовать от него чего-то личного, она отчасти и отомстила бы ему. Наверное, это было мелко, но напомнила она себе, ей действительно хочется узнать.
– Что? – спросил он, и его лицо смешно исказилось, настолько немыслим был ее вопрос.
Она почувствовала себя немного вознагражденной, увидев, как ему стало не по себе, и слегка подняла брови.
– Полагаю, ты знаешь по собственному опыту то, о чем я спрашиваю?
Он покраснел. Румянец был едва различим под загаром, но она хорошо знала Майлза и от его смущения ее решимость вывести его из равновесия только возросла – ведь он только что поступил с ней так же. Он сказал неуверенно:
– Если… ты могла подумать хотя бы на одно мгновение, что я действительно расскажу тебе что-то об этом…
– Почему бы и нет?
Она не двигалась с места, с решительным видом загораживая ему проход и спрашивая себя, как это она никогда не замечала, что в зрачках у него есть темные пятнышки, что его чувственно изогнутая нижняя губа немного полнее, чем верхняя, и почему она заметила только теперь, когда он небрежно и нетерпеливо провел рукой по волосам, что пальцы у него сильные и изящные.
– Во-первых, твоя мать не одобрила бы этого. – Он смотрел на нее, но не тронулся с места, не обошел вокруг нее, чтобы выйти из комнаты. – А Люк оторвал бы мне голову.
– А я и не предлагаю позвать их послушать. Мы с тобой и раньше умели хранить наши тайны.
– Что это за логика, Господи прости, – пробормотал он.
Сколько у него было женщин? Задав себе этот вопрос, она неожиданно ощутила четкий укол ревности. Сколько женщин откидывали назад этот непокорный завиток волос с его лба и…
И что? Лежали с ним голые, смотрели ему в глаза, трогали и целовали?
Теперь настала ее очередь покраснеть от того, какое направление приняли ее мысли при воспоминании о том, что совсем недавно она сидела у него в спальне, прячась от лорда Фосетта.
– Почему это я нелогична? У меня есть кое-какие вопросы, а ты знаешь на них ответы. Это прямой путь от начала к концу, насколько я могу судить, – Какие бы мотивы ни двигали ею, она не собиралась доставить ему удовольствие и отступить. – Я по крайней мере знаю, что ты будешь со мной честным.
– Я? – Взгляд у него затуманился. – Напрасно ты так уверена. Спроси лучше Люка.
– Вряд ли я стану спрашивать у моего брата.
– А чем я отличаюсь от него? Я твой двоюродный брат.
– Нет, это не так.
Четыре коротких слова. И таких многозначительных.
Он был прав насчет сладкого запаха цветов. Этот запах был неприятен, от вечернего тепла в комнате стало душно, богатая элегантная обстановка купалась в спокойном свете, проникавшем сквозь прозрачные занавеси, задернутые, чтобы не пропускать зной. У нее перехватило дыхание, но она не поняла почему.
– Да, это не так, – повторил он в конце концов так тихо, что его почти не было слышно. – И учитывая этот аргумент, давай прекратим наши смешные дебаты. У меня назначена встреча. Извини.
Она смотрела ему вслед, огорченная, немного смущенная своей настойчивостью и просьбой и все же не уверенная, чем именно вызвано ее необъяснимое поведение.
Когда через несколько минут в комнату вошла ее мать, девушка все еще стояла на месте, с задумчивым видом рассматривая пустой дверной проем.
– Я только что встретила Майлза. Мне показалось, что он чем-то озабочен.
– Вот как? – Элизабет смотрела, как мать суетится над цветами, рассматривает карточки, и насмешливо добавила: – Он действительно ушел как-то неожиданно.
– Он сейчас занимается своим новым деловым предприятием.
– Наверное.
– Сегодня вечером у нас будет Фосетт, милочка. Что вы наденете?
– Люк знает, что сейчас меня не интересует брак с его светлостью.
Элизабет вытащила из букета розу и бездумно вертела ее в пальцах. Рука у нее слегка дрожала после недавней стычки. А что ее интересует? Этого она не знала, но только не цветы, не стихи и не бессмысленные комплименты.
А вдруг ее интересует Майлз? – с беспокойством подумала она.
Мать поставила одну из ваз и обернулась.
– Поверьте мне, этот сезон – просто водоворот. Я помню, как это было, когда я начала выезжать. А сейчас: настойчивые джентльмены, непристойные сплетни и множество любопытных взглядов. Это может подействовать обескураживающе.
– Я не совсем подавлена, но, признаюсь, до некоторой степени сконфужена. – Эти слова казались прилично нейтральными, хотя слово «сконфужена» приобрело совершенно новое значение после прошлой ночи и впечатляющего момента на лестнице. – Большинство моих подруг, кажется, знают, чего хотят. У меня такой уверенности нет. Лорд Фосетт, несмотря на его состояние и приятную внешность, это не тот человек, которого я представляю себе в качестве мужа.
– Благодаря удачным обстоятельствам с состоянием вашего брата и его открытому уму, я уверена, что вы не склонны принимать предложение, которое вам не по душе. А теперь, – сказала мать с изящным апломбом, усаживаясь в кресло и протягивая руку к звонку, – не выпить ли нам чаю в ожидании визитеров? Вы могли бы развлечь меня, рассказав, что слышали о леди Бруэр. Я мало знаю о ней, если не считать ее демонстративного появления в обществе в сопровождении Люка. Это не похоже на него – афишировать свою личную жизнь. Вы не знаете, почему он это сделал? Что может сказать об этом Майлз?
Элизабет радовалась, что вопросы с такой быстротой следует один за другим, потому что предметом разговора была уже не ее светская жизнь, но упоминание о Майлзе заставило ее сглотнуть и минуту подождать, перед тем как ответить.
