Она была права, но и он тоже, и этот тупик раздражал его.
– Я знаю о нем такое, чего не знаешь ты.
В ее глазах был обычный вызов.
– Ну так расскажи.
Он прибег к неудачному объяснению. Кроме того, ему не хотелось повторять ей сплетни.
– Не расскажу.
– Тогда ты меня извинишь, если я не стану придавать особого значения твоим возражениям, потому что все, что ты думаешь, не имеет значения.
– Элизабет, – твердым голосом остановила дочь Сьюзетт, чей сердитый взгляд переходил с одного на другую с тех пор, как началась эта перепалка, – кроме вашего благополучия, у Майлза нет никаких причин возражать против кого-либо, кто выразит к вам интерес. Я думаю, что в этом вопросе вы ведете себя крайне неосторожно.
К счастью, никто не заметил, как он вздрогнул. Потому что у него были самые веские причины возражать против всякого, кто станет ухаживать за Элизабет, но он пытался защитить ее. Томас, без сомнения, не может не вызвать возражений.
– Спроси у Люка насчет Питера Томаса, – коротко сказал он. – Я не хочу больше говорить об этом.
Он, видите ли, не хочет.
От этого мужского высокомерия Элизабет хотелось закричать. Она уставилась на Майлза, думая о том, что ей станет легче, если она обмотает его шею шейным платком и начнет душить.
Скорее всего, решила она.
В действительности же она сама пришла к выводу, что лорд Питер слишком нарочито очарователен. Быть может, она молода и ее опыт светской жизни ограничивается несколькими месяцами со времени первого выезда, но голова у нее работает очень неплохо и она в состоянии отличить истинный интерес от расчетливого флирта. Единственная причина, по которой она танцевала с ним три раза, заключалась в том, что он оказался забавным собеседником и прекрасным партнером. Ничего больше.
Ей вряд ли требовалось вмешательство Майлза.
– Вот и хорошо. Но позволь мне сказать, что это…
Человек, сидевший напротив нее, вытянув длинные ноги и слегка опустив густые ресницы, издал тихий театральный стон и не дал ей договорить.
– Я знаю, Эл, ты бы не позволила ему зайти слишком далеко. Господи, неужели нужно продолжать этот разговор? Мы снова начнем препираться. Я высказался. Хватит об этом.
– Я не пустоголовая кукла, Майлз, – заявила она, отбросив его предложение. – И вполне в состоянии сама принимать решения, в том числе и насчет того, с кем мне танцевать и сколько раз.
– Ты можешь так думать, но сегодняшний вечер не совсем это доказывает. – Его голос был таким мягким, что это могло довести ее до исступления. – Скажи, он пытался уговорить тебя выйти с ним на террасу?
Человек, о котором они говорили, пытался это сделать. Пытался дважды, предлагал подышать свежим воздухом и полюбоваться звёздным небом. Заметив ее колебания, Майлз пробормотал:
– Ага. Так я и думал.
– Я отказалась. – Элизабет е трудом подавила не подобающее леди желание шлепнуть по его красивому самодовольному лицу. – Поэтому не нужно считать, что, если ты сунул сюда свой нос, это что-то изменило в моем поведении, разве только унизило меня, поскольку мама так демонстративно увела меня с бала.
– Я бы не назвал это унижением.
Он поднял темную бровь и скривил губы.
– Будь уверен, в следующий раз, когда ты будешь танцевать с той, кто мне не нравится, я непременно дам тебе знать.
– Ты ужасно отстаиваешь свою правоту, не так ли?
– А ты ужасно самонадеян.
– Господи, – твердо вмещалась леди Сьюзетт, не скрывая своего раздражения, – довольно. Майлз – взрослый человек, и может танцевать с кем пожелает. Я, например, ценю его беспокойство и заботливость.
Скорее это можно было бы назвать вмешательством, но Элизабет ради матери удержалась от очередного саркастического замечания и просидела молча всю дорогу до дома, прислушиваясь к громыханию колес по мостовой. К тому времени, когда карета остановилась и лакей поспешил открыть дверцу, в ней начало утверждаться противоречивое чувство внутреннего удовлетворения. Быть может, ее реакция действительно была немного детской – ведь Элизабет была убеждена, что в достаточной степени взрослая и может судить о характере мужчины даже при коротком знакомстве, – но Майлз умел довести ее до точки кипения, когда они спорил и, а это случалось нередко.
Она, разумеется, чувствовала, что у Питера Томаса есть скрытые мотивы продолжать свои льстивые ухаживания, так что не ошиблась, утверждая, что в состоянии сама разгадать – по крайней мере в данном случае – природу его ухаживаний. Но это означает, нехотя призналась она, позволяя Майлзу заботливо высадить ее из кареты, что он тоже прав.
Странно, но даже поссорившись из-за чего-нибудь, в главном они обычно соглашались. У них всегда было так.
– Ну что, мир? – тихо спросил он, задержав руки на ее талии и глядя ей в лицо.
«Сколько раз мы говорили друг другу эти слова», – подумала, она. Однако сейчас перед ней стоял не тот маленький мальчик, который толкал ее в грязь или предлагал удрать из дома и перейти вброд реку, что особенно строго запрещала им няня. Звездный свет обрисовывал четкие линии подбородка и изгиб бровей, и хотя в его золотистых глазах не было и тени сожалений, она обычно обнаруживала, что долго сердиться на него не может.
– Мир, – кивнула Элизабет, внезапно ощутив жар его ладоней сквозь ткань платья. – Если ты скажешь, почему лорд Питер такой нежелательный поклонник.
– Никогда. – Он опустил руки, лицо его внезапно стало непроницаемым. – Это не для твоих ушей, Элизабет, поверь мне.
– Ты старше меня всего на два года с небольшим. – В ее тоне прозвучала явная досада. – Почему ты можешь знать эти явно позорные вещи, а я не могу?
– Мужчины сплетничают, так же как и женщины. – Его широкие плечи слегка приподнялись, когда он небрежно пожал ими. – Я думаю, мы просто говорим о разных вещах. И не нужно вести себя так, будто закрытые мужские темы чем-то отличаются от тех, что обсуждают женщины. Я уверен, что ты знаешь определенные вещи, о которых никто никогда мне не расскажет.
– Может быть, мы могли бы обменяться сведениями.
Она, разумеется, шутила. Она никогда не скажет ему, что болтают о нем ее знакомые женщины. Это и так раздражает ее в достаточной степени; не хватало только, чтобы он об этом узнал.
– Я не защищаю Питера Томаса. Я защищаю тебя.
Странное замечание – Майлз защищает ее. Но, если припомнить, он ведь всегда так делал – на свой лад.
– Я буду избегать его, – согласилась она, тихонько отступая с поля битвы. – Быть может, ты снабдишь меня списком недостойных джентльменов с отвратительными тайнами, которые охотятся за невестами в нашем кругу? Это все сильно упростило бы.
Он рассмеялся, блеснув белыми зубами.
– А ты, в свою очередь, могла бы предостеречь меня особыми знаками, если какая-нибудь девица устремит взгляд на меня, холостяка, как на лакомый кусочек.
– Я предупредила тебя насчет Сюзанны Мейер. – Она шла по ступеням следом за ним, слегка приподняв кружевную юбку. – Но наверное, я свистну, как ты меня научил, если кто-нибудь появится на горизонте.
– Свист очень подобает леди.
– Ты так считаешь?
Она насмешливо улыбнулась.
– Я уверен, что ты произвела бы настоящий фурор в модных кругах, – сухо заметил он. – Да, ты предупредила меня насчет мисс Мейер. Так что теперь мы квиты. – Он остановился, пропуская ее перед собой. – И я благодарен тебе, потому что, хотя у нее есть кое-какие восхитительные… качества, мне хочется убежать от нее как можно быстрее.
Предположить, какие качества ему кажутся восхитительными, было не трудно.
– Как истинному повесе, – пробормотала Элизабет.
– Нет, – поправил он, – как мужчине, обладающему хотя бы крупицей чувства самосохранения.
– Объясни разницу.
Ответ Майлза не шел у нее из головы.
Неужели они только что ссорились? Как всегда, ссора прошла точно короткая летняя гроза.
– Избегать хищных ухаживаний пылких молодых женщин вовсе не то же самое, что соблазнять их, – сказал он, кривя рот.