– Я буду весьма признателен. Сегодня вечером я занят.

– Так я и понял.

Люк, без сомнения, заслужил этот сухой тон, но он никогда не просил прощения за свой образ жизни и не намерен делать это теперь. И потом, непохоже, что Майлз намерен что-то добавить к своей фразе. Конечно, Люка тревожило беззаботное, невинное признание Элизабет, что они с Майлзом наслаждаются теми же товарищескими отношениями, что и в детстве, но при этом Люк был рад, что в Лондоне у них есть еще один член семьи мужского пола.

– Кстати, мне нужно привлечь к себе внимание леди Бруэр, нам пришло время откланяться.

Люк шел сквозь толпу гостей, его то и дело останавливали друзья, желавшие с ним поздороваться, и к тому времени, когда он добрался до танцпола, новый вальс уже был в разгаре. Люк ждал довольно терпеливо, но, едва музыка кончилась, целеустремленно пробрался между танцующими, с тем чтобы не дать очередному партнеру пригласить Мэдлин; по дороге он перехватывал злые взгляды неизвестных ему молодых мужчин. Люк с трудом не поддался желанию с властным видом обнять ее за талию и увести из зала; вместо этого он в последний момент предложил ей опереться о его руку.

– Мне кажется, у вас усталый вид.

– А вам скучно, – сказала она, проявив тонкое понимание.

– Да, если учесть, что нам придется и дальше быть среди всех этих людей. Мы достигли нашей цели, и я бы предпочел остаться с вами наедине.

Тонкие пальчики легли на его рукав, и хотя она уже раскраснелась от того, что танцевала без устали с тех пор, как они приехали, ему показалось, что румянец ее стал еще ярче.

– Я готова уйти, если вы этого хотите.

– При этом весь Лондон будет смотреть на нас, предупреждаю.

Он устремил взгляд на двери и на толпу гостей, через которую им придется пройти, чтобы быстро покинуть зал.

– Да, видимо, так. – Они двигались сквозь толпу. Мэдлин казалась совершенно невозмутимой. – Но все же вам не нужно вести себя так, будто вы осуществляете права сеньора лишь для того, чтобы отпугнуть лорда Фитча. Я уйду с величайшей охотой. Если я споткнусь запутавшись в подоле платья, это, вероятно, привлечет к нам еще больше внимания, а внимания с нас уже достаточно. Стоит ли бежать сломя голову?

Конечно, она права: он держится непростительно бесцеремонно и не скрывает, что торопится. Люк замедлил шаг, удивился самому себе и в то же время почувствовал необъяснимое смущение.

– Прошу прощения.

Вскоре, когда они добрались до выхода и по его просьбе им подали экипаж, он подсадил ее, уже в достаточной степени овладев собой, хотя за остальную часть ночи поручиться не мог. Он уселся напротив нее и постучал в потолок кареты, подавая знак кучеру.

– Быть может, завтра я займусь поисками нейтральной почвы.

Мэдлин выглядела потрясающе даже, при смутном освещении; в ушах у нее сверкали сапфиры под цвет платья. Голос ее прозвучал сдавленно:

– Прошу прощения?

Роскошные выпуклости ее грудей сбивали его с толку. Он перевел взгляд на ее лицо и пояснил:

– Место, где мы могли бы встречаться и быть вместе, помимо наших домов и домов наших соседей.

Густые ресницы слетка опустились на прекрасные глаза.

– Нет. Я ценю ваше предложение – поскольку понимаю, что вы сделали его ради меня. Лично вы, полагаю, много лет назад покончили с приличиями и смущением. Но уверяю вас, в этом нет необходимости.

Ему хотелось бы пообещать ей, что свет забудет об их неосторожном поведении или не станет расценивать его как таковое, но свет, в котором они вращаются, не склонен прощать. Однако он все же постарается уйти утром. Множество незаконных связей вызывают разговоры, и слуги часто знают больше, чем самые законченные сплетники, но его желание защитить ее не ограничивалось намерением положить конец непристойным предложениям Фитча.

– Там будет больше возможностей побыть наедине.

– Я очень редко провожу ночь вдалеке от Тревора. Мы всегда завтракаем вместе. Он иногда нуждается в моем присутствии ночью, если ему приснится страшный сон или он заболеет. Хотя он становится старше и теперь это бывает не так часто. Прошу вас, поймите меня правильно.

– Это мне не пришло в голову.

Он невольно улыбнулся. Мэдлин, с соблазнительными голыми плечами и прекрасными волосами, с близкой, теплой, ароматной роскошной плотью, была для него только привлекающим телом. Он никогда не думал о ней как о матери.

– Я договорился, что Элизабет проводят домой, но моя ответственность перед девушкой девятнадцати лет это совсем не то, что ваша перед маленьким мальчиком. Простите мою неосведомленность.

– Прощать здесь нечего. Когда у вас будут свои дети, вы, вероятно, поймете, как…

Голос ее замер, и она на мгновение отвела глаза.

Она не могла знать, как ранят его эти слова. Он сказал только:

– Ваше независимое положение, как мне кажется, увеличивает меру его потребности в вас.

Он всячески старался сгладить неловкий момент. Не хочет ли она иметь еще детей? Это тоже не приходило ему в голову. Она подарила мужу наследника, но, быть может, ей хочется иметь большую семью. Может быть, женщины хотят иметь дочерей так же, как мужчины – сыновей?

Этого Люк не знал. Он представил себе Мэдлин, беременную его ребенком, и тут же отогнал это видение. Он уже потерял однажды женщину, которую любил, и дитя, которое она носила. И знал, что не выдержит этого во второй раз. У Мэдлин хотя бы есть сын.

– Да. – Ответ состоял всего из одного слова, произнесенного с твердостью и уверенностью. – Он не помнит, как потерял отца, потому что был тогда совсем маленьким.

– Возможно, я исхожу только из собственного опыта, но пережить такое бывает не намного легче, когда вы старше и всё помните. – Люк мрачно созерцал дома, мимо которых проезжала карета, шторки на окнах были подняты, поскольку ночь была приятной. – Я был в Испании, когда получил письмо из дому. Мы только что выбрались из кровавой перестрелки, полегли сотни наших, но это я мог понять – ведь то была война, но я не мог осознать, как совершенно здоровый человек, каким был мой отец, может внезапно умереть от того, что врачи считали чем-то вроде легкого кашля.

– Как жаль.

– Со мной было так. Представьте себе взрослого человека, привыкшего, иметь дело с разрушениями, которые приносит война, потрясенного до такой степени, что он уходит в свою палатку и рыдает как покинутое дитя. Думаю, что к этому никак нельзя быть готовым.

– Никто не считает, милорд, что вы сделаны из камня.

Она говорила очень тихо.

Может быть, но временами ему хотелось, чтобы его чувства не были так глубоки. За его внешней холодностью скрывался совсем другой человек.

– Как бы мы ни выглядели, у нас у всех есть свои демоны.

– Согласна. – Мэдлин немного помешкала и добавила: – Мне было до крайности неприятно, что лорд Фитч манипулировал мной. Я все время спрашивала себя – что еще может он сделать, кроме как унизить меня публично, и тут поняла, когда он начал приставать ко мне, что он может сделать кое-что и похуже.

– И вы ловко ударили его кочергой по голове, – заметил Люк бесстрастно, радуясь, что их разговор перешел на другую тему.

Кроме их безрассудного взаимного притяжения, они оба пережили слишком много потерь. He стоило сосредоточивать на этом внимания.

Она ответила укоризненным взглядом, но губы ее скривились.

– Я хотела сказать, что эта катастрофа заставила меня пересмотреть мою жизнь.

– Как это?

Колеса кареты громыхали по булыжной мостовой, ночь была теплая, момент мучительный. Он уже бывал именно в таком определяющем месте, где всё решается, где обстоятельства встречаются с судьбой, и все ж ничего не сказал. Он не был готов давать объяснения. Возможно, никогда не будет к этому готов.

Мэдлин неторопливым жестом поправила юбку и откашлялась.

– Как я уже сказала, Олти, вы – воплощенная снисходительность, и хотя мне очень не хочется в этом признаваться, вы, быть может, даже необходимы мне в качестве защиты от лорда Фитча. Я не стремлюсь скрывать нашу связь, если эта связь защищает меня и в определенном смысле моего сына. Я не хочу поддаваться шантажу только для того, чтобы избежать скандала.