Известно, что в этом хоромном строении на церковной земле, кроме Ивана Метлы, его жены Прасковьи Ивановой, его отца Авдея Борисова и брата Ивана Авдеева с женой Прасковьей Федоровой, проживало немало постояльцев. Так, зимой 1744/45 года среди жильцов были капрал 3-й роты Московского полка Иван Ефимов сын Елесов, солдатская вдова Матрена Иванова, отставной солдат Ермолай Григорьев с женой Ефимией Титовой и извозчик Степан Матвеев с женой Ульяной Васильевой [294].
Но женитьба, а потом и обустройство на новом месте нисколько не повлияли на склонность Ивана Метлы к воровству. Известно, что весной 1744 года доноситель Каин вновь привел его в Сыскной приказ «с поличной кисой {35} в грабеже у солдат». Дело пока обнаружить не удалось, но известно, что Метла на допросе с трех пыток признался «в воровствах — в таскании с возов хлеба и прочего, а во сколько поймов, за множеством не упомнит». По этому делу преступник подлежал битью кнутом, вырезанию ноздрей и вечной ссылке, но по амнистии, которую объявила Елизавета Петровна 15 июня 1744 года «по случаю благополучно оконченной войны со шведами» [295], везунчик вновь был освобожден без наказания [296]. Но на этот раз он не прожил на свободе и полугода.
Утром 28 января 1745 года в Московскую полицмейстерскую канцелярию со съезжего двора привезли тело женщины и привели Ивана Авдеева сына Метлу. В рапорте поручика Шушерина и прапорщика Баженова сказано: «…сего генваря 27 дня по полуночи в 1-м часу 11 команды 8 сотни соцкой Осип Михайлов с товарыщи привели в съезжий двор незнаемо какого чину человека с мертвым телом, а у приводу объявили: ходили де они по сотне своей для осмотру рогаточных {36} караулов и всяких непотребств, и как будут близ церкви Николая Чудотворца, что в Пыжеве, и в то время вышед из дому своего Журавлевой фабрики ученик Иван Авдеев, и говорил оному соцкому, что в доме у нас брат ево родной той же фабрики Иван Авдеев зарезал жену свою. Которой соцкой, пришед во оной дом, и взял оного Авдеева и мертвое тело, и привел в съезжий двор».
В тот же день подозреваемого и тело жертвы отправили в Сыскной приказ, где в первую очередь было произведено освидетельствование трупа, результаты которого зафиксированы в протоколе: «А по осмотру на том мертвом теле Прасковьи Ивановой явилась на груди рана близ вершка, значит проколото, на ней платье — душегрейка китайчатая, юпка желтая и рубаха в крови, значит от показанной раны». После этого тело женщины отдали священнику церкви Воздвижения Честного Креста Господня для погребения «в доме убогих», а обвиняемого допросили. Иван сразу признался в содеянном, поведав следующую историю:
«Сего генваря 27 дня в воскресенье был он, Метла, на… фабрике и ростребливал шерсть, заготавливал на дело на неделю для прядения той шерсти, и пришел в… жительство свое к жене своей означенной Прасковье Ивановой дочери.
И часу в другом ночи стали они ужинать: он, Метла, жена ево оная Парасковья, да первого Московского полку третей роты капрал Иван Ефимов сын Елесов, да жилица их вдова Матрена Никитина дочь. И сперва ели кашицы свиной, которая кашица была означенной жилицы… Матрены Никитиной, а не ево, Метлы. И он де, Метла, прошал у жены своей, Прасковьи, чтоб она принесла штей (щей. — Е.А.) своих, и она де стала отговариватца и в скорости штей не принесла. И он де, Метла, взяв со стола нож, которым рушат хлеб, и тем ножем, осердясь за то, что ево она, жена ево, не слушает и скоро штей не приносит, тем ножом в ту жену свою бросил, которым ножом вострием попало в грудь, и прошиб грудь. Которой нож оная жена ево из груди выдернула и бросила на стол, а сама села на постелю. И сидела на постели з час, и сидя, охала, а из груди шла кровь. И, посидя, упала на лавку и умре без ысповеди и бес причастия, понеже того в скоропостижной смерти не успели. А то де поколоние ножом учинил без умыслу в серцах за показанное непослушание жены своей, и что де видели и при том были означенные капрал Елесов и жилица Матрена Никитина, да отставной салдат Ермолай Григорьев, да жена ево Афимья Титова, да извощик жилец Степан Матвеев и жена ево Ульяна Васильева, да брата ево родного Ивана Авдеева жена Парасковья Федорова. А отца де ево, Метлы, родного и брата Ивана в том доме не было.
И брат де ево, Иван, уведал, что то смертное убивство учинилось, пошед первой надесят каманды к сотскому Осипу Михайлову, и о том убивстве на него, Метлу, объявил. И пришел тот сотской от рогаток с караульными, и ево, Метлу, и мертвое жены ево тело взяли, и привезли в съезжий двор в первую надесять команду».
Тогда же в Сыскном приказе преступник был осмотрен и в деле появилось описание его внешних данных: «…он, Метла, явился подозрителен — пытан, росту среднего, глаза карие, волосы на голове темно-русы, борода и ус небольшие изрыжа». После наведения справок выяснилось, что за последние три года он трижды содержался в Сыскном приказе, неоднократно подвергался пытке, а около полугода назад как вор-рецидивист подлежал суровому наказанию, но был освобожден по «милостивому» императрицыну указу. 3,29 апреля и 14 мая 1745 года Ивана Метлу пытали (поднимали на дыбу и били кнутом соответственно 25, 20 и 25 раз). Под пыткой он показал то же, что на допросе: «…жене своей Парасковье Ивановой поколоние ножем учинил подлинно без умыслу, а в других убивствах и воровствах ни в чем не винился» [297].
В пятницу 17 мая 1745 года в Сыскном приказе решалась его судьба. Члены присутствия, коллежский советник Петр Богданов и коллежский асессор Егор Непеин, в этот день приехали на работу в седьмом часу утра и заслушали пять докладов, в том числе о «суконной фабрики компанейщика Романа Журавлева ученике Иване Метле». Судьи приказали «означенному Метле за убивство жены своей без умыслу учинить наказание бить кнутом и сослать ево в ссылку в Оренбурх на поселение» [298].
Сын иконописца Иван Серков
Одним из самых опытных воров Москвы был Иван Яковлев сын Серков по прозвищу Жегала. В реестре «мошенников», составленном Иваном Каином, его имя стоит на первом месте, что не могло быть случайностью. Когда днем 29 декабря 1741 года Каин с солдатами вышли на Красную площадь, Серков был схвачен, но по дороге в Сыскной приказ ему удалось вырваться и скрыться. На следствии по доносу Каина служащие Сыскного приказа хорошо запомнили имя Ивана Серкова: многие выданные и пойманные Каином воры, давая признательные показания, не забывали упомянуть о Яковлеве. Например, сорокалетний «мошенник» Иван Голый на допросе показал: «…тому ныне з год он, Голой, спознался Большого суконного двора с учеником… Иваном Яковлевым, которой живет в Хлебенной улице своим двором… И оные товарыщи ево с ним, Голым, ходили мошенничать в разных местах» [299].
Но впервые арестовать Серкова удалось только летом 1746 года. Тогда Ванька Каин по показанию вора Гаврилы Рыжего поймал целую группу профессиональных преступников, своих былых приятелей. Все они признались в систематическом совершении краж на протяжении многих лет, а также дали подробные автобиографические сведения. Но показания Ивана Серкова наиболее откровенны. На тот момент ему было около пятидесяти восьми лет, и значительная часть его долгой по тогдашним временам жизни, как следует из его же рассказа, была связана с преступным миром и воровской деятельностью. На допросе в Сыскном приказе в августе 1746 года, после длинного перечисления совершённых в недавнее время краж, Иван признался, что с момента побега с Большого суконного двора более десяти лет назад (то есть около 1736 года) он «чинил воровства в торговых банях кражу деньгам и платья… повсядневно, кроме тех дней, в которые бань не топят… А имянно де ему, Серкову, сколько он со означенными товарыщи и один собою в объявленные десять лет в торговых банях чинил кражу деньгам и платья за множеством того воровства своево… показать ему никак невозможно» [300].
