В конечном итоге железо победило бронзу. Добыча меди и олова в Кампильезе и на острове Эльба прекратилась — возможно, из-за конкуренции рудников в Испании и Бретани, захватываемых средиземноморской торговлей, а может быть, из-за истощения месторождений. Про Эльбу Псевдо-Аристотель сообщает, что в его время (то есть в III веке до н. э.) меди там уже давно не находили, зато в тех же шахтах обнаружили много железа ^{333} . На сей раз ресурсы оказались неисчерпаемыми: считалось даже, что железные рудники острова Эльба заполняются заново, подобно карьерам Пароса по мере выборки мрамора ^{334} .

Изначально руду обрабатывали на месте, в многочисленных печах, выплевывавших в небо Средиземноморья клубы темного дыма — отсюда, как утверждают этимологи, и происходит греческое название острова, Aithaleia— «черный от сажи» ^{335} . Но с V века было замечено, что в печах, расположенных на острове, руда не выплавляется как следует, так что ее стали перевозить в Популонию, где оборудование было лучше. Можно представить себе вереницы тяжелых лодок, пересекающих канал шириной в десять километров. Порт, куда долгое время свозили бронзовые слитки из Кампильезе, а затем чугун с Эльбы, сделался крупным центром черной металлургии в Италии ^{336} . Псевдо-Аристотель, Варрон и Страбон не расходятся по поводу такого разделения труда, следствия технического прогресса, отделявшего добычу и плавку. Сегодня Популония лежит под огромной кучей шлака от железа, покрывшей ее некрополь и памятники древности, что красноречиво свидетельствует о размахе промышленного производства: 40 лет назад металлургические компании занялись переработкой местного пирита, который еще содержит 30 процентов железа, и эта неожиданная помощь оказалась на пользу археологам. Впрочем, об этом и так знали. Популония, как это видно из ее названия, была городом этрусского божества плодородия Фуфлунса, отождествляемого с Вакхом, но в этрусской теологии стоящим ближе к богу изобилия Сатре. С III века до н. э. на монетах стали чеканить изображение Вулкана с клещами и молотом. И когда в 205 году до н. э. Сципион потребует у городов Этрурии самых разных приношений, от Популонии он хотел только одного — железа ^{337} .

Что касается техники выплавки металлов, по крайней мере в эпоху упадка, то на этот вопрос проливает свет — а иногда и наводит тень — Посидоний Апамейский, подробно говорящий о рудниках Испании и, надо полагать, не оставивший без внимания рудники Этрурии. У Диодора Сицилийского мы читаем: «На острове Эльба много скал, содержащих железную руду и сидерит, их разбивают на куски, чтобы выплавить чугун и железо. Те, кто занимается этим делом, дробят их и обжигают в превосходных печах, где они под действием могучего огня плавятся и превращаются в слитки нужного размера, похожие на огромные губки. Купцы покупают их оптом и везут в Путеолы или в иное место, где их можно продать. Их покупают дельцы, на которых работает целая армия ремесленников, и превращают во всевозможные изделия из железа: оружие, мотыги, косы и прочие орудия прекрасного качества. Затем купцы везут их во все уголки мира, облегчая таким образом там жизнь» ^{338} .

Этот текст интересен не только заключением, в котором цитату из историка преподносит философ-стоик, восторженно прославляющий торговлю, несущую блага цивилизации повсюду, где живут люди. Уже из этого можно заключить о времени его создания: Диодор описывает вовсе не наиболее древнюю фазу в развитии черной металлургии на Эльбе, а последнюю ее стадию, когда Путеолы («маленький Делос» по выражению Луцилия) во II веке до н. э. стали крупным emporium [26]Италии, поддерживающим тесные торговые отношения с Грецией и с покоренным Востоком ^{339} . Да, текст интересный, но в нем, возможно, по вине автора краткого изложения, есть пропуск или ошибка: то, что в Путеолах выковывали сельскохозяйственные орудия, вполне соответствует нашим представлениям о деятельности местных мастерских во времена Катона ^{340} ; то, что там делали оружие для наемников или гладиаторов-самнитов — факт менее известный, но ничего удивительного в нем нет ^{341} . Вот только Диодор, по-видимому, выбросил из текста Посидония часть фразы о роли Популонии между добычей ископаемых на Эльбе и изготовлением конечного продукта в Путеолах. Разве что издали Эльба и Популония слились воедино в одном расплывчатом выражении.

Во всяком случае, примерно сотню лет спустя, на заре нашей эры, Страбон еще сможет написать: «С высоты города, куда я нарочно поднялся, я увидел вдали Сардинию, Корсику и, чуть ближе, остров Эльба. Увидел я и плавильные печи, где обрабатывают железо, привезенное с этого острова». Следовательно, печи Популонии еще не погасли и в них по-прежнему загружали только что добытую руду. Восстановим же опущенное слово «популонцы» в том месте, где, судя по текстам Псевдо-Аристотеля, Варрона и Страбона, оно было обязано находиться, будучи тесно связанным с уточняемыми словами «те, кто занимаются этим делом». Кстати, именно в Популонии должны были находиться «превосходные печи», упомянутые Диодором, а вовсе не на Эльбе, о которой все как один заявляли, что ее печи неудовлетворительны.

Из этого ненадежного отрывка все же можно почерпнуть ценные указания о несовершенстве методов плавки в Популонии: они представляли собой всего лишь предварительный обжиг. То, что после обработки слитки внешне напоминали губку, приводит на память замечание Плиния Старшего, удивлявшегося тому, что «при плавке руды железо становится жидким, как вода, а потом, затвердевая, раскалывается на пористые куски — in spongeas frangi» ^{342} . Следовательно, в то время в Популонии не могли довести до конца процесс обработки металла — поэтому там и не производили уже ремесленных товаров. Популония могла лишь вздыхать о своем былом процветании. Ее печи еще функционировали, но, как подмечает Страбон несколькими точными штрихами, «сегодня этот городок совершенно пустынен, если не считать храмов и нескольких домов. Немного более оживлены так называемый арсенальный квартал, маленький порт у подножия холма и две внутренние гавани». Пройдет еще четыре столетия, и Рутилий Намациан, остановившийся здесь 4 ноября 417 года н. э. на пути в родную Галлию, увидит лишь «городскую стену, обрушившуюся то здесь, то там, и крыши, погребенные под развалинами» ^{343} . Ветры Истории больше не дули в паруса бывшей промышленной столицы этрусского мира, новой кузницы Вулкана, Питсбурга античности; а ведь раньше, когда ее стены покрывались копотью от плавильных печей, ей не нужны были Путеолы, чтобы завершить обработку металла и выковать соху Тагеса или секиру Макстарны.

Большая, деятельная и многоликая страна с полями, отвоеванными у болот, с корабельными лесами и зарослями кустарника, с судостроительными верфями и рудниками, с квадратами хлебных полей и виноградниками вокруг городов! Прежде чем войти в эти города, бывшие сутью Этрурии, нам остается воссоздать сеть дорог — нервную и кровеносную систему этого обширного тела, обеспечивавшую сообщение между ее регионами.

Сложно сказать, были ли в хорошем состоянии дороги страны. В этом плане римское завоевание привело к бесповоротному разрыву Этрурии со своим прошлым. Все крупные дороги античности, проходящие через Этрурию, все известные нам маршруты, по которым проложены и современные трассы, были построены после завоевания и ведут, как и положено, в Рим: виа Аурелиа, построенная в 241 году до Рождества Христова, шла вдоль побережья из Рима в Пизу; виа Клодиа (225 год) на внутреннем плато — через Бьеду, Тусканию, Матернум (Фарнезе) и Сатурнию; виа Кассиа (154 или 125 год), лежащая дальше к востоку, — из Рима во Флоренцию через Вольсинии, Клузий и Арретий; виа Америна (около 241 года) поднималась по правому берегу Тибра до Америи. Эти четыре дороги выходили из Рима, центра мира, и служили исключительно целям римлян, необязательно совпадавшим с целями этрусков, а иногда и противоречившим им. Например, одна старая дорога шла из Цере в Вейи, а оттуда в Пренесте, чтобы попасть в Кампанию, минуя Рим; она пересекала Тибр в Фиденах (Кастель-Джубилео), в восьми километрах вверх по течению, и вполне вероятно, что легендарный поход трехсот Фабиев на Вейи был затеян для того, чтобы завладеть этим путем сообщения ^{344} . Римляне никогда не заботились о поддержании этой дороги в хорошем состоянии, зато построили в Этрурии четыре других, о которых мы уже говорили — четыре пути доступа в покоренную страну, чтобы как можно быстрее перебрасывать легионы на север Италии, для отражения угрозы со стороны галлов и в перспективе новой экспансии.