Айви стояла вместе с бабушкой в реанимации и смотрела, как тихо умирает мать. Она до сих пор чувствовала сладковатый запах антисептика и слышала бормотание, вздохи и металлическое чавканье оборудования, сконструированного для того, чтобы сохранить жизнь людям, пытавшимся умереть.

«Признайтесь себе, что вы не можете управлять алкоголиком», — шептала про себя Айви первое правило Общества анонимных алкоголиков в собственной интерпретации, за которым следовал вывод: «Тот факт, что она была твоей матерью, вовсе не означает, что и ты станешь такой же, как она».

Долгие дни, которые складывались в не менее долгие недели, они с бабушкой обреченно ждали, когда же мать перестанет дышать. Ощущение было сродни тому, какое испытываешь, глядя, как на спидометре исподволь накапливаются нули и вдруг оказывается, что вашей машине уже нужен капитальный ремонт. Айви боялась хоть на мгновение отвести глаза.

А потом совершенно неожиданно все закончилось. Мать умерла. И больше не было полубезумных звонков посреди ночи. Не было испорченных каникул, прерванных слезливыми извинениями, вполне искренними, как считала Айви, после чего следовали обещания, поверить которым она уговаривала себя вновь и вновь.

Ребенок пошевелился, упершись ножкой в ребра Айви, и заставил ее очнуться от воспоминаний. Она надеялась, что крохотной малышке, которую она носила в себе, никогда не доведется ощутить той пустоты в душе по отношению к ней, какую она испытывала к своей матери. Потому что к тому времени, как ее мать умерла, других чувств у Айви уже не осталось. Исполненные благих намерений друзья уверяли ее, что когда-нибудь она начнет жалеть мать, но этого так и не произошло.

Перед мысленным взором Айви возник образ бабушки Фэй, покачивающей костлявым указательным пальцем. «Сосредоточься на том, что ты в состоянии изменить, и забудь обо всем остальном». Должно быть, этим и объясняется ее безумная затея с уборкой. Откровенно говоря, Айви можно было назвать в лучшем случае посредственной хозяйкой, не склонной обращать внимание на разбросанные вещи и горы посуды в раковине. Хотя, когда ей вожжа попадала под хвост — или когда на нее снисходило вдохновение, поправила она себя, яростно орудуя шлангом под письменным столом, — она с легкостью наводила порядок в доме, ничуть не хуже образцовых чистюль. Настоящая Марта Стюарт. [12]

Покончив с уборкой, Айви удовлетворенно огляделась по сторонам. В общем, если учесть, что удалось обойтись без влажной уборки — а тогда Дэвид имел бы полное право вызвать крепких ребят в белых халатах, — она, пожалуй, сделала все, что могла.

Айви чихнула, и мгновением позже у нее в животе завозилась малышка. Бада-буум, бада-бинг. Иногда она ощущала себя партнером комика в комедийной пьесе на двоих.

Ладно, попозже, может быть сразу же после обеда, она займется подвалом.

И что потом? Айви крепко зажмурилась, стараясь справиться с нахлынувшей волной паники. Сегодня официально начался ее декретный отпуск. Символично, кстати, что она подсознательно уже настолько далеко отстранилась от работы, что даже не потрудилась перенести домой из машины свой портативный компьютер. Ярчайшим тому подтверждением служил ее КПК, где в списке неотложных дел значились лишь визиты к гинекологу, посиделки по случаю грядущего рождения Тыковки во вторник вечером в офисе «Роуз Гарденз» и обед с Джоди на следующий день. И все, точка.

Впрочем, нельзя сказать, что она уж очень будет скучать из-за того, что теперь не нужно вставать в шесть утра и мчаться в Кембридж. В конце концов, ее коллеги прекрасно справятся и без нее: в течение всего-навсего восьми недель они вполне добросовестно будут обновлять сайты во Всемирной паутине и выпускать пресс-релизы «Мордаунт Текнолоджиз», одной из немногих уцелевших компаний, все еще продающих свои услуги и товары через Интернет.

Айви снова чихнула, вытерла руки о джинсы и стала спускаться по лестнице, направляясь в их главную спальню. Когда она распахнула дверь, в лицо ей ударила волна теплого воздуха и она глубоко вдохнула терпкий мускусный аромат присутствия Дэвида. Его макушка едва виднелась из-под теплого стеганого одеяла.

Пожалуй, надо дать бедняге возможность передохнуть, ведь после того, как их ребенок появится на свет, вряд ли кто-нибудь из них сможет позволить себе понежиться утром в постели.

Оставив дверь открытой, Айви спустилась на нижний этаж. У самого подножия лестницы на декоративной стойке перил, украшенной изящной резьбой, стояла бронзовая статуэтка женщины высотой в полтора фута. В воздетой вверх руке женщина держала бейсболку Дэвида с солевыми разводами от пота и вышитой надписью: «Роуз Гарденз» — над козырьком. Айви провела пальцем по пыльным складкам платья, укутывавшего фигурку. Она уже давно собиралась снять отсюда Бесси, как прозвал статуэтку Дэвид, и помыть ее. Но не сейчас, а позже. Может быть.

Она вошла в кухню, достала из холодильника молоко и сделала большой глоток прямо из картонки. Просто изумления достойно, как человеческий организм настоятельно требует того, что ему необходимо. Айви подцепила из баночки горсть соленых орешков. Интересно, какие такие витамины или минералы содержатся в кешью, что теперь ее тошнит от некогда любимого темного шоколада?

Бело-зеленый плакат, который завез им Тео, так и стоял, прислоненный к невысокому кухонному шкафчику. Крупные буквы на нем кричали: «Поддержим Спиридиса и выберем его в Сенат штата!» В верхнем правом углу красовался портрет Тео, от которого буквально разило серьезной сдержанностью и решительным упрямством. На фотографии Тео отчаянно старался не выглядеть тем стопроцентным эгоистом, каковым являлся на самом деле. Тео, лишенный индивидуальности, растерявший все свои пороки и достоинства. Готовясь к длительной и утомительной предвыборной кампании, он даже остриг свой «конский хвост», которым так гордился раньше.

— Где ты выкопал этого самозванца, который позировал вместо тебя для фотоснимка? — обратилась к нему Айви, когда впервые увидела плакат.

— А ты разве не знаешь? У меня есть брат-близнец, олицетворяющий собой вселенское зло, — подмигнув, откликнулся Тео и расплылся в широкой улыбке.

Айви взяла плакат и понесла его к входной двери. Выйдя на крыльцо, она подняла голову. Небо было чистым и безоблачным, а в воздухе ощущалась прохладная и кристальная свежесть, какая бывает только осенью и только в Новой Англии.

Она воткнула древко плаката в траву на лужайке, прикрыла глаза ладонью от солнца и оглянулась на свой дом. Действительно, зрелище не для слабонервных. Когда агент по продаже недвижимости впервые показал им особняк, ей показалось, что с момента постройки его не касалось ничто, кроме превратностей погоды, и наружные стены выглядели так, словно их обработали пескоструйкой. Но свежая краска — целых три слоя — сотворила чудо. Наличники обрели розовато-лиловый оттенок. Чешуйчатая кровельная дранка между первым и вторым этажами стала темно-желтой, а обрешетка крыльца и конек крыши над великолепным арочным многостворчатым окном отливали благородным дымчато-зеленым колером.

Интерьер заслуживал отдельного описания. Как и обещало объявление в газете, его нельзя было охарактеризовать иначе как примитивно-нетронутый. Впрочем, объяснялось подобное состояние довольно просто. Дело в том, что много лет назад его прежний владелец мистер Власкович, как истинный отшельник, отгородился от всего мира в кухне. Там он поставил металлическую кровать и дровяную плиту, обходясь единственным источником света — лампочкой без абажура. Счет за электричество для огромного особняка упал до невероятно низкой суммы — 96 долларов в год перед тем, как он был выставлен на продажу. А счета за водопровод и канализацию оказались еще меньше.

Три года назад Айви и Дэвид вселились в особняк, даже не подозревая о том, чего им будет стоить обогреть старый и просторный дом. У них даже не было возможности смыть воду в туалете наверху или включить старинные чугунные радиаторы до тех пор, пока они не подписали договор купли-продажи. Должно быть, лишь небывалая вера в свои силы подвигла их совершить платеж, который начисто опустошил их банковский счет.