Айви поднатужилась и напряглась еще раз, и еще раз, и еще. А доктор Шапиро приговаривала, что осталось еще немножко, что надо потерпеть и что следующий раз обязательно станет последним.

— Все, стоп! — скомандовала доктор Шапиро. — Отдохнете чуточку.

Айви с трудом подчинилась. Стремление тужиться и толкать казалось непреодолимым.

— Дыши, дыши, дыши! — запричитал Дэвид, обняв ее рукой за плечи.

В комнате стало тихо. Айви усиленно задышала, а пот попадал ей в уши и стекал по шее.

— Хорошо, хорошо, очень хорошо, — сказала доктор Шапиро. — Ну, а теперь самый последний раз. Тужьтесь! Толкайте! — выкрикнула она, и эхо ее голоса пошло гулять по комнате, отражаясь от стен.

Айви поднатужилась, собрав последние остатки сил, а потом испуганно охнула, когда давление вдруг вырвалось наружу и ослабло, как пробка, выскочившая из горлышка бутылки шампанского. Воцарилась мертвая тишина, которая показалась ей невыносимо долгой. И вдруг ее нарушил тоненький плач.

— Девочка, — прошептал ей на ухо Дэвид. — Как ты и говорила. — И он ласково сжал ей руку.

Айви с трудом приподняла голову и прищурилась, надеясь разглядеть медсестру, державшую на руках ее ребенка. Вот она обтирает ее малышку. Обмывает ее маленькую девочку. Тыковка напряглась изо всех своих силенок, личико у нее было красным и сморщенным. Она крепко зажмурила глазенки, стиснутые крошечные кулачки подрагивали, а ротик широко открылся. Глядя на дочку, Айви чувствовала, что сердце вот-вот выпрыгнет у нее из груди.

И кричала новорожденная совсем не так, как того ожидала Айви: издавала быстрые всхлипы, перемежавшиеся тоненьким писком, вместо громогласного гулкого рева.

— Я так боялся, что не успею, — пожаловался Дэвид.

— А я боялась, что ты вообще не приедешь, — едва слышно ответила Айви.

Медсестра поднесла им малышку. Девочка была завернута в розовое одеяльце, и высохшие волосики у нее на голове уже завивались мягкими колечками и кудрями.

Айви приняла на руки толстенький маленький сверток. Коснулась головки ребенка губами. Какая мягкая и бархатная кожа! Глазенки девочки медленно открылись, и она взглянула на мать с выражением такой бесконечной мудрости, что от нахлынувшей нежности у Айви перехватило дыхание. Она даже испугалась, что от счастья у нее сейчас разорвется сердце.

— Привет, Тыковка, — прошептала она. — Моя дорогая маленькая дочурка. — Ресницы у девочки оказались просто потрясающими.

Дэвид осторожно провел по щечке малышки согнутым указательным пальцем.

— Она очаровательна.

Айви развернула одеяло и нащупала ножку. Кожа, сморщенная и розовая, живо напомнила Айви костлявую цыплячью ножку в мешковатых леггинсах телесного цвета. Крошечные пальчики торчали врастопырку — все пять.

Дэвид поцеловал малышку в пятку, и по его щеке скатилась слеза.

Сейчас у Айви было все, чего она едва не лишилась навсегда: Дэвид, их ребенок, их совместная жизнь, все их мечты и надежды на будущее.

Очертания комнаты вдруг расплылись у нее перед глазами, и Айви поняла, что плачет — горько и безудержно, громко всхлипывая и захлебываясь слезами. Казалось, где-то внутри нее поток эмоций наконец-то прорвал плотину сдержанности.

Она схватила Дэвида за руку и уткнулась ему носом в плечо. Медсестра подбежала к ней и забрала ребенка. Дэвид обнял ее и крепко прижал к себе, баюкая и укачивая.

— Все уже закончилось. Все хорошо, все хорошо, — жарко зашептал он ей на ухо и еще крепче прижал к себе. — Прости меня.

Айви вздрогнула и спрятала лицо у него на груди. Хирургический больничный халат, который выдали Дэвиду на входе в родильное отделение, промок от ее слез.

— Ты имеешь полное право сердиться на меня. Я… — Голос у него прервался. Он погладил ее по голове и поцеловал в шею. — Я ничего не знал. А потом мне стало казаться, что я больше никогда не увижу тебя. Не увижу нашего ребенка. — Айви чувствовала, как отчаянно колотится у него сердце. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

От избытка переполнявших ее чувств Айви не ответила и лишь молча смотрела на мужа.

— Айви… — Лицо Дэвида исказилось от боли, глаза наполнились слезами.

— Столько лжи… На каждом шагу ложь, ложь, ложь, — прошептала она.

— Я думал, что защищаю и оберегаю…

— Кого?

— Тебя. Нашего ребенка. Себя. — Он понурил голову. — Я думал, что поступаю правильно.

Ночью Айви перевели в обычную палату. Дэвид отправился домой, чтобы прибраться и хоть немного поспать.

Ранним утром, она приняла душ и долго стояла под горячими струями воды, подставляя их ласковым объятиям ноющую спину и бока. Огромный лиловый синяк на правом бедре и опухшее правое же плечо были единственным напоминанием об отчаянном спуске по тросу лифтового подъемника. Небольшой порез на боку, оставленный ножом Мелинды, тоже немного саднил, когда она намыливалась.

Айви переоделась в ночную рубашку мягкого шелка — шикарный подарок, который сделала ей Джоди, — и вернулась обратно в постель. А потом она заснула — долгим и крепким сном без сновидений — впервые за много дней и ночей.

Разбудили ее яркие солнечные лучи, заливающие палату ослепительным светом. Рядом в кресле сидел Дэвид и баюкал на руках малышку, радостно улыбаясь ей.

Девочка широко распахнутыми глазенками внимательно рассматривала его, приоткрыв ротик. Губки ее сложились буквой «о».

Айви потянулась, зевнула и тут же скривилась от боли. Мышцы ее запротестовали даже против такого безобидного движения. Она повернулась на бок и протянула руку Дэвиду.

Тот улыбнулся ей в ответ.

— Знаешь, наша малышка — просто чудо. Настоящая красавица. — Он подставил дочурке указательный палец, и она немедленно завладела им, обхватив его своими розовыми ручонками. — Тебе не кажется, что самое время дать ей имя?

— Согласна. Оно должно быть звучным и сильным. Может, пусть начинается на букву «Ф», в честь бабушки Фэй? — размышляя вслух, заявила Айви.

— Фанни? — предложил Дэвид.

— А что, мне нравится. Немного старомодно, зато очень мило, — заметила Айви.

— Флора?

— Флора Роуз? — Айви недовольно поморщилась.

— О, прошу прощения. Я совсем забыл. Правило четыре точка один точка три. — Дэвид поцеловал крошечный кулачок девочки. — Приношу свои извинения, но клиенту полагается лишь один красивый цветок.

Айви потерла бабушкин амулет, зажав его между большим и указательным пальцами. Наконец-то он вернулся на свое законное место, туда, где ему и полагалось быть, — свисал на цепочке с ее шеи.

— Право, не знаю, что и сказать. Флора — очень красивое имя, — прозвучал с порога чей-то голос. Айви повернула голову и увидела миссис Биндель, сидевшую в кресле-каталке. За ее спиной возвышался детектив Бланчард. — Когда-то у меня была подруга, которую тоже звали Флора.

— Миссис Биндель! — радостно воскликнула Айви. Она нажала кнопку, чтобы приподнять изголовье кровати. — Вы уже на ногах и разъезжаете повсюду.

— Разъезжаю — это уж точно. Что касается «на ногах», то здесь вы несколько преувеличиваете, — заявила миссис Биндель. — Можно войти, точнее, въехать? Мы ненадолго.

— Конечно, — ответила Айви.

Бланчард перевез коляску с миссис Биндель черев порог и вкатил ее в палату.

— Я не смогла больше ждать, — жизнерадостно сообщила им соседка. — Я должна извиниться перед вами. Сегодня утром меня навестил Аль. Когда он рассказал мне обо всем, я потребовала, чтобы он немедленно отвез меня сюда.

Аль? Детектив Бланчард даже покраснел от смущения.

— Я ведь думала, что это вы огрели меня по голове, — заявила миссис Биндель. — Но разумеется, это были не вы. Это оказалась та, другая женщина, которая исчезла. Впрочем, насколько я понимаю, она не исчезла, а просто пряталась где-то. Подумать только, какой из-за этого поднялся шум! Ужасная особа, — Она перевела взгляд на детектива Бланчарда, выразительно приподняв брови.

— Верно, — поддакнул тот. — Мелинда Уайт шла через задний двор миссис Биндель, возвращаясь к вашему дому после того, как побывала в бунгало своей матери, и тут миссис Биндель буквально застала ее врасплох. И Мелинда испугалась, что миссис Биндель догадается, что она — это все-таки не вы. По ее словам, она всего лишь хотела оглушить миссис Биндель.