— Когда… — начал было не понимающий намеков фотограф.
Но Дон остановил его, положив тяжелую руку на плечо.
— Тогда мы пойдем, — твердо сказал он. — Спокойной ночи, мисс.
— Спокойной ночи.
Алексис закрыла дверь и прислонилась к ней со вздохом облегчения. Майкл Слейн вышел из комнаты и глянул на нее без выражения.
— Значит, мы все-таки остаемся на ночь. Она подпрыгнула.
— Что?
Он сделал шаг вперед.
— Ты сказала, что ложишься спать. — Да, но…
— Хорошая мысль, — тихо сказал он.
Алексис ни с того ни с сего залилась пунцовой краской. Майкл Слейн злорадно рассмеялся.
— Спасибо, да, — сказал он. — С удовольствием останусь.
Это заставило ее отойти от двери.
— Ни в коем случае, — твердо промолвила Алексис. — Ты немедленно возвращаешься к Шейле Мэлори.
Майкл Слейн покачал головой.
— Ну, нет. Ты сказала Питеру Равене, что я убежал, когда ты закричала. Он экипируется и вернется на прием. — (Алексис смотрела выжидающе.) — Чтобы получить мою часть материала, — терпеливо объяснил он. — И фотографию, конечно. Ты представляешь, какой удар это нанесет по образу крутого парня?
— И чтобы восстановить образ крутого парня, ты решил провести ночь со мной, — горько заметила она.
Он театрально вздрогнул.
— Это невеликодушно. Я никому не скажу, если ты сама будешь молчать.
— Тогда…
Он терпеливо, по-братски положил ей руку на плечо, что заставило Алексис стиснуть зубы. Майкл отвел ее обратно в гостиную.
— К утру Равена решит, что упустил меня, — толковал он. — После этого он утратит всякий интерес к тебе. Мы сможем выйти по отдельности или вместе, и никто об этом ничего не узнает.
— Я буду знать, — тревожно сказала Алексис. У нее было плохое предчувствие, и она не хотела, чтобы Майкл Слейн оставался на ночь в квартире отчима.
Он потрепал ее по щеке.
— Но ты же никому не скажешь.
Она подняла глаза, чувствуя еще большую тревогу.
— Это угроза?
Он вдруг смутился. Потом скривил губы.
— Если хочешь, можешь расценивать и так. Она вспылила:
— Это безумие. Не понимаю, почему я должна все это терпеть. Я позвоню Шейле.
Майкл пожал плечами.
— Она скажет тебе то же самое. Потерпи ночь, и все обойдется. Если, конечно, ты не хочешь продолжить общение с прессой.
— Я последую совету Шейлы, — с достоинством ответила Алексис.
Шейла нетерпеливо выпалила в трубку:
— Шейла Мэлори. Кто это и что у вас за катастрофа? Лучше бы ничего серьезного, потому что я безумно занята на приеме.
— Алексис Брук, — сказала девушка. — Я наверху. У меня ваша знаменитость.
— Что?
Она объяснила. Шейла развеселилась.
— Ну что ж, спасибо, что дала знать, милочка, но я ему не нянька. Во всяком случае, пока. Желаю хорошо провести время, — всепрощающе добавила она.
— Шейла!.. — завопила Алексис, поняв, что та сейчас положит трубку. — Я хочу, чтобы он ушел.
— Он уйдет, — успокоила Шейла. Ей было по-прежнему весело. — Завтра утром у него интервью для какого-то дамского журнала. К этому времени он вернется в гостиницу.
— Но…
— Слушай, милочка. Он ничего не ломает?
— Фотограф спрашивал то же самое, — медленно произнесла Алексис.
— В буйстве он это обычно делает, — буднично сообщила Шейла. Она явно не собиралась предлагать помощь. — Но если он в своем уме и не пьет, тогда все в порядке. Можешь не волноваться. Выставь его вместе с разносчиком молока, когда уйдут папарацци. Да, еще, — вспомнила она, — заставь его расписаться в книге визитеров.
Хихикнув, она отключилась. Алексис с отвращением посмотрела на издающую короткие гудки трубку.
— Большое спасибо.
Совершенно рассерженная, она вернулась к Майклу Слейну сообщить, что он оказался прав. В гостиной никого не было.
— Майкл? — позвала она. — Ты был прав. Шейла сказала, что тебе лучше уйти рано утром.
Озадаченная, она безуспешно поискала его на террасе. В коридоре его тоже не было. И в кабинете Фреда. Дверь в темную ванную была открыта.
Она позвала громче:
— Где ты? Тебе придется остаться. Я найду спальный мешок…
И вдруг ее пронзила страшная мысль. Она быстро подошла к спальне и распахнула дверь. Полураздетый Майкл Слейн лежал растянувшись на кровати с балдахином. Он крепко спал.
Алексис смотрела, и раздражение боролось в ней с тревогой. И вдруг, теперь, когда враг уже не мог ее увидеть, в Алексис проснулось чувство юмора. Она расхохоталась.
Это была единственная в доме кровать.
Темно. Тесно и неудобно. В запястье боль, ноги озябли. Алексис беспокойно поерзала и вдруг оказалась рядом с чем-то теплым и мускулистым. Озноб начал проходить. Она удовлетворенно вздохнула и снова погрузилась в забытье.
Зато утром она вспомнила все.
Солнце золотило края портьер. Но это были не ее портьеры.
Алексис приподнялась на локте, расчесывая спутанные волосы пятерней и щурясь на солнце. Где же это?… Внезапно справа от нее что-то повернулось и вздохнуло. Она посмотрела. Вспомнила И пришла в ужас.
Она провела ночь — или большую ее часть, — доверчиво прижавшись к руке исчадья ада. И сейчас эта рука небрежно лежала на ее заголившемся бедре.
Алексис посмотрела на эту большую, мощную руку. Сейчас, во сне, она была безвольно разжата. Девушка сглотнула. Осторожно, едва дыша стала отодвигаться прочь.
Ладонь дернулась и властно обхватила ее ногу. Алексис похолодела. Непрошеный компаньон беспокойно забормотал во сне. Ладонь задвигалась по коже, будто гладя кошку. Глаз он не открывал.
Алексис сжала зубы и решила переждать эту ласку, пока он снова не заснет крепко. Бог весть, за кого он ее принял, — если на самом деле он знает имена женщин, с которыми просыпается, цинично подумала она.
Его глаза открылись. Алексис смотрела на него сверху вниз, смущенная до смерти. Сначала темные глаза глядели озадаченно. Потом в них заблестело понимание. Она видела, как менялось лицо, заостряясь, и губы поползли вверх в уже знакомой улыбке. Это была недобрая улыбка.
Рука скользнула вниз и осторожно погладила ее колено, отчего Алексис пробрала дрожь. Ощущение было новым для нее. Она не могла шевельнуться.
— Прекрати, — хрипло сказала Алексис. Улыбка стала шире. Он не отводил глаз. Чуткие пальцы продолжали свое дело. Казалось, он опутывает ее невидимой сетью. Будто знает, что парализует ее волю.
Как паук — муху, подумала она, и чары рассеялись.
Она отдернула колено и приготовилась спрыгнуть с кровати. Он остановил ее, бесцеремонно обхватив рукой за шею.
— Нет, — простонала Алексис, когда он с непреодолимой силой потянул ее к себе.
За исключением этого быстрого и неожиданного движения, ничто в нем не шевельнулось. Жестокий рот по-прежнему улыбался, глаза полуприкрыты. У него был почти рассеянный и определенно безразличный вид. Но поцелуй не был рассеянным. Или безразличным.
Потеряв равновесие и ударившись о стальную грудь, Алексис за несколько секунд испытала целый калейдоскоп чувств. Я не могу высвободиться, подумала она. А потом тревожнее: и не желаю.
Он тихо засмеялся.
— Не то, чего ты ожидала?
Алексис приподняла закружившуюся голову. — Что?
— Ты забралась ко мне в кровать, — пояснил он. В голосе звучал металл. — После того как я заснул, вероятно. По крайней мере я не помню, чтобы приглашал тебя поспать со мной.
— Вот как!.. — Алексис попыталась вырваться.
Он не обратил на ее сопротивление никакого внимания. Его глаза ничего не выражали, а руки, словно бы превратившись в стальные прутья, притянули ее для нового поцелуя.
Алексис боролась, но Майкл сломил ее жалкий отпор. Никогда в жизни она не ощущала себя такой беззащитной.
Он был сама нежность. Но Алексис не покидало ощущение, что на самом деле он очень разозлен, а нежность — продукт богатого опыта в технике любви. Иначе он причинил бы ей боль. Она была уверена, что он наказывает ее за что-то.
Она пыталась протестовать, но протесты подавлялись его языком.