Майкл Слейн пожал плечами.

— Ей понравился сценарий с восточной героиней. Человек был обескуражен. Но ясно было, что на внимание Майкла Слейна рассчитывать ему более не приходится. Совершенно несчастный, он побрел прочь. Алексис вспомнила длинноногую калифорнийскую блондинку, постоянную партнершу Майкла Слейна в его фильмах, и брови ее поползли вверх. К большому удивлению, она обнаружила понимание во взгляде Майкла Слейна. Похоже, он разделял ее скепсис.

— Да, для гримеров это будет серьезное испытание, — согласился он.

— Этот фильм действительно будут снимать? — невольно спросила она.

Глаза снова стали ледяными.

— Об этом лучше узнать на студии. Шейла поспешила вмешаться:

— Никогда не спрашивай актера о будущей роли, золотце. Они тоже суеверны.

Майкл Слейн поднял брови.

— Вы суеверны, Алексис? — протянул он со знаменитой хрипотцой.

Кончиками нервов она почувствовала опасное притяжение, будто от прикосновения к оголенному проводу. Она его не знает. Ей не нравятся его манеры, и он даже не пытается вести себя пристойно. Разозленная, Алексис сказала себе: он не может так действовать на меня. И отступила на шаг.

— Я — нет, — твердо сказала она. — А вот Шейла — да. — Решив кольнуть и его, она продолжила со сладкой улыбкой: — Она не хочет говорить о вас, боясь, что вы превратитесь в облачко зеленого дыма.

Шейла издала театральный вопль протеста, впрочем приглушенный, чтобы не привлекать внимания окружающих. Глаза Майкла Слейна сузились.

— И что это значит?

В голосе слышалась смутная угроза. Алексис запоздало сообразила, что сослужила хозяйке плохую службу. И все же она не отступит перед Майклом Слейном.

— Вам лучше знать. С кино я никак не связана. И совершенно им не интересуюсь, — уничтожающе отрезала она.

— Алексис… — выдохнула потрясенная Шейла. Майкл Слейн не был потрясен. Или уничтожен.

Он был слегка позабавлен и очень, очень холоден.

— А с какой же профессией вы связаны, Алексис? Профессиональная падчерица?

Алексис частенько чувствовала себя паразитирующей на Фреде. Но услышать намек на это от другого, да еще произнесенный подобным тоном!.. Она метнула взгляд потемневших глаз и окончательно забыла о хороших манерах.

— Всего на полставки, — сказала она с фальшивой улыбкой.

— А другая половина?

Это не была светская учтивость. В вопросе скрывалась сталь.

— Музыка.

— На каком уровне?

Настоящий допрос. Удивление Шейлы чувствовалось на расстоянии. Алексис задрала подбородок и ответила честно:

— Только пытаюсь пробиться. Услышав это, он поднял бровь.

— Играете? Поете? Продаетесь для фильмов? Алексис скрипнула зубами.

— Ну уж нет. Я из тех, что голодают на мансардах.

Майкл Слейн улыбнулся своей чувственной улыбкой. Алексис пробрала дрожь. Может быть, улыбка у него и чувственная, но первое наблюдение было верным — недобрая.

Он кивнул.

— О таких снимают фильмы, — сухо заметил он. — Обычно герои становятся знаменитыми.

Меткий удар. Алексис удалось не поморщиться, хотя он угодил в больное место. Майкл Слейн знать этого, конечно, не мог. Но ей-то не стало легче, и отношение к собеседнику у нее отнюдь не улучшилось. Он напомнил именно о том, что она предпочла бы забыть.

С Патриком все складывалось плохо. Он никак не мог понять, почему она не хочет иметь с ним дела, когда он в нее так влюблен. А к другому преподавателю он ее не отпустит. Помня доброжелательность, встреченную в доме его родителей, когда его мать оказалась единственным человеком в мире, беспокоящимся о ней, Алексис не могла подавать повода к сплетням просьбой о замене в середине семестра.

Атмосфера на занятиях становилась все более и более напряженной.

Когда она наконец неохотно показала Патрику концерт, с которым хотела участвовать в конкурсе на премию Шелдона, он отшвырнул ноты, чуть ли не разозлившись.

— Пора тебе взрослеть, Элли. Это не концерт. Это собрание уличных песенок. Выше последней тысячи ты с этим не поднимешься.

Наверное, у нее был расстроенный вид. Патрик нахмурился.

— Послушай, я понимаю, что это трудно, когда живешь в такой семье, как у тебя, но смирись с мыслью, что ты не Моцарт. Ты можешь вполне прилично зарабатывать преподаванием. Но не более того.

А потом-, когда она не ответила, не знала, что сказать, потянулась за рукописью… Рассудок заставил отбросить воспоминание.

Конечно, Майкл Слейн ни в чем не виноват. Но он напомнил эту гадкую ссору, напомнил, что будущее у нее очень сомнительное, если она не сможет играть на флейте или не примется снова за композицию. Сомнительное и одинокое — разве что она сумеет преодолеть свое чувство к Патрику.

— Знаменитыми? — переспросила она с ненавистью. — Только те, о которых снимают кино. Большинство же голодает до самой смерти.

Он мягко поправил:

— Но не те, у кого отчим Фридрих Шмидт.

Встретившись с ним глазами, Алексис с некоторым удивлением осознала, что вызывает у него такую же антипатию, как он у нее. Что ж, это даже забавно. Очевидно, он и в грош не ставит никого из наскучивших ему гостей, а вот ее отметил — после пятиминутного разговора воспылал враждой.

— Надеюсь, нет, — ответила она вслух. Презрительный блеск в его глазах подарил ей какое-то извращенное наслаждение. Шейла изумленно пролепетала:

— Но Фред говорил, что ты…

Она собиралась рассказать, что Алексис не показывала свои работы отчиму. При его доброте, при той нежности, с какой он относился к приемной дочери, беспристрастного судьи все равно бы не получилось. Но Майклу Слейну этих интимных подробностей знать не полагалось. Алексис уронила бокал с шампанским.

Тут же все заохали, бросились помогать, предлагать шампанское. Шейла вызвала официанта, который мгновенно вернулся с маленьким совочком для мусора, собрал осколки и промокнул светлое пятно на полу.

Только Майкл Слейн не ахнул и не засуетился. Я знала, что он не двинется с места, самодовольно отметила Алексис. Он в упор посмотрел на нее через головы расхлопотавшихся гостей.

— Если я предложу вам свой бокал, вы, конечно, бросите его в меня? —протянул он.

Длинной сильной рукой он выдернул ее из толпы и прислонил к стене, так что она могла говорить только с ним. Алексис поразило столь открытое объявление войны. Она огляделась. Похоже, больше никто его не слышал. А если кто-то и заметил, как он завладел ею, то все равно повода для вмешательства тут не было.

— Не будьте смешным. Я уронила свой не нарочно.

— Нет?

— Нет, — горячо заверила она. — Просто мне не везет. Меня всегда называли лапа-растяпа.

— Часто такое случается? — Видимо, он развлекался в своей холодной, отчужденной манере.

— Время от времени, — неловко созналась она. — У меня неважная координация.

— Я бы сказал, что вы координируете великолепно, — сухо заметил он. — Не говоря уже о выборе момента. Что такое собиралась сообщить Шейла, когда вы уронили шампанское?

Алексис уставилась на него.

— Понятия не имею. Я занимаюсь музыкой, а не чтением мыслей, — выпалила она.

— Тогда вы очень проницательная дама, — поведал он. — Пожалуй, меня вы прочитали безошибочно. А мы ведь едва знакомы.

Алексис чуть не подпрыгнула. Разве не то же самое она только что думала о нем? Он наблюдал за реакцией.

— Или дело в том, что вы такая страстная моя поклонница? — добавил он с тихой насмешкой.

Она посмотрела прямо ему в глаза.

— Вы прекрасно знаете, мистер Слейн, что я вообще не ваша поклонница. — Эта реплика сравняла счет.

— Да, у меня создалось такое впечатление. Тогда почему же вам захотелось поговорить со мной, дорогуша?

Она вспомнила, как по-дурацки представила ее Шейла, и покраснела от злости.

— А я и не хотела. Это была не моя идея.

— Чья же это была идея? Подшакаливаешь в газетке, милашка?

Она посмотрела, как ходят желваки на его скулах. Строго говоря, он не выглядел агрессивным. Просто у него был холодный и властный вид мужчины, умеющего справиться со всем", что бы ни оказалось на пути. Сейчас на его пути оказалась она. Алексис готова была завизжать от злости.