Включая «Старые годы в селе Плодомасове» в VI том собрания сочинений, Лесков несколько изменил редакцию пояснительного примечания к «Плодомасовским карликам», указав, что «очерк этот частию вошел в хронику «Соборяне».

Журнальный текст «Старых годов в селе Плодомасове» и его перепечатка в сборнике 1869 года не имеют отличий. В собрании сочинений «Старые годы в селе Плодомасове» подверглись большим сокращениям и тщательной стилистической правке. В очерке «Боярыня Марфа Андреевна» из главы VI «Домашний вор» после слов …опять начиналось то же шныряние следовалтекст, который помещен в приложении (стр. 571–579). Этот текст характеризовал домашние забавы Марфы Андреевны, и здесь впервые фигурировал Ванька Жорнов, в главе VII — «Незваные гости» оказывающийся предводителем разбойничьей шайки. В первоначальной редакции, таким образом, узнавание Ваньки Жорнова Марфой Андреевной в сцене нападения разбойников было мотивировано его появлением в предыдущей главе. Удаление этого эпизода могло быть продиктовано Лескову соображениями цензурного порядка, так как «Старые годы в селе Плодомасове» введены были Лесковым в состав VI тома Собрания сочинений, после того как этот том (в его первоначальном составе) был запрещен Главным управлением по делам печати (см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова. М., 1954, стр. 576–580) по заключению духовной цензуры и сожжен.

Первое упоминание о Плодомасовской хронике в печати содержится в списке произведений, приобретенных журналом «Литературная библиотека» на 1868 год («Литературная библиотека», 1867, декабрь, книга вторая). Здесь наряду с «Божедомами» указан «очерк» «Боярыня Плодомасова». Это упоминание позволяет предположить, что замысел «Старых годов в селе Плодомасове» к концу 1867 года у Лескова уже был, а может быть, они уже и писались.

Первоначально историческая хроника была задумана Лесковым много обширнее, чем осуществлена. «Мне хотелось, — писал в 1871 году Лесков, — создать нечто вроде трилогии, т. е. написать бабушку — боярыню Плодомасову, дочь ее г-жу Туганову и внучку» (Надпись на авторском экземпляре книги «Рассказы» Стебницкого, т. II, 1869 — см. Валентина Гебель. Н. С. Лесков. В творческой лаборатории. M., 1945, стр. 130). Ближе к реализации такого обширного исторического рассказа Лесков подошел позднее в романе «Захудалый род» (1874). Как можно судить по осуществленной части Плодомасовской хроники, Лесков ставил в ней задачу изображения хода русской истории XVIII–XIX веков, как он писал позднее, «со стороны самой легкой и поверхностной, со стороны изображения каких-нибудь неважных людей, которые, однако, самою своею жизнью до известной степени выражают историю своего времени» («Киевская старина», 1883, т. V, февраль, стр. 235. Предисловие к «Печерским антикам»). Материал для «Старых годов в селе Плодомасове» Лесков черпал в основном из собственных воспоминаний детства, из наблюдений над бытом и нравами дворянских родов Орловской губернии 1830-х-1840-х годов, из рассказов родных и из семейной хроники. Так, эпизод неравного брака пятидесятилетнего боярина Плодомасова с пятнадцатилетней Марфой Андреевной мог быть взят Лесковым из семейной хроники: его родная тетка Наталья Петровна Алферьева в 1824 году почти еще подростком была выдана замуж за пятидесятилетнего холостяка, богатого помещика М. А. Страхова, который ее тиранил и ревновал. Лесков провел в детстве несколько лет у Страховых и позднее воспроизводил характер хозяина дома в своих произведениях.

Для Плодомасовой, по словам Лескова, он использовал многие черты характера одной из помещиц, о которой писал в статье «Пресыщение знатностью» («Новое время», 20 января 1888, № 4272): «В Кромском уезде Орловской губернии, в селе Зиновьеве, жила помещица Настасья Сергеевна, рожденная кн. Масальская. Она в юности получила блестящее образование в Париже и пользовалась общим уважением за свой ум и благородный, независимый характер. Состояние у нее было среднее (500 душ), но хорошо поставленный дом ее был открыт для званых и незваных. Ее очень почитали и ездили к ней издалека, не ради пышности и угощений, а «на поклон» — из уважения. В зиновьевском доме было хлебосольно, но просто, приветно и часто очень весело. Кроме того, зиновьевский дом был также в некотором роде источником света для округа. Большинство соседей брали здесь книги из библиотеки, унаследованной хозяйкой от Масальского, и это поддерживало в окружном обществе изрядную начитанность.

Когда меня мальчиком возили в Зиновьево, Настасья Сергеевна была уже старушка, но я отлично ее помню и с нее намечал некоторые черты в изображениях «боярыни Плодомасовой» (в «Соборянах») и «княгини Протазановой» (в «Захудалом роде»). О ней говорили, что «она всем дает тон».

В Зиновьеве же был карлик. Об этом упоминается в автобиографических заметках С. П. Алферьева (см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова. М., 1954, стр. 49), по-видимому послуживший прототипом для Николая Афанасьевича.

Печатается по изданию: Н. С. Лесков. Полное собрание сочинений. СПб., 1889, т. 8, стр. 3-127.

Впервые напечатано в газете «Биржевые ведомости» (1870, № 51, 54, 56, 58, 60, 64, 66, 68, 76 и 78) под названием «Загадочный человек. Очерк из истории комического времени на Руси», главы I–XXXII. Без подписи.

Отдельным дополненным изданием вышло в 1871 году: Н. С. Лесков-Стебницкий. Загадочный человек. Эпизод из истории комического времени на Руси. С письмом автора к Ивану Сергеевичу Тургеневу.

Непосредственным поводом к написанию книги об Артуре Бенни явились сообщения русских газет о его смерти («Санкт-Петербургские ведомости» от 7 февраля 1868 года, «Иллюстрированная газета», 1868, № 7) и отклик на них И. С. Тургенева, выступившего в защиту Бенни в письме в редакцию «Санкт-Петербургских ведомостей» (1868, № 52, от 23 февраля), в котором он писал: «Смею вас уверить, что Бенни заслуживал более сочувственного напутствия или хотя сострадательного молчания» (И. С. Тургенев. Сочинения. Л.—М., 1930, т. XII, стр. 381).

Уже в начале 1869 года Лесков просил А. П. Милюкова помочь пристроить его книгу: «Некоею порою я знал в Петербурге некоего «неразгаданного человека» Артура Бенни. Он убит при Ментане, и его интереснейшая история, мною в свое время описанная, может быть оглашена. Это вещь пряная и забористая и, кажется, очень интересная. Шуму она может возбудить множество. Я ее хотел напечатать в газете, но с газетами петербургскими совсем не имею связей» («Шестидесятые годы», М.—Л., 1940, стр.294, письмо от 4 января 1869 года).

По-видимому, вскоре рукопись «Загадочного человека» была отправлена в редакцию «Русского вестника», так как в письме к Н. А. Любимову (от 25 мая 1869 года. Рук. отд. ИРЛИ (Пушкинский дом), фонд 269) Лесков писал: «Петр Карлович известил меня, что он передал вам, на ваш просмотр и заключение, мою небольшую рукопись «Шпион. Эпизод из истории комического времени на Руси». Таким образом, работу над «Загадочным человеком» можно датировать второй половиной 1868 года. Непринятый в «Русском вестнике» очерк Лескова уже под названием «Загадочный человек» был напечатан в феврале — мае 1870 года в «Биржевых ведомостях», а затем для отдельного издания был дополнен по статье Якоби и рассказам Боборыкина.

Включая «Загадочного человека» в текст Собрания сочинений, Лесков раскрыл некоторые сокращенные написания фамилий (Чернышевский — вместо Ч-ский) и внес некоторые стилистические исправления, не меняя общей направленности очерка.

В цитированном выше письме к Любимову Лесков так определял смысл своего очерка: «Я бьюсь из-за того, чтобы нанести удар «предприятиям» и восстановить доброе имя оклеветанного человека». Защита Артура Бенни от несправедливого и необоснованного обвинения соединяется в «Загадочном человеке» с враждебными выпадами против тех, кого Лесков называет «предпринимателями», то есть против революционной демократии 1860-х годов. Эта направленность очерка сильно снижает его общественную ценность, хотя факты биографии «загадочного человека» изложены в основном достоверно. Письмо к Тургеневу, напечатанное в начале «Загадочного человека», и неоднократные упоминания его имени в тексте должны были, по замыслу Лескова, сделать более достоверным его «очерк».