— А ты парень не промах, раз ухитрился выжить, — сказал Спирглас, гася масляный фонарь. — Знаешь, тебе стоит подумать о том, чтобы летать с нами. Твой корабль теперь пропал. А нам нужен хороший юнга. Наш последний решил покинуть нас.

При этих словах Крумлин невесело рассмеялся.

— Вы очень добры, сэр. Служить в Воздушной Гвардии — большая честь.

Может, причиной были нервы, но я едва не захихикал в темноте. Может, если я стану летать с пиратами, у меня будет больше шансов на продвижение по службе! Я прикинул, что на их корабле вакансии должны открываться куда чаще, раз членов экипажа то отстреливают, то сажают в тюрьму. Наверняка у Спиргласа найдется где использовать еще одного матроса.

Я лежал на спине в скрипучем гамаке, как в колыбели. В темноте я чувствовал, как глаза Спиргласа буравят мое плечо. Мне не нравилось, что нас разлучили с Кейт. Я даже не знал точно, где ее комната; перед тем как лечь, я ходил в уборную и попытался рассмотреть поселок, думая, что дом Спиргласа должен быть одним из лучших, но все эти бамбуковые хижины казались похожими одна на другую. Вполне в стиле Кейт де Ври — разжиться отдельной спальней. Я надеялся, что ей сейчас удобно и спокойно, и слава богу, что она не должна дышать исходящими от Крумлина ароматами перегара и грязных носков. Она, наверно, и не испугалась вовсе. Что может быть веселее, чем попасть в плен к пиратам? Приключение прямо как в книжке.

Крумлин уже сопел, будто стадо яков. Спирглас подо мной лежал тихо, но, на мой взгляд, скорее было похоже, что он прикидывается спящим. Тишина эта была слишком уж беззвучная и напряженная. Сердце мое билось так, что гамак начал раскачиваться. Я постарался дышать ровнее. Я думал об «Авроре». Представлял себе резиновый шланг, по которому гидрий бежит от лесной пещеры к кораблю. Слышал негромкое шипение, с которым газ наполняет отсеки корабля. Я видел, как «Аврора» становится все крепче и сильнее. А шипение становится все громче и громче, и мысли мои устремляются вслед за ним в небо, к звездам и…

Я сделал усилие и выдернул себя из сна. Больше никаких успокаивающих мыслей! Я вознес молитву, чтобы Кейт не позволила себе уснуть, — ведь соблазн был так велик. Я проклинал себя за глупость, за то, что выхлебал столько пиратского напитка. Это ведь мог оказаться и яд. Почему бы и нет?

Я был теперь совершенно уверен, что Спирглас собирается получить за Кейт выкуп, а я ему не нужен. Если только он не решил заставить меня поступить к нему на службу. Но нет, сомневаюсь, чтобы его намерения на мой счет были такими радужными. Если я не убегу, он разделается со мной.

Надеется ли он, что я уснул, или ждет, что я попытаюсь бежать и он сможет поймать меня? Ужасная мысль. Он не случайно запихал меня в этот проклятый гамак. Может, он и не был уверен, что я попробую удрать, но, если все же попытаюсь, хотел знать об этом.

Интересно, как там Брюс? Из-за ноги ему придется тащиться медленно, и он мог не успеть добраться на «Аврору» до ночи. Продолжает ли он брести в темноте или ждет рассвета, чтобы двинуться дальше?

Я перевернулся на живот. Ну и шум… Но я подумал, что будет подозрительно, если я вообще не буду издавать никаких звуков. Во сне все шевелятся и ворочаются. Я приоткрыл глаз и посмотрел вниз, на Спиргласа. Его глаза были закрыты, дыхание было ровным. Он, казалось, на самом деле спал.

В душной темноте комнаты я выискивал возможные пути для побега. Дверь открывается наружу, в большой зал. Окно достаточно большое, чтобы пролезть в него. Рама поднята и закреплена бамбуковой палкой. О двери говорить не приходится. Еще раньше кто-то спьяну налетел на нее и так и улегся спать поперек прохода. Его тень заслоняла полоску света из-под двери, и я слышал его мощный храп.

Значит, окно.

Мой гамак прикреплен к стене, довольно близко к окну. Я не отваживался перепрыгнуть на подоконник прямо из гамака, опасаясь шума. Гамак должен стать для меня канатом.

Пора.

Я посмотрел вниз, на свои башмаки. Если постараться, я дотянусь до них. Но для этого придется свеситься вниз, и гамак может закачаться, и закончится все тем, что его ржавый скрежет выдаст меня пиратам. Но даже если я изловчусь ухватить их, мне придется нести их в руках, а нужно, чтобы обе руки у меня были свободны. Никогда не думал, что буду с такой тоской глядеть на пару башмаков. Я снял носки и тихо кинул их в гамак. Для тех акробатических упражнений, которыми я собираюсь заняться, нужно быть босиком. Конечно, в лесу моим босым ногам не миновать ушибов и ссадин, но это невеликая цена за свободу.

Лежа на животе, я подтянулся на руках к краю гамака, к деревянной планке, к которой крепились все веревки. Гамак тихонько поскрипывал. Он хочет опрокинуться. Хочет вытряхнуть меня прямо на Спиргласа.

Я ему не позволю.

Взявшись руками за деревяшку, я медленно встал на колени, осторожно ерзая, чтобы поймать равновесие. И встал, широко раскинув руки.

Гамак вздохнул.

Я сосредоточился на окне.

Спирглас подо мной всхрапнул. Я не осмелился взглянуть вниз, боясь потерять равновесие. Я стоял, над ним покачиваясь, как акробат. Если он видит меня, он заговорит. Если ничего не скажет, значит, спит.

Он ничего не сказал.

Я легонько переминался на концах планки, чувствуя дерево и веревки под ногами. Один метр от меня до окна.

Я прыгнул. Я раскинул руки, как крылья, и когда приземлился на подоконник, то и сам поверил, что у меня полые кости и я такой легкий, что дерево едва почувствовало мой вес. Ноги мои уперлись в узкий подоконник, а поднятыми руками я ухватился за верхнюю часть рамы.

Я был легче воздуха. Но все-таки недостаточно легким, потому что палка, удерживавшая поднятую раму, хрустнула, качнулась и выпала наружу, на веранду. Окно начало закрываться. Через мгновение оно с грохотом захлопнется. Я оторвал одну руку от рамы и, растопырив пальцы, уперся в стекло. Петли жалобно взвизгнули. Я закрыл глаза, переводя дух, и ждал. Позади Крумлин и Спирглас не издали ни звука.

Я выходил на спину «Авроры» в шторм.

Я перелетел над океаном с корабля на воздушный шар.

Я смогу сделать это.

Кто-то спал снаружи, на веранде, справа от окна.

Я поднял раму как можно выше и спрыгнул. Руку я выбросил вверх, чтобы придержать захлопывающееся окно, и, когда ноги мои бесшумно спружинили, смягчая удар, рама упала и прищемила мне ладонь. Но все произошло беззвучно, заорал от боли я только мысленно. Я осторожно высвободил пальцы, отыскал палку, лежавшую как раз на брюхе у спящего пирата, и снова открыл и закрепил раму. Потом на цыпочках прокрался через веранду, перелез через перила и спрыгнул вниз, постаравшись приземлиться в таком месте, где не было шуршащих листьев и хрустящих веток. Оказавшись на земле, я сжался и замер, озираясь и жадно вглядываясь в темноту, не идет ли кто.

Мне хотелось найти комнату Кейт, но я не знал, где искать, и боялся терять время. Оставалось только надеяться, что она выберется самостоятельно.

Я начал двигаться, стараясь держаться в тени.

И наконец очутился среди деревьев.

Я побежал. Глаза мои привыкли к темноте и стали зоркими, как у совы. Дорогу освещал свет луны и звезд, просеянный сквозь листву и ветви. Воздух был бархатистый. Я ощущал в себе такую силу, что мог бы бежать всю ночь напролет. Я стал волком. Ноги мои едва касались земли. Я не чувствовал боли. Я освободился из пиратской западни. Я летел по лесу. На взлетном поле лунный свет тускло мерцал на пришвартованном корабле и на высоких травах. Прижимаясь к деревьям, я обогнул поле, пробираясь на дальнюю его сторону, откуда выбежали мы с Кейт. Без ремня брюки мои немножко сползали на бедра. Время от времени мне приходилось поддергивать их. Но легкие мои не горели. И ноги не сводило судорогой. Я продолжал бежать.

Теперь я был уже на дальней стороне поля и замедлил бег. Я прислушался, не идет ли Кейт. Шепотом позвал ее по имени. Огляделся. Зашел немного поглубже в лес и снова шепотом произнес ее имя. Потом посмотрел на звезды и определил, что уже гораздо больше двух. Я представил себе, как Кейт сидит в комнате и смотрит в окно, готовясь к побегу.