— Ну что? Нашли транспорт? — поинтересовался доктор Хансен, перебинтовывая какому–то солдатику перебитую руку.

Якоб Кроненберг стоял у путей и потел, невзирая на распахнутый тулуп.

— Они прибудут только к вечеру, герр младший лекарь. Командир сказал, что днем нечего и думать ехать — «иваны» палят по всему, что движется. И красные кресты на борту их не удерживают.

Кроненберг, усевшись на пустую бочку, отер пот со лба.

— Проклятый гадючник! — презрительно бросил он.

На нежно–девчоночьей физиономии младшего военврача заиграла улыбка:

— Мне казалось, что вам в России нравится, Кроненберг.

— Почему?

— Ну, вы ведь тот, кого принято называть старым фронтовым волком. Вам часто приходилось бывать здесь?

— Уже в четвертый раз.

— Говорят, что немецкий солдат, побывавший на фронте, во время перебросок чувствует себя не в своей тарелке. Но стоит ему оказаться на передовой, как он приходит в себя и буквально расцветает. Нынешний немецкий солдат. Это правда?

Якоб Кроненберг, закурив сигарету, посмотрел вслед солдату строительного батальона, трусившему через пути к своим. Его товарищи были заняты тем, что меняли изувеченные взрывами бомб рельсы и приводили в порядок стрелки.

— Не знаю, может, и так, — буркнул он в ответ.

Осознание того, что он снова в России, приводило его в уныние. И все–таки, стоит сюда явиться, и тебе уже кажется, что ты вроде как домой вернулся. Чистейший вздор — разве ты можешь чувствовать себя в России как дома.

— А почему может?

— Ну как почему? Эти унылые пейзажи тоску наводят смертную. И потом еще местные. Днем они с улыбкой помогают тебе погрузить боеприпасы на грузовики, а ночью этот же грузовик где–нибудь по дороге в пункт назначения благополучно взлетает на воздух.

— Но не могут же все русские пойти в партизаны!

— Все, конечно, не могут, но почти все, это точно. Во всяком случае, их больше, чем нам кажется, — авторитетно произнес Кроненберг, не вынимая сигареты изо рта.

— Нас направляют в Борздовку, — сообщил Кроненберг. — В деревню на берегу Днепра. Ужасная дыра!

Щелчком пальца отправив окурок подальше, он поднялся с бочки. Откуда–то налетел холоднющий ветер, и Якобу Кроненбергу пришлось запахнуть тулупчик.

— Вы–то прибыли из Варшавы, герр младший лекарь. И не понимаете здешней ситуации… да… но ничего, в один прекрасный день освоитесь. Мне иногда кажется, что мы для русских — глиняные голуби, мишени, на которых они осваивают стрельбу без промаха. Без работы вам сидеть не придется.

— Кроненберг, но ведь и мы тоже умеем бить без промаха, как вы думаете?

Его собеседник удивленно посмотрел на Хансена.

— Да–да, конечно, — согласился он. — На то и война. Мы должны уничтожить большевизм, а большевики стремятся уничтожить национал–социализм, и те и другие считают, что правы…

— А кто, по–вашему, прав?

Сплюнув, Кроненберг решительно заявил:

— Мы, конечно, герр младший военврач, кто же еще?

В этот момент через наваленные грудой рельсы перебрался штабсарцт доктор Берген и зашагал к санитарному поезду. Доктор Хансен, соскочив на землю, направился ему навстречу.

— Что–нибудь удалось, герр штабсарцт?

Тот в ответ мрачно кивнул:

— Я убедился, что здесь у нас образцово действующее, почти как в мирное время, управление. То есть я имею в виду, что никто ни за что не отвечает. Толпа офицеров, прорва кабинетов…

Доктор Берген устало махнул рукой:

— Гауптман Барт обещал к ночи дать грузовики.

Доктор Хансен опустил на уши клапаны пилотки.

— Какой все–таки резкий ветер, — сказал он.

— Если все будет нормально, послезавтра в Борздовке будем в полной готовности.

Грузовики пришлось ждать до сумерек. Когда бесцветное небо сначала посерело, а потом потемнело, к поезду, надсадно кряхтя, стали подбираться два грузовика. Преодолев пути, они остановились у санитарного поезда. К доктору Бергену с докладом подошел какой–то обер–фельдфебель. Штабсарцт критически оглядел два трофейных грузовика:

— Ехать на этих развалюхах?

— А почему бы и нет? На них чего только не приходилось возить! — стал оправдываться обер–фельдфебель.

Кроненберг отвел его в сторону:

— Он впервые в России. Так что придержи язык и делай, что считаешь нужным. Когда приедем, он еще будет удивляться, как хорошо мы доехали до Борздовки.

— Если только дадут доехать.

— Партизаны?

— Именно. Под Горками черт знает что творится!

Обер–фельдфебель жестом велел водителю грузовика подъехать к грузовой платформе, где стояли коробки с перевязочным материалом, хирургическими инструментами и койки–раскладушки.

— Сколько вы пробудете в этой Борздовке?

— До окончательной победы над врагом, — ухмыльнулся Кроненберг.

В Борздовке их ожидал помощник санитара Эрнст Дойчман и несколько человек из 2–й роты. Снег на дороге через полуразрушенное село был убран, линии связи проложены. Убрали и большой сарай, и просторную крестьянскую хату, отведенные под госпиталь. Когда их небольшая колонна въезжала в деревню, у первой хаты в лучах фар мелькнула фигура — приземистый, широкоплечий и кривоногий русский. Он, оскалившись в радостной улыбке, замахал руками и побежал впереди грузовиков, показывая дорогу к месту, где их дожидались Дойчман и остальные. Эрнст Дойчман загодя развесил в сарае и хате несколько фонарей, работавших на аккумуляторах. Продрогший до костей Кроненберг, выбравшись из кабины, несколько раз присел, чтобы хоть как–то разогреть ноги.

— Добрый вечер! — с сильнейшим акцентом приветствовал его русский.

Кроненберг кивнул в ответ.

— Эй ты, пес хромоногий, подойди–ка сюда! Ты не из вспомогательного отряда?

— Да.

— Тогда отправляйся вон туда к герру штабсарцту и помоги разгрузить машины. Понятно?

— Да.

— Катись отсюда!

Петр Тартюхин с улыбкой затопал валенками к сараю, возле которого доктор Берген руководил разгрузкой.

Эрнст Дойчман и Кроненберг, обменявшись улыбками, похлопали друг друга по плечу. Дойчман не брился вот уже несколько дней, его задубевшее от холода лицо раскраснелось.

— В обморок больше не падаешь? — с ноткой озабоченности спросил Кроненберг, доставая из кармана тулупчика непременную бутылочку шнапса.

— Нет. Похоже, воздух России пошел мне на пользу.

— Все зависит от того, как переносишь витамин «СВ», — усмехнулся Кроненберг.

— Какой–какой витамин? — не понял Дойчман.

— Витамин «СВ» — витамин «свинец». Его в местном воздухе хоть отбавляй.

Оба, расхохотавшись, по очереди отхлебнули из бутылочки.

— А как там этот недоносок Крюль?

— Наружу не вылезает. Все ждут не дождутся, когда он наделает в штаны.

— А остальные? Бартлитц, Шванеке, Видек?

— Бартлитц заделался поваром. И преотличным. А остальные… Знаешь, они лучше других выдерживают эту каторгу — я имею в виду рытье траншей.

— А Обермайер?

— Отличный парень! — воскликнул Дойчман. — Всегда с нами, пока мы роемся в земле. Всегда при нем шнапс, всегда нальет нам, хоть это и запрещено. Даже думать не хочется, если с ним что–нибудь случится…

В темноте раздался зычный голос доктора Бергена, требовавшего к себе Кроненберга. Санитар, ткнув большим пальцем назад, откуда раздался рык, иронично усмехнулся и поспешил сделать глоток шнапса.

— Слышишь? Стоит мне только на пару минут отойти, как старик становится беспомощным, как грудной младенец!

Доктор Берген стоял у ящика, который уронил Тартюхин.

— Ух, тяжело! — отдуваясь, произнес русский, растерянно пожав плечами.

Узкими, как у монгола, глазами он разглядывал выпавшие из разбитого ящика на снег индивидуальные пакеты. Бинты, упаковки ваты… чего только здесь не было! Как бы пригодилось все это в лесу под Горками! Там, чтобы перевязать рану, приходилось разрывать собственную рубаху. Кроненберг, придя, тут же изгнал прочь Тартюхина.

— Убирайся отсюда к чертям, без тебя обойдутся! — рявкнул он на русского. — Давайте тащите остальные ящики в хату, а соломенные тюфяки и койки — в сарай. А с грузом, что на втором грузовике, поосторожнее — там стекло!