— Черт.

Одновременно с сожалением и симпатией Стрейкен почувствовал укол вины. Он мог во всех деталях восстановить в памяти те события. Жаркий вечер в Куала-Лумпуре. Битком набитый бар. Стрейкен вышел из бара позвонить Гамильтону. Через секунду в здание ворвалась полиция, которая вошла по пожарной лестнице. Стрейкен вернулся, но к этому моменту избиение уже началось. Удар за ударом, удар за ударом. Тогда он повернулся и убежал.

Стрейкен украдкой посмотрел в сторону кубрика. Шлеппи давал Пили и Кей Ти урок рыбалки. Он учил их, как забрасывать леску и разворачивать так, чтобы не зацепить крючком за утлегари. На пятнадцати узлах это было тяжелее, чем казалось. Пили выглядел очень сосредоточенно. Стрейкен всем сердцем сочувствовал ему. Надо будет как-нибудь выбрать подходящий момент и выразить ему соболезнования.

Поняв, что разговор окончен. Сумо крякнул и вернулся к управлению судном.

Через несколько минут Кей Ти присоединилась к ним на капитанском мостике. Позади стула Сумо был закругленный диванчик, и она бросила на него полотенца, потому что без них сидеть было бы очень горячо.

— Зачем мы плывем туда? Нырять лучше здесь.

Стрейкен вздохнул. Сейчас он еще раз поделится тайной, которую он с таким рвением хранил. И шансы, что реакция Кей Ти будет такая же сдержанная, как у Сумо, были невелики.

— Я ищу затонувшее судно.

— Ерунда какая.

— Да, ты совершенно права, это полная ерунда.

— Затонувшее судно? Ты серьезно?

Стрейкен оглядел яхту. Он похлопал Сумо по плечу, потом махнул Пили и Шлеппи, чтобы подошли к ним. Сейчас они были одной командой, и он должен был рассказать им все. В данный момент он хотел говорить о чем угодно, совершенно о чем угодно, только чтобы отвлечься от мыслей о Руни.

Сказать им имело смысл. Что, если он найдет его? Если корабль и вправду здесь, то будет невозможно спрятать его от них. Но он расскажет им не всю правду. Им необязательно знать, что он в бегах, и еще им не надо знать, что на дне может быть что-то ценное. Он не обязан произносить слово «наследство».

Его выслушали в полнейшем молчании.

Стрейкен смотрел на их лица, пока говорил. Трое улыбались, неуверенные в том, стоит ли ему верить. Четвертое лицо ничего не выражало.

Как только Стрейкен закончил свой рассказ, Шлеппи и Пили вернулись к рыбалке, оставив Стрейкена, Кей Ти и Сумо на капитанском мостике. Кей Ти протянула ему флакон крема от загара и повернулась спиной, не говоря ни слова. Стрейкен с радостью согласился и минут пять намазывал ее кремом. У него самого уже был хороший загар с Кюрасао, и ему не нужен был никакой крем, но когда он закончил, то тоже повернулся спиной и попросил положить слой потолще. Руки Кей Ти массировали ему спину, и Стрейкен блаженствовал с закрытыми глазами.

— Знаешь, — сказал он, — я думаю, что был слишком строг с тобой. Извини меня, пожалуйста. Предлагаю найти компромисс.

— Я слушаю.

— У тебя есть с собой баллоны?

— Четыре.

Он предполагал, что у нее вдвое меньше. На «Морском духе» не было компрессора, так что Стрейкен купил себе восемь баллонов в «Морском безумии» накануне отъезда и выторговал себе скидку в обмен на несколько фотографий для их стенда по дайвингу.

— Мы вместе с тобой погрузимся четыре раза. Два раза сегодня, два завтра. Но если мне понадобится погрузиться на большую глубину, то ты останешься на судне.

— Почему это?

— Я не могу позволить тебе погружаться больше, чем на тридцать метров.

Если Кей Ти получила статус спасателя в профессиональной ассоциации дайверов, то она должна иметь представление, что делать в непредвиденной ситуации. Стрейкен был уверен, что она прекрасно может держаться в теплых морях на небольшой глубине, и точно так же он был уверен, что не возьмет ее на глубину более тридцати метров. Ниже тридцати дайвинг быстро превращается в другой вид спорта. Эффект может быть ошеломительным, если не предпринять соответствующих мер.

— Да ты что! Я прекрасно опускаюсь на глубину!

— Я не думаю.

— Ланс, если мы найдем это затонувшее судно, я пойду с тобой. И прекрати изображать из себя заботливую мамочку-наседку.

Стрейкен не хотел спорить и предложил Кей Ти другой компромисс:

— Может быть, но тогда тебе придется держаться верхних склонов рифа.

— О боже мой! Я покажу тебе свой сертификат, ты увидишь мою квалификацию! Да кто ты вообще такой, чтобы говорить мне, что мне можно делать, а что нельзя? А если ты такой ответственный дайвер, то почему ты ныряешь один, между прочим? Это, кстати, правило номер один.

— Правило номер один — не задерживать дыхание.

— Зануда ты.

Стрейкен улыбнулся.

— У тебя была когда-нибудь декомпрессионка?

— Нет. А у тебя?

— Один раз.

— Плохо было?

— Плохо не то слово.

— Расскажешь?

Кей Ти снова улыбалась, а значит, Стрейкен все делал правильно.

— Это было два года назад на Кюрасао, мой баллон застрял в своде пещеры.

— Да, похоже на тебя, — засмеялась она, — что ты делал в пещере-то?

— Гнался за омаром. Панулирус аргус. Кошмарное чудовище.

— Да? Звучит намного серьезнее, чем хомо сапиенс.

Стрейкен улыбнулся.

— Я попытался высвободиться, но через десять минут понял, что ничего не выйдет. У меня не было выбора. Мне пришлось снять баллон.

— Ты на какой глубине был?

— Сорок три метра. Я был внизу двадцать минут.

— И что было дальше?

— Даже после того, как я снял компенсатор плавучести, я не смог вытащить баллон, так что я всплыл. Я все делал правильно: выдохнул, и только после этого поплыл наверх. Я думал, пронесет.

— А потом?

— А потом появился Пит. Мы разделились, так что он всплыл искать меня на поверхности. Я ждал его в лодке. Я так быстро поднялся, что уровень азота в крови был еще очень высок. Сначала закололо в суставах. Пит на всех парах помчался к берегу и бросил меня на заднее сиденье своего джипа. К этому моменту губы у меня посинели, желудок переворачивался, а голову, казалось, зажали в тиски.

— Звучит ужасно.

— Да это ерунда по сравнению с тем, что началось потом.

— А что началось?

Стрейкен откинулся назад, к Кей Ти, мурлыча от ее прикосновений.

— Моя кровь начала пениться. Буквально. Я выл от боли, скрючившись на заднем сиденье джипа, а азот бурлил в суставах. Хуже всего было в локтях. Я разодрал их до крови. Дорога до декомпрессионной камеры в Виллемштаде заняла двадцать минут, а потом еще четыре часа мучительной боли, прежде чем организм пришел в норму.

— Кошмар.

— Ну да, кошмар, — сказал он, — так что теперь ты знаешь, почему.

— Теперь я знаю почему что?

— Почему ты не опустишься больше, чем на тридцать метров.

Кей Ти не ответила. Умная девочка.

Сумо сообщил, что достигли края квадрата. Они вскочили со своих сидений и встали с двух сторон от него, как парочка нетерпеливых детей. Инструментальная панель судна была очень мудреной. Там были система автопилота, высокочастотное радио, термометр для измерения температуры моря, 72-мильный радар и цифровая навигационная система. Бриллиантом в этой короне был высокочастотный эхолот «Фуруно» с цветным жидкокристаллическим монитором. Сумо с гордостью погладил его перед включением. Он снизил скорость до пяти узлов, чтобы наверняка ничего не пропустить, затем поставил «Морской дух» на автопилот.

Первый квадрат ничего не дал, что было, наверное, как раз очень хорошо. Средняя глубина здесь сильно зашкаливала за тысячу метров. Если они и найдут что-нибудь, то все равно не смогут ничего сделать без подводной лодки. Когда они вернулись на исходный пункт. Сумо перевел судно на сто метров ближе к центру квадрата, и они начали сначала.

Проводить так утро было очень приятно. Они загорали, курили и наблюдали за весело резвящимися в волнах летучими рыбами. Потом вдруг у правого борта появилась стая афалинов, но они исчезли до того, как Стрейкен успел схватить фотоаппарат.