– Насколько богатыми? – спросил президент.
– Порядка сотни миллиардов долларов, после того как начнётся промышленная эксплуатация месторождения, и это продлится добрых двадцать лет.
Джек даже свистнул от удивления.
– Два триллиона долларов. Это настоящие деньги, Джордж.
– Именно так мы говорим на Уолл-стрит, господин президент, – согласился Уинстон. – Чертовски верно, настоящие деньги.
– И как это подействует на российскую экономику?
– Можно не сомневаться, вреда ей это не принесёт, – заверил его министр финансов. – В результате у них появятся тонны твёрдой валюты. С такими деньгами они смогут купить вещи, в которых нуждаются, а также оборудование для выпуска товаров, которые смогут делать сами. Это полностью обновит их промышленность, Джек, даст русским толчок в новое столетие, если, разумеется, у них хватит мозгов, чтобы использовать деньги надлежащим образом. Главное, чтобы полученные средства не утекли в Швейцарию и Лихтенштейн.
– Как мы сможем помочь им? – спросил президент Соединённых Штатов.
– Лучшим ответом на этот вопрос будет следующее: ты, я и пара других американских экспертов сядем за стол со своими русскими коллегами и спросим, что им понадобится в первую очередь. Если мы сможем убедить нескольких наших промышленников построить в России заводы, это не повредит нам и будет чертовски хорошо выглядеть на телевидении.
– Понял, Джордж. Подготовь мне докладную записку на эту тему к началу будущей недели, и мы тогда попытаемся найти способ известить русских о том, что нам известно.
* * *
Подходил к концу ещё один слишком продолжительный рабочий день Сергея Головко. Управлять СВР было тяжёлой работой для любого человека, но ему также приходилось поддерживать Эдуарда Петровича Грушевого, президента Российской Федерации. У президента Грушевого был свой Кабинет министров, некоторые из которых были компетентными, других избрали из-за их политического капитала или просто чтобы не дать им возможности встать в ряды оппозиции. Находясь внутри администрации Грушевого, они все ещё могли причинить ему вред, но не такой значительный, как если бы стояли вне администрации. Находясь внутри, им приходилось прибегать к оружию малого калибра, чтобы не погибнуть от разрыва собственных снарядов.
Хорошей новостью было то, что должность министра экономики была у Василия Константиновича Соломенцева, интеллигентного и, по всей вероятности, честного человека, что являлось таким же редким сочетанием в российской элите, как и в любой другой стране мира. Он лелеял честолюбивые мечты – редко у какого министра они отсутствовали, – но эти мечты были направлены главным образом на стремление добиться процветания своей страны и в основном не касались личного обогащения. Определённое стремление к личному обогащению не слишком тревожило Головко, главное, чтобы человек не старался, как свинья из басни, подгребать под себя все. По мнению Сергея Николаевича, таким пределом являлось состояние примерно в двадцать миллионов евро. Больше этой цифры – и министр попадал в разряд бессовестных свиней, но Головко мог понять и человека, которого устраивала меньшая цифра. В конце концов, если министр успешно трудился на благо своей страны, он или она имели право на соответствующее вознаграждение. Рядовые трудящиеся не будут критиковать их, если благодаря усилиям таких министров условия жизни для них становились лучше. «Наверно, не будут», – думал председатель самого крупного шпионского агентства. Россия отличалась от Америки, где законы, касающиеся «этичного» поведения членов правительства, доходили до бессмысленного и контрпродуктивного абсурда.
Американский президент, которого Головко хорошо знал, любил афоризм, которым восхищался и председатель СВР: Если тебе приходится записывать свои этические принципы, ты уже проиграл. Совсем не дурак этот Райан, а теперь и хороший друг или кажется другом. Головко старался укрепить эту дружбу, обеспечив помощь Америке в двух крупных международных кризисах. Он сделал это, потому что это было, во-первых, в интересах его страны и, во-вторых, потому что Райан – честный человек и вряд ли забудет оказанную ему помощь. Это казалось забавным Головко, который провёл почти всю свою взрослую жизнь в агентстве, основным предназначением которого было уничтожение Запада.
Но как относительно его самого? Неужели кто-то намеревается уничтожить его, Сергея Головко? Неужели кто-то стремился положить конец его жизни громким и рассчитанным на эффект способом прямо здесь, на площади Дзержинского? Чем больше он думал об этом, тем более пугающим казалось покушение. Мало здоровых людей могут невозмутимо думать о своей смерти, и Головко не принадлежал к их числу. У него никогда не дрожали руки, но он совсем не спорил с майором Шелепиным, который принимал все более строгие меры по его охране. Автомобиль, в котором Головко ездил на работу, ежедневно был другого цвета и часто разного типа, а сама поездка на площадь Дзержинского имела лишь одну общую черту – место отправления. Здание СВР было настолько велико, что позволяло не только ездить разными маршрутами, но и прибывать к пяти разным входам. Головко особенно восхищался хитростью, к которой прибегал его охранник: нередко председатель СВР сидел рядом с шофёром в автомобиле, возглавляющем процессию, тогда как на заднем сиденье мнимого охраняемого автомобиля располагался один из его подчинённых. Анатолий был далеко не дурак и даже демонстрировал время от времени творческую жилку.
Но теперь об этом не было речи. Головко покачал головой и открыл последнюю папку этого продолжительного рабочего дня. Сначала глаза пробежали по краткому содержанию документа – и тут же его мысль остановилась. Рука протянулась к телефону, и он набрал номер.
– Это Головко, – произнёс он, когда на другом конце линии ответил мужской голос.
Добавлять ещё что-нибудь не требовалось.
– Здравствуйте, Сергей Николаевич, – послышался через пять секунд приятный голос министра. – Чем могу помочь?
– Видите ли, Василий Константинович, вы можете подтвердить для меня эти цифры. Они действительно реальны?
– Они более чем реальны, Сергей. Эти цифры так же реальны, как закат солнца, – ответил Соломенцев руководителю российской разведки, который одновременно являлся советником президента Грушевого.
– Сукин сын, – пробормотал восхищённо глава разведки. – И как долго находилось там это богатство? – спросил он, не веря своим ушам.
– Нефть – примерно пятьсот тысяч лет; что касается золота, то дольше, Сергей.
– И мы ничего не знали об этом, – промолвил Головко.
– Никто не думал искать там. Вообще-то сообщение о находке месторождения золота кажется мне более интересным. Я должен увидеть одну из этих волчьих шкур, покрытых золотым песком. Как в опере Прокофьева, а? «Петя и Золотой волк».
– Забавная мысль, – ответил Головко, тут же выбросив её из головы. – Что это будет означать для страны?
– Сергей Николаевич, мне нужно быть провидцем, чтобы дать подробный и точный ответ на этот вопрос. Отвечу вкратце – в конечном итоге это может стать для нашей страны спасением. Теперь у нас есть что-то, обладать этим хотят все страны. Между прочим, мы имеем даже два «что-то», и это принадлежит нам. Иностранцы будут платить нам за все это огромные суммы денег, причём отдавать деньги готовы с улыбкой. К примеру, Япония. Мы обеспечим все её потребности в энергии на ближайшие пятьдесят лет, причём одновременно они сэкономят крупные средства на транспортировке энергоносителей. Им придётся перевозить нефть на расстояние нескольких сотен километров вместо десяти тысяч. Америка тоже получит огромную выгоду, хотя недавно они нашли крупное месторождение нефти на американо-канадской границе. Вопрос заключается в том, как доставить добытую нефть на рынок. Мы построим нефтепровод до Владивостока, причём не исключено, что понадобится ещё один нефтепровод от месторождения до Санкт-Петербурга, чтобы продавать нефть и Европе. Между прочим, мы, возможно, убедим европейцев, в первую очередь немцев, построить для нас этот нефтепровод – тогда они получат нефть по более низкой цене. Сергей, представь себе, если бы мы обнаружили это месторождение двадцать лет назад: Советский Союз не развалился бы, а стал вместо этого сильной и богатой страной.