Огаст наблюдал, как в тусклом свете, который падал из открытого люка “оспри”, Буасар размотал с пояса веревку и пропустил ее через стальные кольца на ремне Манигота. После этого Манигот отцепился от перекрестья и, извиваясь, пополз по хвосту вертолета в сторону кабины.

Похоже, находившиеся там мужчины знали о нависшем над ними огромном самолете, но об остальном не догадывались. Огаст попытался представить себе, что мог планировать пилот. Перелет наверняка должен был быть недолгим. Дальность действия “лонгрейнджера” ограничивалась 380 милями. Возможно, Доминик собирается отлететь на достаточное расстояние и пересесть на автомобиль, который и доставит его дальше в укрытие.

Неожиданно “лонгрейнджер” нырнул вниз. Это не был один из тех беспорядочных рывков, что происходили до этого. Вертолет целенаправленно пытался оторваться от преследования. Однако в результате Манигот соскользнул в сторону оси винта. Только очень быстрая реакция спасла десантника, и он не угодил во вращающийся ротор. Он умудрился ухватиться за выхлопную трубу позади агрегата. Буасар держался за стабилизатор, буквально болтаясь в воздухе.

Огаст взялся за рацию и приказал своему пилоту продолжить преследование. Затем он уставился в темноту, пытаясь разглядеть, не спрыгнули ли десантники.

Но они не спрыгнули. Обоим мужчинам гордости было не занимать, но не до безрассудства: если бы они могли спрыгнуть, они бы спрыгнули. По-видимому, десантники опасались, что, спрыгнув, могут угодить под лопасти винта.

Сбитый с толку расстоянием, темнотой и сильным ветром, полковник продолжал держаться за край люка, пока “ оспри” рванулся вдогонку за вертолетом. В конце концов Огаст обернулся К Тейлору.

– Пусть наша машина снова снизится! – крикнул полковник. – Я иду вниз!

– Сэр, – попытался возразить Тейлор, – ветер и угол наклона не очень…

– Отставить разговоры! – рявкнул Огаст, извлекая из шкафчика парашют и просовывая руки в лямки. – Я хочу зацепить вертолет за хвостовое оперение. А когда я доберусь до Буасара, мы отволочем эту штуку до дому.

– Сэр, трос испытан на две тысячи фунтов, а “ лонгрейнджер”…

– Знаю. Но до тех пор, пока винт будет вращаться, вертолет не станет мертвым грузом! Скажите пилоту оставаться вместе с ним во что бы то ни стало. Как только закреплю трос, я дважды мигну вам фонариком, и вы по радио скажете пилоту, чтобы он разворачивался!

Тейлор отдал полковнику честь и направился к лебедке с уверенностью, которой на самом деле вовсе не испытывал.

Оправдывая свое название, “оспри”, словно ночная хищная птица, неумолимо прорезал небо и спустился над “лонгрейнджером”. Кабель с Огастом пошел под углом вниз в сторону вертолета. Во время спуска полковника закрутило вокруг кабеля, и он не сразу смог уцепиться за стабилизатор. Он переполз на противоположную от Буасара сторону, чтобы машина не потеряла балансировки. Прицепив себя к хвосту вертолета, Огаст опоясал его тросом. Петля соскользнула назад и с металлическим звоном намертво затянулась вокруг хвостового оперения.

Полковник поймал свою рыбку. Однако он не стал подавать сигнал на “оспри”. У него в голове появилось кое-что другое.

Всмотревшись вперед, он пополз в сторону Манигота. Дюйм за дюймом он полз против встречного ветра ужасающей силы. Когда Огаст приблизился к кабине, “лонгрейнджер” неожиданно повернул вправо и направился на восток. “Оспри” с опозданием дернулся вслед, и вертолет отчаянно затрясло, когда трос, удерживаемый лебедкой, натянулся, как струна.

Огаст соскользнул с верхней части хвоста вбок. Он глянул вверх, чтобы убедиться, что с Маниготом все в порядке. Ноги полковника болтались в каких-то двух ярдах от посадочной лыжи. Два темных продуваемых ветром ярда, но конец перекладины находился прямо под ним. Если он соскользнет вниз, то пролетит рядом с нею. Опустив руки вдоль тела, Огаст посмеялся над всеми своими рассуждениями о планировании. Ситуация была сродни стрельбе вслепую: либо попал, либо нет.

Огаст стянул рукавицы и дал им улететь. Затем отстегнул карабин, удерживавший страховочную веревку вокруг хвоста, и рухнул вниз.

Полковник сразу же вытянул руки перед собой. Его слегка отнесло от вертолета, но не настолько, чтобы он не смог дотянуться до выступающего конца лыжи. Он уцепился за него левой рукой, тут же подстраховался правой и с трудом подтянулся. Ветер был очень сильным, и полковника, болтавшегося под углом сорок пять градусов, колотило о багажный ящик.

Он увидел, что пилот оглянулся в его сторону. Кто-то еще находился на полу между сиденьями пилотов и пытался подняться. Пилот отвернулся и бросил вертолет в еще одно пике. Трос выдержал, обе машины неимоверно трясло, и тогда пилот снова оглянулся назад. Однако на этот раз он смотрел не на Огаста, а на трос.

Вертолет начал медленно подниматься вверх. С ужасом Огаст понял, что пилот пытался сделать. Он хотел перерубить кабель винтом. Не имея возможности улететь самому, он решил лишить этой возможности всех вместе.

Наконец– то Огаст отчаянным рывком перекинул ногу через лыжу. Как только полковник встал на обе ноги, он дотянулся до двери и чуть было не сорвал ее с петель. Забравшись в пассажирский салон, он в два прыжка достиг открытой пилотской кабины. Перешагнув через мужчину, который в полубессознательном состоянии лежал на полу, Огаст согнул руки в локтях, приняв боксерскую стойку. Со скоростью автомата он нанес несколько последовательных ударов по голове пилота и спихнул оглушенного мужчину с кресла.

Усевшись на место пилота, полковник зафиксировал ручку управления и обернулся к мужчине на полу.

– Хаузен? Поднимайтесь! Вы мне нужны, чтобы управлять этой чертовой штукой!

Немец все еще не пришел в себя.

– Я…, я пытался, хотел зависнуть для вас…, дважды.

– Спасибо, – поблагодарил Огаст. – А теперь давайте, действуйте…

Хаузен медленно начал забираться в кресло второго пилота.

– Чуть быстрее, пожалуйста! – крикнул ему Огаст. – Я понятия не имею, что тут делаю!

Постанывая, Хаузен рухнул в кресло, провел рукавом по налитым кровью глазам и взялся за ручку управления.

– Нормально, – пробормотал он едва слышно. – Я…, я ее держу.

– Выскочив из кресла пилота, полковник со злостью зашвырнул Доминика в салон и вернулся к открытой двери. Он высунулся наружу. Буасар мужественно пробирался к Маниготу.

– Мы здесь уже в безопасности! – прокричал Огаст Буасару. – Когда выручишь Манигота, отцепи трос?

Буасар дал знак, что понял, и Огаст снова нырнул в вертолет.

– Эй, там, наверху, как вы там? – прокричал он Хаузену.

– Мне уже лучше, – неуверенно ответил немец.

– Удерживайте вертолет на месте, пока не получите команду, – приказал ему Огаст. – Потом вернемся на фабрику.

Хаузен показал, что понял. Полковник поднял Доминика с пола и теперь уже швырнул в кресло.

– Не знаю, что ты там натворил, – сказал Огаст, стоя перед французом, – но надеюсь, что что-то достаточно серьезное, чтобы избавиться от тебя навечно.

Еще не придя до конца в себя, с окровавленным лицом, Доминик через силу поднял взгляд на полковника, его губы растянулись в злой улыбке.

– Вы можете остановить меня, – процедил он сквозь зубы, – но всех нас вам остановить не удастся. Нетерпимость…, расовая нетерпимость – это дороже золота.

Огаст фыркнул. И снова оглушил француза ударом по голове.

– Значит, на моем счету кое-что завелось, – заключил полковник.

Когда голова Доминика завалилась набок, Огаст вернулся к открытой двери. Дрожащими от напряжения руками он помог Маниготу попасть в салон. Когда Буасар избавился от троса, Огаст помог и ему. Затем полковник закрыл дверь и тяжко рухнул на пол.

Самое грустное заключалось в том, что этот выродок был прав. Расизм продолжал расцветать махровым цветом, как и его проповедники. Полковник свыкся с борьбой против этих нелюдей. И справлялся с этим очень неплохо. Да и сейчас получается не хуже, признался он себе. И хотя на то, чтобы его разум прислушался к голосу сердца, потребовалось время, полковник уже знал, что, когда они приземлятся, ему нужно будет сделать телефонный звонок.