Было что-то в словах девушки, что заставило Джонса вспомнить их разговор в Милане. Мария Магдалина Пелати… Ее зовут Пелати, а ее отец — эксперт в вопросах, касавшихся Орвието. Внезапно Джонс понял, что это не простое совпадение.

— Мария, — медленно произнес он, — вашего отца зовут Бенито?

— Да, — ответила она с удивлением. — А откуда вы знаете?

Джонс протер глаза.

— Черт возьми! Значит, вы его дочь. Дочь Бенито Пелати!

Пейн поморщился.

— Что? Почему вы раньше не сказали нам, что вы его дочь?

— Я не знала, что вам известно, кто он такой. Кроме того, какое отношение он имеет к нашему делу?

Пейн изумленно уставился на нее.

— Вы что, притворяетесь наивной дурочкой? Он имеет к нему самое прямое отношение. Он же, черт его возьми, настоящий «крестный отец» Орвието! Он фактически правит городом.

Услышав громкие голоса, Бойд вышел из соседней комнаты.

— Люди, что случилось?

— Мы только что выяснили, кто она такая, — ответил Пейн. — Она дочь Бенито Пелати.

— И вы сильно из-за этого расстроились? Почему же?

Пейн взглянул на профессора, широко открыв рот от удивления.

— Вы что, издеваетесь? Ее отец фактически управляет Орвието. Ему подчинены тамошние силы безопасности. И вы полагаете, что он не имеет никакого значения? — Пейн глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. — Неужели вам никогда не приходило в голову, что солдаты, стрелявшие в вас в Орвието, могли действовать по его приказу? И что они хотели помешать вам вести раскопки?

— Ерунда! — отмахнулся Бойд. — Прежде всего, вы должны иметь в виду, что учреждение, руководимое Бенито Пелати, дало нам разрешение на проведение раскопок. Никакие раскопки невозможны без оформления соответствующей документации. Если бы вы начали копать без официального разрешения, вас арестовали бы на месте.

Разрешение? Значит, у них было разрешение? Тогда, с точки зрения Пейна, все лишалось смысла. Если Бенито Пелати действительно хотел спасти свою репутацию ученого, как утверждал Фрэнки, тогда почему он позволил Бойду проводить раскопки? Ну и, конечно, своей дочери. Не оказался ли он в еще более идиотском положении в глазах общественности, если бы его собственный ребенок — причем ребенок женского пола — обличил его заблуждения?

С другой стороны, возможно, он и выбрал Марию потому, что она родственница. Может быть, Бенито всегда было известно о существовании катакомб, и он решил, что если их обнаружит Мария, ему перепадет часть ее славы. Он сможет сообщить представителям СМИ, что получил новые свидетельства о существовании катакомб и направил в Орвието свою дочь, чтобы раз и навсегда установить истину.

Пейн с Джонсом некоторое время перебирали возможные варианты, пока Бойду не удалось сменить тему, убедив их, что есть гораздо более важные темы для обсуждения. Свиток и текст на нем.

— Джонатан, — обратился он к Пейну, — не могли бы вы помочь мне кое в чем? Боюсь, я запамятовал слова, которые выкрикивал Манзак в Милане. Что-то о войне. Вы не могли бы воспроизвести их поточнее?

Пейн кивнул.

— «Никакого сострадания не было во времена крестовых походов, не будет его и сейчас. Мы ведем священную войну, и только отсутствие всякого сострадания может обеспечить нам победу».

— Именно! Священную войну! — Бойд с особым пафосом повторил фразу. — И что-то о Христе. Что он сказал о Христе?

— Будто он сражается не за него, и что его нисколько не интересует Христос, так как ему хорошо известно, что произошло в те времена и кто истинный герой.

— Истинный герой! Да, именно таковы были его слова! Великолепно, просто великолепно!

— И вы их понимаете?

— Возможно… Возможно… — Профессор схватил чистый листок бумаги. — А когда вы остались наедине, он вам что-нибудь еще говорил? Что-нибудь о Боге, свитках или священной войне?

Пейн попытался припомнить разговор с Манзаком. Главная сложность, с которой сталкивается следователь при проведении допроса, состоит в отделении существенной информации от чепухи и случайных фактов в сведениях, полученных от подозреваемого.

— Он говорил что-то об истине, и его слова немного смутили меня.

— Об истине? — переспросил Бойд и бросил взгляд на Марию.

Девушка пожала плечами.

Пейн продолжил:

— Он сказал, что его боль продлится недолго, потому что он знает истину, а моя будет вечной, так как я ее не знаю.

— Значит, он утверждал, что ему уже известна истина?

— Примерно так.

— Чертовски странно! Если ему известно, о чем говорится в свитке, значит, свитков много. Но как такое может быть?

В разговор вступила Мария:

— Если Тиберий направил несколько свитков Пакцию в Англию, разве не мог Пакций направить ему в Рим несколько свитков с описанием своего успеха?

— Пакций? — растерянно пробормотал Джонс. — Тиберий?

— Конечно! — воскликнул Бойд. — Какой я кретин! Пакцию было необходимо ставить императора в известность о своих действиях в Иерусалиме, и любой, кто прочел эти послания, сразу же понял их замысел. Даже если не имел никаких сведений о нашем свитке!

— Но неужели?..

— Постойте! — вмешался Пейн. — Мы от вас несколько поотстали. Вы начинаете обсуждать какие-то другие свитки, ничего не объяснив относительно первого.

Джонс кивнул:

— Джон прав. Если вы рассчитываете на нашу помощь, то прежде всего должны посвятить нас в свои секреты. И самый лучший способ — начать с самого начала.

— Это займет много времени.

— Не беспокойтесь, — ответил Пейн. — У нас с вами есть некоторый его запас.

Ларс знал, что его командиру необходимы последние сведения, но страшно не хотел в очередной раз с ним встречаться. По крайней мере не сейчас, не с такими неприятными новостями.

Поначалу он решил, что миссия будет очень простой. Особенно когда узнал, что Пейн воспользовался кредитной карточкой, чтобы купить четыре билета до Женевы на местном железнодорожном вокзале. Каково же было разочарование Ларса, когда выяснилось, что, пока он улаживал вопрос с возмущенным кондуктором у Фрайбурга, Джонс с Бойдом взяли напрокат автомобили в каком-то бернском агентстве. В полном замешательстве Ларс отправил половину своих людей обратно, а другой половине скомандовал продолжать осмотр поезда.

И это было только начало.

Прежде чем его люди вернулись, Ларс получил информацию, что Мария наняла лимузин до Цюриха. Все попытки установить контакт с ее водителем ни к чему не привели из-за сильных радиопомех в Альпах. Затем Ларсу сообщили, что американец по имени Отто Бакнер (а по внешности — Пейн) приобрел шестнадцать билетов на восемь разных автобусов, следовавших по территории Швейцарии, которые в данный момент уже находились в пути и все в разных направлениях.

Конечно же, все приобретенные автобусные билеты предназначались лишь для того, чтобы сбить преследователей с толку. На самом деле Пейн с Джонсом нашли свой транспорт на стоянке в Бернском аэропорту. Они просто дождались, пока какой-то бизнесмен заехал туда, затем Мария начала флиртовать с ним и получила необходимую информацию о том, куда он направляется. Как только она узнала, что он улетает в Париж на целую неделю, Пейн с Джонсом поняли, что смогут взять «БМВ» бизнесмена и доехать на нем до Кюсендорфа, не опасаясь, что о пропаже машины заявят в ближайшее время.

Доктору Бойду удалось разъяснить американцам все, что им было необходимо знать: о своем открытии в Бате, о гипотезах относительно императора Тиберия и о переводе текста свитка. Как только он ответил на все вопросы, Мария подробно осветила загадку смеющегося человека, описала статую на крыше Миланского собора, а также сообщила несколько фактов о правой руке Тиберия, генерале Пакции.

Нет нужды говорить, что в конце всех этих рассказов у Пейна с Джонсом голова шла кругом.

Чтобы хоть чем-то расплатиться со спутниками, Пейн с Джонсом посвятили их в некоторые факты из прошлого, в свои дела с Манзаком и Бакнером и во многое другое, что смогли вспомнить. К тому времени, когда взаимный обмен информацией завершился, оставались только две вещи, относительно которых все были согласны. Во-первых, все четверо пребывали в полнейшем недоумении по поводу имевшейся у них информации. А во-вторых, если они действительно хотели узнать что-то важное в Архиве Альстера, им прежде всего было необходимо хорошенько выспаться.