Бойд постучал по трубе, пытаясь выяснить, на какой вес она рассчитана. Затем, посчитав что-то в уме, глянул вниз на кучу мусора и понял, что приземление будет не очень мягким.

— Хорошо, дорогая. Я попробую, хотя, мне кажется, будет лучше, если мы спустимся по очереди. Не следует резко увеличивать нагрузку на трубу, залезая в нее одновременно.

— Не могу не согласиться, профессор.

— Теперь единственное, что нам остается решить, — кто прыгнет первым. В большинстве ситуаций я придерживаюсь старого правила вежливости и настаиваю на том, чтобы пропускать дам первыми. Однако…

— Великолепно! Меня это вполне устраивает!

Прежде чем Бойд успел возразить, Мария ухватилась за верхнюю часть трубы, пролезла внутрь и изо всех сил оттолкнулась, после чего понеслась по трубе вниз подобно бобслеисту на Олимпийских играх. Завершение спуска показалось ей несколько жестковатым — она влетела в громадную кучу из стружек и обломков досок и штукатурки, — но девушка решила, что так все же лучше, чем быть расстрелянной на крыше злобными полицейскими.

Мария отряхнулась, глянула на крышу и, подняв большой палец, дала Бойду знак к спуску. С большой неохотой профессор кивнул, сделал глубокий вдох и, следуя ее примеру, прыгнул в трубу.

По правде говоря, их приключения только начинались. И самое невероятное было еще впереди.

Джонс немного понимал по-итальянски, поэтому общее содержание статьи о трагедии с автобусом уяснил без особого труда. И главное — что это была не авария. В статье утверждалось, что доктор Бойд был не просто аферист и вор. Он был также сверхталантливый каскадер и гениальный взрывотехник, способный подорвать автобус на глазах у половины итальянских сотрудников полиции и притом остаться в живых и как ни в чем не бывало скрыться с места преступления. Нечеловеческие способности, не так ли?

В статье говорилось, что Бойд сбил вертолет, затем захватил первый автобус, выезжавший из города, и поехал на нем по дороге, которую полиции удалось заблокировать. Остановившись, Бойд взорвал всех находившихся в автобусе, а сам благополучно скрылся, пока героические полицейские, рискуя жизнью, вытаскивали несчастных жертв из пламени.

Пейн расхохотался. Полная галиматья! Худшее, что может сделать преступник, — это убить полицейского, так как в подобном случае коллеги убитого, чтобы отомстить, пойдут на все, вплоть до нарушения закона. Почему? Да потому что в полиции знают: если они оставят такое преступление без ответа, любой подонок с оружием не моргнув глазом пристрелит постового. А затем дойдет очередь и до других.

Поэтому Пейн сразу уловил главную ложь в статье. Невозможно представить себе, чтобы подразделение полиции, окружившее автобус, который захвачен человеком, убившим полицейского, позволило преступнику уйти. Ни при каких обстоятельствах! Каким же образом в таком случае Бойду удалось выжить? Более того, какой взрывчаткой он пользовался, чтобы уничтожить автобус, а самому остаться невредимым? Такие взрывчатые вещества были неизвестны Пейну, а он их знал практически все.

Вот такие мысли проносились у Пейна в голове, пока он слушал газетную статью. Примерно о том же думал и Джонс, говоря, что необходимо посетить место катастрофы до наступления темноты.

Чтобы добраться до него — а оно располагалось на расстоянии менее десяти миль от той заправки, на которой Пейн залечивал свои раны, — напарники съехали с шоссе на проселочную дорогу, проложенную явно не для автобусов и уж тем более не для «феррари». Они не доехали нескольких миль до места, когда на пути возникло деревянное заграждение. Его окружали венки, цветы, фотографии жертв, оставленные родственниками. Многим удается не обращать внимания на подобные вещи и спокойно проезжать дальше, как мимо знаков дорожного движения или почтовых ящиков. Пейн не мог позволить себе подобного равнодушия. Его родителей сбил пьяный водитель, когда сам он был еще подростком, и потому всякий раз, когда он замечал букет цветов на обочине, ему в голову приходили мрачные мысли и воспоминания. Джонсу о Пейне было известно все, поэтому он вылез из машины один и подошел к заграждению.

Сколько Пейн себя помнил, в те минуты, когда к нему возвращались тяжелые воспоминания о трагедии с родителями, ему становилось немного легче от любимой музыки. Поэтому он решил проверить аудиосистему в новом автомобиле. К несчастью, единственные станции, которые ему удалось поймать посреди Апеннин, были заполнены печальными мелодиями в исполнении Андреа Бочелли и Марчеллы Беллы. Не совсем то, что помогало Пейну в подобных ситуациях. Он переходил от станции к станции в надежде отыскать что-то более жизнерадостное, но тут Джонс крикнул ему:

— Назад! Снова найди предыдущую станцию! Скорее!

Пейн выполнил просьбу друга, надеясь, что, когда он вернется на предыдущую станцию, там не будет очередной оперной арии. К своему великому удивлению, Пейн не обнаружил там никакой музыки, а только быструю болтовню на итальянском местного диктора. Это могло быть что угодно, от прогноза погоды до описания ситуации на дорогах. Пейн ничего не понимал, так как те несколько итальянских слов, которые ему были известны, он узнал из сериала «Клан Сопрано». Впрочем, о чем бы там ни говорилось, информация явно пришлась по душе Джонсу, так как он сразу заулыбался во весь рот. Пейну показалось, что болтовня на итальянском длится целую вечность, хотя на самом деле продолжалась она всего две минуты, после чего Джонс выключил приемник и избавил Пейна от слащавого пения Паваротти.

— Ты не поверишь! — воскликнул Джонс. — Бойда только что видели в Милане.

Пейн вытаращил глаза.

— Да ты что?

— Клянусь, Джон! Его только что видели в Милане. Полицейские попытались схватить Бойда, но он сбежал. Опять.

— Секундочку. Ты что, серьезно? Как ему удалось сбежать?

— Он скрылся из университетской библиотеки. И обрати внимание — не один, а в сопровождении женщины.

— Бойд взял заложницу?

Джонс отрицательно покачал головой;

— Нет, нашел себе напарницу. Она тоже в деле.

Распятие, имевшее место в Дании, прошло практически незамеченным в Соединенных Штатах, и он не мог понять почему. В этом убийстве было все, что так привлекает американцев: жестокая расправа, исторический фон и священник из Ватикана в качестве жертвы, — и тем не менее единственного упоминания названное преступление удостоилось в коротенькой заметке Ассошиэйтед Пресс. Ни слова в «Ю-эс-эй тудей», ни слова в «Нью-Йорк таймс», ни слова в «Нэшнл инкуайрер».

Господи, что с ними со всеми случилось? Они что, действительно настолько отупели от своих фильмов ужасов и видеоигр, что их даже не заинтересовал распятый священник? Кого же и каким способом в наше время надо убить, чтобы привлечь их внимание? Их долбаного президента?

Нет, это будет уже слишком. Ему хотелось как можно больше внимания, а не войны. Только таким способом ему и его сподвижникам удастся достичь своих целей.

По его мнению, второе убийство было шагом в правильном направлении. Си-эн-эн направила съемочную группу в Триполи и Непал в надежде узнать реакцию королевской семьи. Отснятый ими материал появился в новостных программах по всем Соединенным Штатам. Девяносто процентов американских газет опубликовали статьи о жестоком преступлении. Достаточно громкие, чтобы привлечь внимание Ватикана. А именно для этого и предназначались убийства.

Часы отсчитывали минуты, и ставки были очень высоки. Пришло время закручивать гайки.

Прозванный за свою фамилию Святым Игроком, Орландо Поп был одним из лучших бейсболистов. Он великолепно бил по мячу, быстро бегал и делал все то, что в конечном итоге приносило его команде победу. Короче говоря, он был тем самым парнем, за которого любой клуб готов выложить какую угодно сумму. В течение неигрового сезона две команды — «Ред сокс» и «Янкиз» — сделали все возможное, чтобы заполучить его. Они стремились не только к непосредственному заключению контракта с игроком, что было бы, конечно, грандиозной победой, но хотя бы к тому, чтобы он не оказался в списках другой команды, а это в каком-то смысле даже важнее. Почему? Да за всю историю бейсбола не было двух команд, которые больше ненавидели бы друг друга, нежели «Ред сокс» и «Янкиз». Игроки ненавидели друг друга. Болельщики ненавидели друг друга. И даже города ненавидели друг друга.