Шум сразу стих, как отрезало. В лицо ударил дождь. Он подобрал ноги.

Халли приземлился на стену, перекатился и тотчас вскочил, ощутив внезапную острую боль. Больная нога: то ли он ее подвернул, то ли еще что… Некогда! Тут, снаружи, звон набата был слышнее. Ему откликнулись другие колокола по всему Дому.

Камни троввской стены были истертые, гладкие, скользкие от дождя. Халли трусил вдоль парапета, точно раненый зверь, озираясь по сторонам: назад, через плечо, наружу, за парапет, в темноту, вниз, на хижины, которые лепились к стенам Хаконова чертога, где сейчас в окнах зажигались огни. Колокола повсюду трезвонили все тревожнее. Мальчик никак не мог решиться: ему не нравилось то, что ждало за парапетом, он слишком хорошо помнил высокие стены и глубокий черный ров внизу.

Однако задерживаться в Доме Хакона ему тоже не хотелось.

Впереди, за поворотом стены, где-то у ворот, замелькали огни факелов. Они множились с угрожающей стремительностью, распространяя вокруг себя гневное зарево, которое освещало стены хижин и виселицу, установленную на стене (Халли не преминул обратить на нее внимание). Огни вдруг разделились на два потока: часть преследователей направилась в одну сторону, часть в другую. До Халли доносились властные голоса, топот сапог по камням, гавканье и вой собак.

Халли вздохнул и оглянулся назад. Вдалеке, на стене, тоже мелькали огни и виднелись бегущие люди.

Он накинул капюшон, чтобы никто не разглядел его лица, подступил к краю стены и оценивающе посмотрел вниз. Там царила непроглядная тьма. Где-то далеко внизу слышался шум дождя, падающего в воду. Мальчик нерешительно закусил губу.

Осколок камня отлетел от стены и ударил его в щеку рядом с глазом. Сломанное древко стрелы подпрыгнуло и упало на парапет.

Халли зажмурился, разбежался и прыгнул.

Падение оказалось коротким, но на удивление прерывистым — оно превратилось в бесконечное множество отдельных моментов, когда Халли зависал в воздухе, дрыгая ногами, раскинув руки. Навстречу дул ветер, желудок подпрыгнул к самому горлу, а заплечный мешок и волосы болтались где-то над головой. Однако он не успел ничего с этим поделать до того, как ударился о воду и тьма поглотила его.

Воздух исчез, вокруг была лишь ледяная чернота.

Исчезло все: дождь, огни, колокола, шум…

Глядя перед собой, раскинув руки, Халли тихо опускался на дно черного рва.

У крестьянина из Глубокого дола было три дочки, и Свейн наведался к нему, чтобы решить, которую из них взять в жены. Он увидел, что все три хороши собой: у них были длинные душистые волосы и крепкие ляжки. Выбрать одну из них было нелегко.

Тогда Свейн сказал:

— Я отправляюсь в чертог троввского короля. Что вам принести оттуда?

— Золота и серебра, — сказала старшая, — чтобы мне было что носить на шее.

— Горшок и половник, — сказала вторая, — а то мой горшок разбился, а половник сломался.

Младшая же улыбнулась и сказала так:

— Принеси мне только цветочек с пустошей, чтобы я смотрела на него и думала о тебе!

Свейн отправился в чертог троввского короля. Это был уже второй его поход На этот раз он проник глубже, миновав пылающий очаг и развешанные кости, в самое логово, где жили троввы. Они все спали, забившись в дыры и щели, и Свейн без труда перебил многих из них. Он дошел до лестницы, ведущей дальше под землю, но было уже поздно, и он пошарил вокруг, добыл золото и серебро, горшок и половник и ушел. Выйдя на пустошь, он сорвал цветок. Потом вернулся обратно в дом крестьянина и дал его дочкам то, о чем они просили.

— Что же, решил ли ты, которую из нас возьмешь в жены? — спросили они.

— Да, решил, — ответил Свейн. — Ты, старшая, тщеславна и распутна, а ты, младшая, не в своем уме и не приспособлена к жизни. Я выбираю тебя, средняя, потому что твоя просьба была здравой и разумной.

Он вернулся домой со средней из сестер, и она стала ему очень хорошей женой.

Таков был второй визит Свейна в чертог троввского короля.

Свейну еще не было шестнадцати в год смерти его отца, однако когда он взял власть в свои руки, это почувствовали все. Первое, что он сделал, — собрал своих людей во дворе.

— Оглянитесь вокруг! — сказал Свейн. — Что вы видите? Жалкие хижины и огороды с капустой, грязь и навоз. Скоро все будет иначе! Я намерен сделать наш Дом самым могущественным в долине, но для этого нам нужно больше земель. В округе множество других усадеб, надо, чтобы все они подчинялись нам. Мы возьмем мечи, пойдем и убедим их перейти под нашу руку.

Один из его людей возразил:

— Но мы непривычны сражаться! Мы только и умеем, что трудиться на земле.

— Есть и еще одно дело, — сказал Свейн. — По ночам вокруг рыщут троввы, а вы только и знаете, что прятаться под кровать. Теперь я ваш вождь, и больше этого не будет. Пришла пора научить врагов страшиться нашего Дома!

И он обнажил меч.

— Возражения есть?

Возражений не было. Все отправились за оружием.

Уловка не сработала. Съежившись в тени расселины, он слушал сквозь шум дождя нарастающий многоголосый вой, катящийся по сырым склонам и разбивающийся об утесы наверху. Собаки бежали вдоль ручья, шлепая по воде. Он на миг вжался лицом в траву, заставляя себя двигаться дальше. Если он сейчас же не выберется из расселины, они скоро поднимутся сюда и увидят его. Он представил себе стремительно мчащуюся стаю, жаждущую крови; он представил себе бегущих следом людей, угрюмых и мрачных, вооруженных цепами и косами, ножами и веревками. Теперь, когда зашли так далеко, они не станут тащить его в Дом, чтобы повесить там. Они сделают это на ближайшем дереве с достаточно прочными сучьями…

Он зажмурился, вжался лицом в траву и землю, вдыхая темный, кислый запах. Проще было бы не бежать. Его преследовали целый день, и теперь колено у него распухло; оно закоченело даже за время этой короткой передышки, пока он лежал под свинцовым небом, надеясь, что они пойдут по ложному следу, вниз по ручью. Но собаки учуяли его даже в воде и теперь снова шли за ним по пятам. Сколько ни беги, все равно скоро его догонят. Проще остаться на месте…

Под утесом, там, где ручей спускался вниз, прыгая по уступам, раздался яростный лай. Это, наверное, там, где он ободрал руку; они нашли кровь на скале. Испуг придал Халли решимости. Он задрал голову, заставил себя окинуть взглядом склон расселины. Подъем был не крутой. Можно его преодолеть даже с больным коленом. Он полез наверх, цепляясь за траву. Босые ноги заскользили по мокрой траве, он сбил пальцы о камни и немного съехал назад. Но потом нащупал ногами опору и энергично пополз наверх. Колено протестовало, но не сильнее, чем он рассчитывал. Впиваясь пальцами в дерн, Халли упорно карабкался по склону. И несколько секунд спустя, не обращая внимания на царапины, раздвинул свисающие ветки шиповника и ежевики и выбрался на ровную землю.

Впереди уходил на запад склон хребта, нагромождение провалов, валунов и утесов. За ним поднималась серо-голубая масса, одеяло из деревьев, наброшенное на кости горы. Лес. Лес — это убежище. Лучше попытаться добежать до него, чем торчать на виду и ждать, пока тебя разорвут.

И Халли, спотыкаясь и хромая, затрусил по открытому склону.

Темно-серый, темнее, чем тучи над головой, расползался по небу дым горящего Дома.

Первый башмак он потерял в черном безмолвии рва, где-то между тем моментом, когда ушел на дно, в мягкий, податливый ил, и последним паническим рывком, который наконец позволил ему вырваться обратно, на воздух. Когда его голова вынырнула на поверхность, навстречу дождю, башмака уже точно не было. Он, откашливаясь и бултыхаясь, греб к берегу. Тьма защищала его от стрел. Слева, на поверхности воды, плясало багровое отражение горящего строения.

Поначалу он думал, что ему удалось уйти, что все люди Хакона остались тушить пожар. Он миновал несколько полей, и надежда все нарастала, пока он не поднялся на небольшой холм и не оглянулся назад. Отсюда, из предгорий, освещенных занимавшимся над морем серым рассветом и пламенем пылающего Дома Хакона, он увидел факелы преследователей, рыщущих вдоль черного круга рва, и услышал, как собаки рванулись по следу.