— Вы бы все равно не дали ей выйти замуж за плотника!

Олав молча взглянул на него.

— За простого деревенского парня? Ой, вряд ли! Наверняка она была просватана за отпрыска другого Дома. Правда ведь?

Олав чуть заметно пожал плечами.

— Ну разумеется! — продолжал Халли. — Так или иначе, ее сердце оказалось бы разбито.

Он шагнул назад, к двери.

— Но все равно спасибо тебе за эту историю. Я все думал, отчего же я тебя не убил, и теперь, кажется, понял. В этой истории и без того слишком много бесполезных смертей, которые никому не принесли чести. Но теперь, если лихорадка тебя не доконает, я выступлю против тебя на суде и ты потеряешь и землю, и лицо. Тем дело и кончится. До свидания!

Он повернулся, чтобы уйти, но в глубине комнаты царила непроглядная тьма, и он не мог найти двери.

Сзади донесся насмешливый шепот Олава:

— Что ты за странный малый! Тебе не приходило в голову, что без твоего свидетельства все дело развалится? А ведь я тебя отсюда живым не выпущу, верно?

Халли наклонился вперед, пробираясь на ощупь.

— Неплохо сказано, но ты стар и болен!

— Ну как тебе сказать… На самом деле я не так плох, как кажется.

Халли услышал звук движения, легчайший шорох, как будто тюфяк внезапно избавился от ноши и солома в нем расправилась.

Он оглянулся.

Пламя свечи яростно колыхалось, круг света плясал и метался. Кровать была пуста.

В течение трех дней Свейн шел по следу Коля. Он не ел и не спал, пока не вышел к лагерю разбойников на утесе вблизи Отрога. Их там было двадцать человек, но Свейн не колебался — он устремился вперед размахивая мечом, и началась битва. Вскоре восемь изгоев лежали мертвыми, однако и Свейну приходилось нелегко. Он отступал назад по тропе, не прекращая сражаться, пока не дошел до маленькой пастушьей хижины. Он забежал внутрь и запер дверь.

Коль и его люди осадили хижину и принялись ждать, когда Свейн выйдет наружу.

А Свейн нашел внутри кремни, свечу и несколько поленьев. Он поразмыслил и принялся вырезать из дерева грубое подобие человеческой головы.

Ночью разбойники увидели свет в окошке хижины и тень Свейна на противоположной стене. Они оставили одного человека на страже и улеглись спать.

Свейн же проделал дыру в задней стене хижины и выбрался наружу. Он обогнул хижину и отрубил головы Колю и его людям, одному за другим. Отрубленные головы он насадил на колья и расставил их вдоль дороги, ведущей через долину, в назидание, чтобы никто больше не вздумал разбойничать.

Халли ринулся вперед — его руки уперлись в корявую холодную оштукатуренную стену. Где же дверь? Шаря по сторонам, он услышал скребущий звук, как будто чем-то металлическим провели по полу.

Кочерга из камина!

Пальцы Халли наткнулись на дерево, и он принялся нащупывать задвижку.

Что-то прорезало воздух. Халли машинально пригнулся. Невидимое орудие с треском врезалось в штукатурку у него над головой. На волосы дождем посыпалась крошка.

Шепот в темноте:

— Проклятье! Я забыл, какой ты коротышка!

Треск, хруст: Олав высвобождал кочергу. Халли нащупал задвижку и отворил дверь. В глаза ему ударил тусклый свет; он смутно увидел темную галерею, а дальше, за перилами, огромное пространство чертога, слабо отсвечивающее красным. Халли бросился вперед, но тут что-то впилось ему в бедро. В ноге вспыхнула боль, и Халли потерял равновесие. Он врезался в дверной косяк и рухнул на галерею.

Когда он поднял глаза, то увидел, как из темной двери медленно-медленно выступил Олав Хаконссон, похожий на иссохшее привидение в шерстяной ночной рубахе. В руках он держал длинную черную кочергу. Лицо у него было бледное, глаза казались огромными; кожа на исхудалых руках висела как тряпочка. Он занес руки, чтобы нанести новый удар.

Халли откатился в сторону, оттолкнулся здоровой ногой и пополз по полу. Позади упорно шлепали босые ноги больного.

Халли согнул спину и начал вставать на четвереньки. Одна нога онемела, в бедре тонкими иголочками пульсировала боль. Мальчик перенес вес на другую ногу, поднялся и привалился к перилам.

Оглянулся: бледное лицо, занесенная кочерга.

Халли дернулся в сторону, к лестнице.

Перила хрустнули от удара. Щепки полетели вниз, в чертог.

Нога плохо слушалась, и наступать на нее было больно; подпрыгивая и хромая, Халли добежал до лестницы и, обеими руками ухватившись за перила, чтобы не упасть, бросился вниз. Снова что-то рассекло воздух у него над головой.

Олав хотел крикнуть, но получился только свистящий шепот, и пространство чертога поглотило его:

— Хорд! Хорд! Рагнар! Вставайте! Здесь враг! Ах, проклятье — куда делся мой голос?

Халли ковылял вниз по лестнице, наваливаясь на перила, занося вбок больную ногу, морщась каждый раз, как приходилось опираться на нее. Бежать быстро он не мог, но и Олав тоже не мог.

Мальчик слышал, как преследователь тяжело спускается по ступеням, хрипя и сипя горлом, как шуршит его рубаха.

Он добрался до площадки. Внизу слева открылось темное, как пещера, пространство — абсолютный мрак, если бы не угли, дотлевающие в очаге. Жаровни на стенах почти прогорели, обратившись в багровые точки; десятки кубков и блюд тускло блестели на столах.

Справа, на стене, были веером развешаны пять копий. Халли подобрался к ним, схватил одно, пытаясь сорвать его со стены. Ему нужно было оружие, чтобы защищаться, — зачем только он бросил нож? Какой же он дурак! Он тянул, дергал, едва не вывихнув себе руку. Все было бесполезно: копье оказалось приделано намертво, а Олав уже настигал, его глаза были как серые провалы, он спустился на площадку и держал свое оружие наготове…

Халли ссыпался по нижнему пролету, споткнулся и растянулся на животе на полу чертога. Медленно поднялся, развернулся к столам. Далеко справа, за смутно различимым рядом колонн, просматривались двери, ведущие во двор. Даже отсюда было видно, что они крепко заперты на засов.

Снова мучительный шепот:

— Хорд! Рагнар! Вставайте!

Халли, обернувшись, увидел, как Олав преодолевает последнюю ступеньку. Лицо больного блестело от пота, свалявшиеся волосы свисали на глаза, грудь судорожно вздымалась и опадала.

— Давай посмотрим правде в глаза, — предложил Халли. — Они все крепко дрыхнут, как пьяные свиньи, — впрочем, они и есть пьяные свиньи. Возвращайся в кровать, пока можешь. Эта погоня тебя погубит.

Олав жутко усмехнулся.

— Халли, Халли, но как же ты наружу-то выберешься? Двери все заперты!

— Ничего, придумаю что-нибудь.

Халли посмотрел в сторону лестницы, ведущей в кладовую, через которую он проник в чертог. Нет, чересчур рискованно: наружная дверь наверняка заперта, можно оказаться в ловушке. Единственный выход — попробовать сунуться в арки за Сиденьями Закона: может, там найдется окно или еще что-нибудь…

Он услышал тяжелое дыхание, краем глаза заметил размытое движение. Халли метнулся в сторону; кочерга рассекла воздух у его плеча и врезалась в каменный пол. Олав выругался.

— Это была неплохая попытка, но ты слабеешь, — констатировал Халли. — А моей ноге стало лучше.

Это была правда: онемение понемногу проходило. Мальчик похромал прочь, к яме, где над тлеющими углями все еще висела бычья туша: груда костей и жил с ошметками мяса. Пол возле туши был заляпан салом; Халли поскользнулся и чуть не потерял равновесие. Выпрямившись, он увидел два кованых вертела, прислоненных к краю ямы. Он наклонился, схватил их и обернулся навстречу надвигающемуся Олаву.

Халли взял в каждую руку по вертелу и угрожающе помахал ими.

Олав насмешливо засипел.

— О дух Хакона, страх-то какой! Будь я жареным цыпленком, убежал бы без оглядки!

— Берегись! — рявкнул Халли. — У нас в верхней долине умеют сражаться двумя клинками!

— То-то ты ими машешь так, точно мух отгоняешь! — хмыкнул Олав. — Чем дальше, тем больше я удивляюсь, как ты вообще сюда добрался. Ты не умеешь убивать, ты не умеешь драться — бестолковее парня я еще не встречал!