Хорд, невзирая на многочасовые обильные возлияния, выглядел почти так же, как и утром, разве что глаза немного покраснели. Он покачивал в ладони кубок с вином, пристально глядя на сына. На Рагнаре тяготы пиршества сказались куда сильнее. В тусклом свете лицо его выглядело белым, как баранья кость.

Крышка на бочке шевельнулась, впервые за несколько часов. Она накренилась набок, и в щели нетерпеливо блеснули глаза.

У Халли затекли спина и ноги.

Он долго спал и выспался на славу: в бочке было куда теплее, чем в придорожных кустах. Но теперь, проснувшись, он обнаружил, что спина болит, а икры и ступни колет, точно иголками. Ему очень хотелось изменить позу, но он боялся наделать шуму.

Рагнар говорил:

— По-моему, я ей не нравлюсь, отец.

Хорд фыркнул, точно бык.

— Можно подумать, твоей матери я нравился! Отцы наши договорились между собой, и она опомниться не успела, как увидела над собой мою бороду. А хотела она этого или не хотела — кто знает? Она смирилась, как смиряются все женщины, и стала хорошим и находчивым законоговорителем. Не будь таким рохлей, парень! Речь не о том, нравишься ли ты ей или она тебе.

— Я знаю! — раздраженно ответил Рагнар. — Но все же…

— Ты сделаешься здешним вершителем после моей смерти, — продолжал Хорд. — Если она станет твоей женой, вы будете править сразу двумя Домами. Это стоящий союз.

Он качнул рукой, глядя, как колышется вино в кубке.

— Где-то прибавится, где-то отнимется, — сказал он. — То, что мы выиграем благодаря твоему браку, перекроет то, что мы потеряем из-за поступка Олава.

Рагнар сделался озабоченным.

— Ты думаешь, мы потеряем земли? И что, много?

— Ну, зависит от того, как сильно Свейнссоны надавят на Совет. Ульвар Арнессон с ними разговаривал. Он говорит, они настроены требовать как можно большего, особенно баба, хотя, видит Хакон, она-то уж никогда этого Бродира не любила!

Он принялся ковырять в зубах ногтем.

У Халли ныла вся спина, и он морщился от боли. Если бы хоть слегка перенести вес, присесть под крышкой на корточки…

— Зря Олав это сделал, — сердито заметил Рагнар. — Это было необдуманное убийство.

Хорд побагровел и стукнул кубком по столу так, что блюда подпрыгнули и зазвенели.

— Да по-хорошему этого Бродира давно следовало бы повесить! Надеюсь, это ты отрицать не станешь?

Рагнар опустил глаза.

— Не стану.

— Жаль только, что этот жабеныш, племянничек его, все видел. Теперь будет главным свидетелем на суде…

Халли пытался поудобнее устроиться в бочке, чтобы спине было не так больно; услышав слова Хорда, он замер.

— Надо было и ему тоже глотку перерезать, — буркнул Рагнар. — Это сберегло бы нам несколько акров…

— Ну а кто его за глотку держал, как не ты? — проворчал Хорд. — Ты и упустил случай. Впрочем, теперь это все пустые разговоры. Нам до него не добраться. Но это мне напомнило другое дело. Что бы там ни решил Совет, я…

Боль внезапно пронзила Халли спину, точно ножом. Мальчик слегка дернулся, уперся руками в стенки бочки.

Бочка пошатнулась.

Крышка, балансировавшая на краю, качнулась.

Халли почувствовал это и торопливо вскинул руку, чтобы удержать крышку.

Этим движением он нарушил шаткое равновесие; крышка перевалилась через край бочки и рухнула на пол.

Коль Убийца Родича творил немало жестокостей по всей долине. Он был известен как опытный боец. Он не принадлежал ни к одному из Домов и собрал шайку, в которой было много закаленных изгоев. После того как шайка Коля напала на владения Геста в верхней долине, они отправились на восток через земли Свейна. Там, близ Глубокого дола, стояла усадьба, где жили двоюродные братья Свейна. Однажды Свейн увидел, что над горой вздымается черный дым. Он поехал туда, чтобы разведать, что случилось, и увидел, что усадьбу сожгли, а братьев его посадили на кол. Свейн так разгневался, что его товарищи разбежались кто куда. Успокоившись, он огляделся и увидел следы разбойников, уходящие в чащу.

Свейн сказал своим людям:

— Поезжайте домой. А я отправляюсь на охоту.

Эхо раскатилось меж колонн по полночному чертогу. Рагнар с Хордом застыли.

— Отец… — прошептал Рагнар.

— Это вон там, у тех бочек, — сказал Хорд. — Ступай и погляди.

Послышался скрип отодвигаемого стула.

Халли в своей бочке съежился, стараясь сделаться как можно меньше и незаметнее. Он чувствовал над собой открытое пространство; ночной воздух щекотал ему затылок.

— Эй, парень! — небрежно окликнул Хорд. — На вот, нож захвати!

Скрежет металла; послышались приближающиеся шаги Рагнара. Халли нащупал в темноте свой собственный нож и крепко стиснул рукоятку.

— Это тут, да, папа? — Голос Рагнара звучал не очень уверенно.

— Клянусь кровью Хакона! — взревел Хорд. — Возьми да посмотри, олух!

Осторожные движения, стук: Рагнар одну за другой открывал бочки и отбрасывал крышки в сторону.

Теперь Халли стало слышно частое дыхание Рагнара. Он был совсем рядом… Халли напрягся, готовясь к броску.

— Ага! Вот оно что! — крикнул Рагнар и рассмеялся.

Халли, который рванулся было вверх, понял, что спешить не стоит. Что-то ударилось о стену. Сапоги Рагнара быстро протопали прочь. Он снова воскликнул:

— Вот она, зараза! Это крысы!

Хорд издал тяжкий вздох.

Рагнар уже возвращался к столу.

— Такая жирная, папа, такая здоровущая! Я ее чуть не пришиб крышкой. Если бы попал, пополам бы разрубил!

— Да о твоих подвигах только баллады слагать! Иди сюда, парень, послушай меня.

Хорд поднес к губам кубок и принялся огорченно потягивать вино сквозь зубы.

— Крысы! — сказал он. — Тоже мне, достойный сын Хакона! Ладно, вот последнее. Я сегодня поговорил со старшим кузнецом. У них, считай, все готово. Ты меня понял?

— Да, отец.

— Вполне вероятно, что в деле Бродира Совет будет не на нашей стороне. Они издавна привыкли руководствоваться политическими соображениями, а не справедливостью. Они хотят, чтобы в долине царило «равновесие», и не желают, чтобы один из Домов сделался намного влиятельнее прочих. Это все хорошо известно.

— Да, отец.

— Так вот, великий Хакон этого бы не потерпел, и мы этого не потерпим! Если все обернется так, как я рассчитываю, к будущему году мы получим возможность взять дело в свои руки. Как именно — об этом пока говорить рано, но мы будем упражняться всю зиму. Я хочу, чтобы и ты тоже упражнялся.

— Хорошо, отец.

— Ну и отлично. А теперь ступай баиньки, а не то свалишься от переутомления. Не хватало еще, чтобы ты тоже заболел!

— А как ты думаешь, — спросил Рагнар, — Олав умрет?

— С чего бы это?

— Ну как же, проклятие троввов…

— У него лихорадка, только и всего. Не будь таким суеверным дураком.

— Но его коснулась тень кургана! Я сам видел!

— Ну да, он подъехал слишком близко, и что? Его лошадь жива-здорова, а ведь тень упала и на нее тоже!

Хорд поставил кубок на стол и встал.

— Настоящий мужчина не обращает внимания на бабьи сказки о троввах и проклятиях! У Олава уже бывала лихорадка; он тогда выздоровел, выздоровеет и теперь. Ладно, ступай спать, рохля! А то свалишься, того гляди.

Оба взяли по свече со стола. Они поднялись по лестнице на галерею и разошлись. Захлопнулись две двери. В чертоге воцарилась тишина.

С минуту ничего не происходило.

Потом из бочки, морщась и кривясь, поднялся Халли. Он вывалился на пол и некоторое время корчился там, шипя от боли, пока не прошли судороги в затекших ногах.

Наконец он смог встать. Он дохромал до столов, нашел кружку с пивом и осушил ее. Потом утер губы, забросил мешок на плечи и снова достал нож.

Пора за дело. Сейчас самое подходящее время. Он прошел через чертог. Длинная черная тень волочилась за ним, точно призрак, перекрывая красные отблески пламени на полу. Нож мягко поблескивал у него в руке.