Шишон не обратила внимания ни на вопрос, ни на прикосновение. Она полностью сосредоточилась на куске китового уса у себя в руках, поворачивая его туда-сюда и орудуя своим крохотным резаком.

— Я почти закончила, папа.

Пиноррр улыбнулся, увидев, с каким серьезным выражением лица работает Шишон. Хоть и слабоумная, она обладала умелыми пальцами, которые так и летали по поверхности кости, ощупывая, касаясь, вырезая. Девочка с таким талантом могла бы стать ученицей мастера-резчика, но из-за слабоумия Шишон это была несбыточная мечта. Пиноррр склонился поближе.

— Что ты такое вырезаешь, милая?

Она знаком показала ему не смотреть.

— Не подглядывай, папа! Я должна поторопиться. Они идут! — Она говорила очень серьезно, ее брови сошлись, а прищуренные глаза не отрывались от работы.

— Пойдем, милая, мне нужно идти к килевому. Надвигается шторм. — Он потянулся к ее плечу.

— Нет! — Шишон ткнула его своим ножичком, заставив отступить на шаг. — Я должна закончить!

Пиноррр потер длинную царапину — ее инструмент задел тыльную сторону его ладони. Он нахмурился — не от гнева, а от удивления. Обычно Шишон бывала такая уступчивая, так послушно следовала за ним. Это новое упрямое поведение его встревожило. Он сурово сказал ей тем самым голосом, который заставлял съежиться многих килевых:

— Шишон, оставь вырезание на после обеда. У меня есть дело. Ты хочешь остаться с Мадер Гиль?

Пальцы девочки замерли. Наконец она подняла печальные глаза, по ее щекам потекли слезы.

— Нет, папа.

Пиноррр сразу же почувствовал себя последним негодяем. Он вздохнул и наклонился еще ближе к Шишон, накрыв ее крохотные руки своими большими костистыми пальцами. Ее ручки были горячими, словно угли. Должно быть, девочка заболевает, ее лихорадит. Может, в этом причина ее внезапного гнева? Он еще больше пожалел о своих словах.

— Извини, Шишон, — сказал он. — Ты мое сердце. — Он прижал больную девочку к груди и поцеловал в макушку.

Она что-то негромко пробормотала, спрятав лицо у него на груди.

Выпрямившись, он спросил:

— Что ты сказала, моя милая?

— Они уже почти здесь, — сказала она, не глядя ему в глаза. Ее пальцы сжимали вырезанную ею фигурку, но работу над фигуркой она прекратила.

— Можно посмотреть? — мягко спросил он, подразумевая ее изделие.

Она поколебалась, затем медленно разжала кулак с кусочком китового уса.

— Я не закончила, — сказала она, слегка надув губы. — Я не могу ясно увидеть их, пока не закончила.

— Ничего страшного. У тебя будет время после полуденной трапезы. — Он взял протянутый кусок резной кости и качнулся на пятках, подняв статуэтку к солнцу.

Он изумленно моргнул, уставившись на ее работу. Ее искусство было потрясающим — и она считала эту фигурку незаконченной. Проработка деталей, гладкие изгибы, даже вырезанные из хрупкой кости тоненькие крылья — все было идеально симметрично. Он повернул статуэтку на свет. Эта работа ничем не уступала работам мастеров.

— Я хотела раскрасить дракона черным, папа. Он должен быть черным! — Девочка ударила кулачком по доскам палубы. Ее голос дрожал от досады. — А ее волосы должны быть зелеными, как водоросли!

— Чьи волосы? — Пиноррр повернул статуэтку и увидел, что на спине этого великолепно вырезанного дракона восседает фигурка девушки. Он рассмотрел крохотную всадницу; она была такой маленькой по сравнению с громадным драконом. — Кто это? — спросил он у девочки.

Шишон скривилась и нахмурилась, но одна сторона ее губ осталась вялой и расслабленной.

— Папа, это те, кто идет сюда. Разве ты не слушаешь?

Он улыбнулся ее воображению.

— Ах, значит, эти двое летят к тебе в гости? — он отдал ей статуэтку. — А откуда они?

Прижав фигурку к груди, Шишон оглядела пустую палубу, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Убедившись, что они одни, она посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

— Из-под воды.

— Ага, стало быть, это морской дракон, как те, о которых рассказывают мирая.

— Но этот летает и по небу тоже. — Она подняла статуэтку вверх и сделала ей несколько движений в воздухе.

— Я вижу, — улыбнулся он. — И что же, они возьмут тебя с собой в чудесные приключения?

Она опустила руку со статуэткой дракона, обернулась и уставилась в глаза Пиноррра потрясенным взглядом:

— О, нет, папа, они собираются нас убить.

Шишон снова подняла руку и стала изображать, будто ее дракон летает.

Пиноррр сел на пятки, глядя на бедную дочь своего сына. Он потер ладони, словно пытаясь счистить с кожи въевшуюся пыль слоновой кости. Но больше всего ему хотелось согреть холод, который внезапно возник в его руках от слов девочки.

Просто бессвязные мысли неполноценного разума, сказал он себе, вставая. Но в его ушах еще звучал далекий шум бури за горизонтом. Он еще раз оглядел спокойный океан, а в его мозгу гремел гром и сверкали молнии.

Теперь он был совершенно уверен.

На крыльях ли шквала или дракона, но к ним всем мчался рок.

Сайвин, потрясенная не меньше Каста, уставилась на его ошарашенное лицо. Как Каст может быть мирая? Высокий человек отшатнулся, словно пытаясь убежать от слов старейшины. Кровь отлила от лица Каста, и татуированное изображение Рагнарка словно запылало черным пламенем на его щеке и шее.

— Что за ерунду вы говорите? — пробормотал Каст.

Сайвин повернулась лицом к Совету. Конечно же, господин Эдилл подшутил над бедным человеком. У Каста не было ни одного из признаков ее народа — ни перепонок между пальцев, ни внутренних век. Даже его темная кожа была совершенно непохожа на бледную мерцающую кожу мирая.

Эти-то различия и привлекли в свое время внимание Сайвин к задумчивому человеку. И до сих пор один взгляд на него заставлял ее сердце биться сильнее. Каст, со своим обветренным лицом, красноватой кожей и черными, словно полночные воды, волосами, был так непохож на ее народ. Он был словно гранитным остров в прохладном море.

Господин Эдилл сидел молча, но, заметив ее смущение, он слегка улыбнулся. Мать Сайвин по-прежнему сидела рядом с ним, словно каменная статуя. Остальные члены Совета тихо переговаривались между собой, явно обеспокоенные словами старейшего из членов Совета.

К господину Эдиллу обернулась госпожа Рупели, маленькая хрупкая женщина с щеками, окрашенными в яркие цвета.

— Ты слишком легко открываешь наши секреты, — предупредила она старика. — Ты, конечно, глава Совета, но это не дает тебе права открывать тайны мирая… этому чужаку.

— Он не чужак, — сказал господин Эдилл. — Он — человек моря, как и все дрирендая. И более того, как бы это ни было вам неприятно, он — мирая.

Сайвин больше не могла молчать.

— Но Каст совсем не похож на нас. Да вы посмотрите на него! Как же его можно назвать мирая? — Сайвин почувствовала, что Кровавый Всадник смотрит на нее. Его взгляд обжег ей щеки. Она не хотела, чтобы ее высказывание показалось Касту неуважительным или обидным, словно он почему-либо был недостоин считаться мирая.

Бросив в его сторону быстрый извиняющийся взгляд, Сайвин заметила обиду в его глазах. Ее необдуманные слова глубоко ранили его. Ей следовало бы вовремя придержать язык. Она ведь уже знала, ощущала, какие чувства испытывает к ней этот человек — чувства, которых она не смела принять, пока не поймет свое собственное сердце. Каст много дней ждал от нее хоть одного доброго слова, хоть какого-нибудь знака, что она разделяет его чувства. Но за все его терпение и доброту она вознаградила его пренебрежением.

Каст неловко обернулся к Совету.

— Сайвин права. — Он поднял руки и растопырил пальцы, демонстрируя отсутствие перепонок. — Ни у кого из моего народа нет никаких признаков мирая. Вы ошибаетесь.

Лицо господина Эдилла помрачнело.

— Если ты так хорошо знаешь историю мирая, Кровавый Всадник, то расскажи мне вашу. Откуда произошли дрирендая? Какая земля породила ваши кланы?

Сайвин обернулась к Касту, ожидая его ответа. Он переступил на месте. После довольно долгого молчания он ответил: