Бет знала, что он так скажет.

— Я принесла тебе кое-что. Подумала, может быть, тебе это понадобится. Бритва, одежда, книжка с твоей тумбочки.

— Спасибо. Внизу есть общественная ванная. Позже схожу помоюсь.

Было довольно тихо. Слышались только негромкие разговоры медсестер у регистраторской стойки, порой открывались или закрывались двери, доносился чей-то голос из динамика интеркома. Бет надеялась, что Картер пойдет домой, но не удивилась тому, что он решил остаться. Она понимала, что муж не только искренне переживает за друга. Она знала, что он чувствует себя ответственным за случившееся. За гибель Билла Митчелла. За страшные ожоги и раны Руссо. Сейчас Бет могла только молиться о том, чтобы Джо остался в живых.

— Знаешь, — сказала она мягко, — если ты хочешь сходить домой и несколько часов поспать, я могла бы остаться здесь. Если появится доктор Баптисте и будет искать тебя, я тебе позвоню.

— Нет, все нормально. Я должен быть здесь.

Бет не сразу сказала то, что хотела сказать.

— То, что случилось, просто ужасно. Но ты должен помнить: ты ни в чем не виноват. Ни в чем. Ты не сделал ничего плохого.

Картер молчал.

— Произошел несчастный случай. Ужасный, непредсказуемый несчастный случай.

Выражение лица Картера не изменилось. Бет знала, что он слышал ее слова, но догадывалась, что они не возымели никакого действия. Может быть, настанет день, когда он сможет избавиться от чувства вины, но сегодня (Бет это сердцем чувствовала) было еще рано говорить об этом.

Двери палаты с легким шорохом открылись. Вышла врач — молодая женщина с темными волосами, собранными в пучок, и кожей цвета корицы. Она подошла к Картеру и Бет. Картер посмотрел на нее, и в его взгляде было больше страха, чем надежды.

Врач, видимо, заметила это и поспешно кивнула и едва заметно улыбнулась.

— Только не ждите слишком многого, — сказала она. — Ваш друг пришел в себя.

Картер не сразу осознал смысл слов врача.

— Это ведь очень хорошая новость, правда? — сказала Бет. — То есть… Если он очнулся и разговаривает…

— Я не сказала, что он уже разговаривает, — прервала ее доктор Баптисте. — А вы его родственница? — спросила она у Бет. В ее речи чувствовался легкий карибский акцент.

— Нет. Я здесь с мужем, — ответила Бет и сжала руку Картера. — Мы друзья Джузеппе.

— На самом деле мы — его единственные друзья, — добавил Картер, — в этой стране.

— Тогда вам нужно обязательно как-то связаться с его родственниками, где бы они ни находились. В любое время может настать момент, когда придется принимать решения.

— Решения? — переспросила Бет.

— Относительно лечения и ухода…

— А вы не можете просто поговорить с самим Джо… обо всем? — спросил Картер.

— Вы должны понять, что ваш друг пока находится в критическом состоянии. Мы не можем рассчитывать на то, что он пробудет в сознании достаточно долго для того, чтобы принимать осмысленные решения. В данное время мы стараемся поддержать его состояние на уровне стабильного. Позже, когда у нас появится возможность заново оценить серьезность травм — а у него не меньше двадцати пяти процентов кожи поражено ожогами третьей степени, — мы будем решать, как быть дальше.

Ожоги третьей степени? Насколько знала Бет, это были самые ужасные ожоги, какие только могли быть.

— Но сейчас, — сказала доктор Картеру, — думаю, ему было бы хорошо увидеть знакомое лицо. Вы хотите повидаться с ним? Но пробыть у него можно всего несколько минут.

— Да. Конечно, — ответил Картер и встал.

Бет тоже была готова встать, но доктор покачала головой.

— Увы, в палату может войти только один посетитель.

— Я посижу тут, — сказала Бет Картеру. — Иди.

Доктор Баптисте пошла первой. Картер вошел в застекленные двери палаты интенсивной терапии.

Он почти сразу обратил внимание на то, что воздух в палате был прохладнее и свежее, чем в коридоре. Слышались негромкие звуки: гул и жужжание аппаратуры, стоящей у кроватей пациентов. Подойдя к посту медсестры, полукруглой стойке, на которой стояло несколько включенных мониторов, доктор Баптисте дала Картеру бумажную маску.

— Мы должны заботиться о том, чтобы не осложнить состояние больного никакой инфекцией, — сказала она, когда Картер надел маску, закрывшую нос и рот. — Кроме того, ни в коем случае не допускайте никакого физического контакта с мистером Руссо. Нельзя обниматься, пожимать руку, короче, никаких прикосновений.

Она отошла от стойки, и Картер последовал за ней в другой конец палаты. Подходя к последней кровати, занавешенной непрозрачной белой шторой, Картер почувствовал, как часто забилось его сердце. «Как выглядит Руссо? Может быть, он так перевязан, что я его не узнаю?» Картер мысленно подготовился к самому худшему.

Доктор Баптисте остановилась около кровати и проверила одну из капельниц. Их было несколько. Кроме трубочек от капельниц к кровати тянулось множество проводов, подсоединенных к мониторам и лечебной аппаратуре. Самого Руссо было почти не видно. Простыня была подвешена в нескольких дюймах над его телом — может быть, потому, что даже тонкая ткань могла вызвать боль, прикоснувшись к обожженной коже? На голове Руссо белела бумажная шапочка, похожая на корону, все его лицо было покрыто толстым слоем антисептической мази. Глаза были большие и темные. По его взгляду Картер догадался, что Руссо отчаянно хочет что-то сказать. Как только Картер остановился у кровати, Руссо перевел взгляд на него.

— Привет, Джо, — тихо проговорил Картер и подумал: «Боже, что же произошло в лаборатории?»

Картер не знал, что еще сказать. Он был в ужасе от того, как выглядел его друг, но старался этого не показать и был рад тому, что его лицо закрыто бумажной маской.

— Мне так жаль, — сказал Картер и потянулся к руке Руссо, лежавшей поверх простыни, но доктор Баптисте поспешно напомнила ему:

— Никаких прикосновений, пожалуйста.

— Простите, я забыл.

— Боюсь, ваш друг пока не сможет вам ничего ответить.

«Интересно, почему? — удивился Картер. — Ведь Джо явно в сознании». Но тут он заметил дыхательную трубку между обгоревших, потрескавшихся губ Руссо.

— Если он сумеет, — сказала доктор Баптисте, — он может попытаться воспользоваться этим. — Она протянула Картеру белую блестящую дощечку и специальный маркер. — Но он получил такую дозу успокоительных и обезболивающих препаратов, что вряд ли способен связно излагать свои мысли. — Она проверила показатели на мониторах и добавила: — Не больше пяти минут.

С этими словами она удалилась.

Как только она ушла, Руссо негромко застонал и перевел взгляд на дощечку. Картер отдал ее ему. Руссо поднял другую руку (Картер заметил, что ногти у Руссо стали похожими на черные полумесяцы) и взял маркер.

Чтобы Руссо было легче писать, Картер поддерживал дощечку. Руссо стал коряво выводить буквы ярко-зеленого цвета. Картер повернул дощечку к себе и прочел: «Билл?»

Билл Митчелл. Картер покачал головой.

— Он не выжил.

Руссо моргнул, потом взял маркер и написал на дощечке слово «лазер».

Что можно было ответить?

— Лазера нет. Пожар уничтожил все.

Включая, конечно, и окаменелость. Но Картеру не хотелось сейчас говорить об этом.

Но Руссо едва заметно покачал головой и указал маркером на слово «лазер».

Лазер? Но тут Картер догадался.

— Лазер был включен, когда начался пожар?

Руссо кивнул.

— Пожар начался из-за лазера?

Руссо снова кивнул.

Но Руссо вряд ли бы стал пользоваться лазером без помощи Картера. Картер знал, что Руссо не настолько хорошо знает английский, чтобы разобраться во всех тонкостях руководства по пользованию прибором. Картер стер слова с дощечки. Может быть, Руссо хотел сказать, что Билл… Билл Митчелл…

— Билл работал с лазером?

Руссо в знак согласия моргнул.

— Он каким-то образом проник в лабораторию?

Руссо еле заметно кивнул, взял маркер и написал слово «окаменелость».