— Как-никак, — заметил епископ королю, — камень внушает куда большее уважение.

Вот уже два года итальянские каменотесы трудились в каменоломне недалеко от стен монастыря. На возах, запряженных волами, глыбы песчаника доставляли в монастырь, где ими обкладывали старую деревянную церковь. Целый день слышались удары зубила, умолкавшие только на время службы, когда монахи молились в церкви.

Вернувшись в монастырь, Иосиф заглянул в келью Альрика убедиться, что старик пережил эту ночь. Слава Богу, тот мирно похрапывал, свернувшись калачиком. Иосиф быстро прошептал молитву, прикрыл дверь и по внутренней лестнице прошел в церковь.

В храме горело меньше дюжины свечей, но и этого было достаточно, чтобы не оступиться. Высоко в темноте Иосиф видел под балками тени летучих мышей. Братья стояли по обеим сторонам алтаря, терпеливо ожидая прибытия аббата. Иосиф встал рядом с нервным маленьким Паулином — и только хотел тихонько поздороваться, как скрипнула тяжелая дверь главного входа.

Аббат Освин — рослый и широкоплечий — почти всю жизнь был на голову выше остальных братьев, но в последнее время сгорбился и страдал от мучительных болей в спине. Он постоянно смотрел в землю и практически не мог поднять взгляд к небесам. Испортился и его характер, что сильно отравляло монахам жизнь.

Шаркая сандалиями по доскам, аббат вошел в церковь, как всегда низко опустив голову. Отблески пламени отражались на блестящей лысине и белоснежной челке. Аббат медленно, морщась от боли, поднялся по ступеням алтаря, затем, положив ладони на гладкое холодное дерево алтарного наличника, высоким голосом провозгласил:

— Aperi, Domine, os meum ad benedicendum nomen sanctum tuum. [17]

Монахи молились и пели, один ряд отвечал другому. Их голоса сливались, наполняя церковь. Сколько тысяч раз Иосиф исполнял эти молитвы, но только сегодня по-настоящему почувствовал желание обратиться к Спасителю с просьбой о милосердии и прощении. Слезы застлали взгляд, когда он произнес последнюю строку сто сорок восьмого псалма:

— Alleluja, laudate Dominum de caelis, alleluja, alleluja! [18]

Наступил теплый день. Дождя, к счастью, не было. Монастырь гудел словно улей. Столько всего нужно сделать: совершить утренний обход, проверить, все ли в общине идет как положено… Иосиф прошел по свежескошенной траве монастырского двора. По последним подсчетам, в монастыре было восемьдесят три души, не считая рабочих, и к каждому Иосифу надлежало подойти. Все в общине знали, что приор никогда не изменяет своему правилу ежедневно обходить хозяйство.

Иосиф начал с каменщиков, чтобы посмотреть, как продвигается строительство церкви, и с нехорошим чувством услышал, что сегодня Уберт на работу не пришел. Иосиф разыскал старшего сына Уберта Юлиана — крепкого загорелого малого, который, утирая со лба пот, сообщил, что у Сантесы начались схватки и Уберт вернется к работе, как только все закончится.

— Люди говорят, уж лучше бы она разродилась сегодня, а не завтра. — Юлиан с надеждой заглянул в глаза настоятелю. Тот молча кивнул и попросил сообщить, когда начнутся роды, а затем направился к подвалу проверить запасы мяса и овощей, потом в амбар — убедиться, что мыши не добрались до зерна, в пивоварню — он просто обязан попробовать эль из каждой бочки. Дважды — с одного глотка и вкуса не разберешь! Следующая остановка на кухне. Заглянул в трапезную узнать, как настроение у сестер и молоденьких послушниц. Затем проверил, поступает ли свежая вода в желоб и рукомойники. Не забыл и про уборные во дворе. Пришлось зажать нос, заглядывая в отхожее место.

В огороде посоветовал поставить заграждения, чтобы кролики не повредили молодые побеги. Затем прошел по лугу, где паслись козы, к своему любимому зданию — скрипторию; там под руководством Паулина шесть монахов переписывали Библию и Устав святого Бенедикта.

Приор любил тишину этого благородного места и высоко ценил Паулина за набожность и глубочайшие познания. Случись на земле или на небе какое-нибудь природное явление, Паулин всегда был рад объяснить его терпеливо, в мельчайших подробностях. Аббат не одобрял пустых разговоров, но Паулин был прекрасным источником знаний, которыми Иосиф очень дорожил.

Настоятель бесшумно пробрался внутрь, стараясь не мешать писцам, скрипящих перьями по тонкому пергаменту, и кивнул Паулину. Тот поприветствовал его едва заметной улыбкой. Лишнее панибратство ни к чему, а внешние проявления чувств лучше приберечь для Бога. Паулин жестом пригласил Иосифа выйти с ним наружу.

— Добрый день, брат мой! — Иосиф прищурился от полуденного солнца.

— Добрый! — Паулин выглядел встревоженным. — Итак, завтра наступит час расплаты.

— Да, — согласился Иосиф. — Все-таки он пришел…

— Сегодня ночью я долго наблюдал за кометой.

— И что же?

— В полночь ее свечение стало ярче. Еще краснее. Цвета крови.

— Что это значит?

— По-моему, знак недобрый.

— Я слышал, у женщины уже начались роды, — с надеждой в голосе сказал Иосиф.

Паулин скрестил руки на груди и нахмурился.

— Думаешь, если у нее девять детей, эти роды пройдут быстро и ребенок появится на свет шестого числа, а не седьмого?!

— Мы можем по крайней мере надеяться, — ответил Иосиф.

— Комета стала кровавой! — стоял на своем Паулин.

Солнце поднималось все выше. Иосиф поспешил закончить обход к тому времени, когда все соберутся в церкви для молитвы. Он быстрым шагом прошел мимо женского корпуса и наконец добрался до здания капитула. Деревянные лавки пустовали в ожидании того времени, когда придет аббат, чтобы прочитать собравшимся главу из «Наставлений святого Бенедикта». В открытую дверь залетела ласточка и теперь металась у потолка. Иосиф оставил дверь нараспашку, прошел через зал и постучался в комнату аббата.

Освин сидел за письменным столом, склонив голову над Библией. Золотистые пучки света били через оконные стеклышки под таким углом, что священная книга, казалось, сама излучала ярко-оранжевый свет. Освин чуть выпрямился, чтобы встретиться взглядом с настоятелем.

— Ах это ты, Иосиф! Как сегодня дела в монастыре?

— Все хорошо, отец.

— Как строительство церкви? Продвигается? Как там вторая арка у восточной стены?

— Арку почти завершили. Жаль, что каменотес Уберт сегодня не смог прийти на работу.

— Он болен?

— Нет, у жены начались схватки.

— Ах да. Я помню, она должна была родить со дня на день. — Освин ждал, что Иосиф что-нибудь скажет, но тот молчал. — Тебя беспокоит рождение этого ребенка?

— Говорят, это дурное предзнаменование.

— Господь защитит нас, Иосиф, не сомневайся.

— Конечно, отец. Хотел спросить… Как вы считаете, нужно ли мне идти в деревню?

— С какой целью?

— На случай, если понадобится священник, — кротко ответил Иосиф.

— Ты прекрасно знаешь, нам не следует выходить за стены монастыря! Мы слуги Господа, Иосиф, а не людей!

— Конечно, отец.

— Селяне звали тебя?

— Нет, отец.

— Тогда не стоит вмешиваться. — Освин с силой оттолкнулся всем согнутым телом, чтобы встать со стула. — А теперь пойдем на службу. Присоединимся к братьям и сестрам и воздадим хвалу Господу.

Иосиф особенно полюбил вечерню с тех пор, как аббат разрешил сестре Магдалине аккомпанировать молитвам на псалтерионе. Ее длинные пальцы нежно перебирали десять струн лютни. Совершенство звука и точность темпа свидетельствовали о величии Бога всемогущего.

После службы братья и сестры мимо сваленных в кучи камней и оставленных итальянцами строительных лесов направились в свои дормитории. Иосиф вошел в келью и постарался очистить разум от мыслей, но его отвлекал малейший шум. Не подходит ли кто-нибудь к стенам монастыря? Вдруг роды уже начались? Что, если сейчас зазвонит колокол у входа?

Иосиф не заметил, как пролетело время до повечерия, — пора было идти в церковь на последнюю сегодняшнюю службу. Из-за волнения Иосиф так и не сумел сосредоточиться. Он помолился, чтобы Господь простил ему этот грех, а когда произносил последние строки, вдруг заметил, как осторожно спускается с солеи аббат. Никогда еще старик не выглядел таким немощным.