После «Сталкера» Тарковский под разными предлогами отказывается от работы на «Мосфильме». И с весны 1979 года, когда Андрей оказывается в Италии, они с Т. Гуэррой вплотную приступают к разработке сценарного замысла будущей «Ностальгии». В истоках — история русского крепостного композитора Максима Березовского. Гуэрра предложил снять фильм в Италии, уверенный, что итальянскому телевидению (РАИ) удастся найти деньги.

Поэт, прозаик, кинодраматург Т. Гуэрра к середине 1970-х уже, по сути, классик не только итальянского, но и мирового кино. У него за плечами сотрудничество с Де Сантисом, Болоньини, Дамиани, Моничелли, Петри. Он автор сценариев многих картин М. Антониони, соавтор сценария феллиниевского «Амаркорда».

Гуэрра старше Тарковского на двенадцать лет. Крестьянин по происхождению, он пережил войну и концлагерь. Пожалуй, различны и их с Андреем художнические темпераменты. Если Тонино многие считали личностью возрожденческого склада, то Андрей был ближе все-таки к средневековому типу художника. Но было что-то, что и роднило их в человеческих и творческих пристрастиях. Например, подспудная тяга к природе, к земле. Уже после смерти Андрея Гуэрра вспоминал как одну из главных характеристик режиссера то, что в Италии Тарковского всегда волновала вспаханная земля, напоминая ему о России. Что касается «Ностальгии», то на самом деле в начале 1980-х начинают складываться договорные отношения между советской и итальянской сторонами. Однако процесс затянется и отнимет немало сил у режиссера.

В этот период Тарковскому не так часто приходится жить домом, семьей. К тому же там нет желанного согласия — из-за падчерицы, из-за странной роли в семье Араика, провоцирующей неясные подозрения. Новый, 1980 год сделал актуальными заботы, связанные с отъездом за границу для работы над фильмом. Главная проблема, не имеющая прецедента в практике ответственных чиновников, в том, что Тарковский хочет отравиться в долгосрочную зарубежную командировку с женой и сыном. И опять все упирается, убежден Андрей Арсеньевич, в ненавистного Филиппа Ермаша.

Существование художника сосредоточивается вокруг этих хлопот. Он и насущные политические события воспринимает сквозь их призму. Например, ввод советских войск в Афганистан пугает его, поскольку «афганские патриоты» обещают устроить террор советским за границей, а он с семьей как раз туда и собирается. Политическая жизнь страны его не особенно задевает, если не касается личных интересов. Но вот на ссылку академика Андрея Сахарова и протесты мировой общественности по этому поводу Тарковский обратил внимание. Хотя тут же ее перекрыла тема присуждения ему звания народного артиста РСФСР. Режиссер не на шутку возмущен: «камер-юнкерский»мундир пожаловали, причем «одному из последних». Да и компания не та: Лотяну, Кончаловский, Салтыков. Неприлично и оскорбительно!

В конце января Тарковские встречаются с доктором Вазильяном Мушараповым из Казани. В результате наметился долговременный отъезд туда Ларисы Павловны — под надзор специалиста, обнаружившего у жены Тарковского «вульгарную подагру». Вскоре Лариса и отбывает на место лечения в сопровождении бессменного Араика. Тарковский надеется, что в течение того времени, пока он будет в Италии готовить заключение контракта, Лариса подлечится и прибудет к нему вместе с Андрюшей. Однако «лечение» сильно затянется — на год. Андрей Тарковский все чаще остается один на один с неразрешимыми вопросами: неуправляемая падчерица, предстоящая работа над фильмом, выезд за рубеж семьи.

Наступает весна, и поездка в Италию приобретает вполне зримые очертания: необходимо составить черновик «удобного для всех»контракта между режиссером, «Совинфильмом» и РАИ. Уже сейчас, едва ли не подсознательно, Андрей готовится отбыть надолго, если не навсегда.

В самом начале апреля 1980 года Тарковский прилетает в Рим. Поселяется в той же гостинице и в том же номере, что и ранее, по привычке, усматривает какие-то знаки. С этого момента завязывается долгая и нудная бюрократическая история переговоров советской и итальянской сторон по поводу подписания контракта.

Андрей Арсеньевич выполняет традиционную «культурную программу»: встречается с итальянскими коллегами, продолжает знакомиться с достопримечательностями страны. А в маленьком приморском городке Портоново, где художник случайно оказался, с ним происходит «удивительный случай», к которому он не раз еще вернется воспоминанием. В момент посещения старинного собора X века Андрей увидел на алтаре копию иконы Владимирской Божьей Матери, которую когда-то неизвестный русский художник подарил храму. Православная икона в католической церкви — чудо!

В конце апреля 1980-го начинается работа непосредственно над сценарием «Ностальгии». Уже и сейчас мешают частые недомогания. А к концу работы над фильмом его все чаще будет одолевать усталость. В то же время Андрей Арсеньевич почти безотчетно продолжает подыскивать подходящее для семьи жилье в Италии…

13 мая был подписан наконец предварительный контракт. Он давал право режиссеру «начать кое-что в подготовительном смысле». Тарковский не хочет покидать Рим, надеется, что основной контракт подпишут без него. Тогда Ларисе будет легче требовать выезда с сыном. По своему обычаю, он выстраивает перспективную модель поведения, исходя не из прихотливых поворотов реальности, особенно советской, а из своих, часто далеких от этой реальности представлений. Но собственная логика для него столь убедительна, что он всерьез опасается выйти за ее пределы.

Из советского представительства в Италии Тарковский узнает, что Госкино намерено давать ему и его супруге визы последовательно на три месяца. Андрею Арсеньевичу кажется, что делается это только для того, чтобы они не имели права забрать с собой сына. У него тут же возникает дерзкая и пугающая мысль: учинить скандал.

К двадцатым числам мая работа над сценарием «Ностальгии» завершается. Тарковский и Гуэрра ожидают консультативного совета РАИ, на котором должно произойти утверждение их проекта с точки зрения того, будут ли у него перспективы в прокате.

В мае же, в период переговоров о съемках «Ностальгии», Тарковский посылает Ф. Т. Ермашу письмо. В нем «объективная картина» положения дел с подписанием контракта. Вторая программа итальянского телевидения должна продать еще не сделанный фильм прокатчикам и передать эти деньги съемочной группе для работы над картиной, на что уйдет определенное время. Режиссеру нужно убедить Ермаша, что итальянцы горят желанием делать «Ностальгию» с Советским Союзом, поскольку это важно для них и по политическим мотивам, и для развития производственно-экономических связей с СССР, и по соображениям престижа. Он подчеркивает, что определенную роль здесь сыграло получение в Каннах «Сталкером» (он был показан вне рамок фестиваля) двух премий, а самим режиссером — национальной премии Италии «Давид ди Донателло».

«Вообще должен сказать, — продолжает режиссер, — работать здесь чрезвычайно трудно по многим и многим причинам, и я часто вспоминаю “Мосфильм” как родной дом, где не в пример легче, удобней и спокойней работается. Здесь денег на ветер не бросают и из нашего брата жмут соки, не считаясь ни с замыслом, ни с творчеством. Деньги, деньги и деньги — вот принцип кино здесь, в Италии.

Феллини снял очень плохой фильм “Город женщин”, который критика обругала в Канне, Антониони шестой год не может найти денег на постановку, Рози, несмотря на успех “Христа, остановившегося в Эболи”, тоже не может начать работу. Мне кажется, самое время приглашать их работать на “Мосфильм”, как Вы в свое время поступили с Куросавой. Он до сих пор не может этого забыть и всюду расхваливает Советский Союз – своего спасителя».