– Заградительные аэростаты, – сказал Карсвелл. – Их тут штук двадцать, а то и больше. Понимаете, что это значит?

Но Сэму было безразлично. Сейчас важно было убрать трупы с жаркого солнца. И от взоров публики. Он вошел в Гостевой центр, чтобы найти сортирную дверь. Она же – носилки.

Карсвелл крикнул ему вдогонку:

– Война. Мы вляпались прямо в самое сердце Второй мировой войны.

И как раз после этих слов где-то вдалеке раздался стонущий вопль сирены.

К тому времени, когда они убрали все трупы, сирена вновь завыла. Только вместо то повышающегося, то понижающегося воя сейчас звук шел на одной и той же монотонной ноте.

– Это отбой, – сказал Джад. Николь закрыла дверь Гостевого центра на ключ.

– А я не слышал разрывов бомб, – произнес Ли, поглядев на небо. Его глаза сузились от яркого солнечного света.

– Возможно, это была ложная тревога. Думаю, таких было немало.

– Кастертон во время войны бомбили?

– Несколько раз. Главной целью была авиационная база. Геринг хотел уничтожить Королевские ВВС, чтобы дать Гитлеру возможность высадиться в Британии.

Николь оставила Джада и Ли обсуждать военные темы. Она подошла к самому краю автомобильной стоянки. Теперь было уже совершенно ясно, где проходит граница куска территории 1999 года и начинается земля сороковых годов. По эту сторону границы – со стороны девяностых годов – трава была низкая, как на обычных газонах. И тут же начиналась трава Прошлого. Она доходила чуть ли не до пояса, в ней росли целые заросли крапивы и чертополоха. Николь проследила границу глазами. Она образовывала правильную дугу, не нужно было обладать особым воображением, чтобы понять – это часть окружности, центром которой является амфитеатр.

Николь вдруг поняла, что она пристально вглядывается в лес, туда, где молодой человек с льняными волосами спас ей жизнь. Там ли он? Следит ли он за ней?

Ее глаза обшаривали деревья и зеленую траву под пологом ветвей. Теперь она была уверена: за ней следят.

И следят не одни глаза.

Множество глаз.

На палубе яхты Карсвелл открывал бутылку шампанского. Пробка выскочила с громким хлопком и упала за борт.

Хотя никто из присутствовавших не знал точного времени, но все были уверены, что близится вечер. Красный солнечный диск уходил за холмы, лежавшие на том берегу.

– Вы уверены, что не желаете присоединиться? – спросил Карсвелл, наливая вино в высокий узкий бокал.

Сэм покачал головой.

– А по-моему, просто жаль не воспользоваться этим винишком. Дело в том, что каждый раз, как я приканчиваю бутылку и происходит новый сдвиг во времени, обнаруживается, что в холодильнике появилась новая бутылка. Как по волшебству. М-м-м... – Он облизал губы. – И всегда той же самой марки.

Если исключить Карсвелла, то среди маленькой группы невольных путешественников во времени начало укореняться чувство апатии и уныния. А возможности бороться с этим не было. Единственная надежда на Ролли, но где его найдешь?

Джад без особой уверенности предложил отправиться в город и поискать Ролли там, а заодно узнать и точную дату, но остальным интерес показался слишком академическим. Ну поедут, ну узнают, ну и что?

Они были беспомощны, как котята, смытые бурным потоком. Карсвелл вынес на палубу радиоприемник и поставил его на край стола возле себя. Приемник передавал музыку. В воздухе звуки звучали насыщенно, саксофон вел главную мелодию. Сэм подумал, что вот он ожидал плохого звучания, эфира, забитого разрядами, благодаря чему будет казаться, что ты слушаешь запись процесса поджаривания рыбы на сковородке, а в результате слышимость оказалась просто великолепной. Отличная тонировка, прямо как в девяностых.

Сэм пил воду. Низко над ними прошел двухмоторный самолет, издавая басовитый воющий звук.

Карсвелл взглянул вверх.

– Веллинггоновский бомбарь, если не ошибаюсь. Средний бомбардировщик. Вероятно, летит на восток бомбить Германию. А я вот сижу внизу и попиваю шампанское. Забавная эта Вселенная, а?

Сэм хмыкнул. Сейчас ему больше всего на свете хотелось залезть в постель, накрыться с головой одеялом и ждать, когда же это все кончится.

– Знаете, – сказал Карсвелл, – возможно, самое лучшее для нас – это взломать тот каменный алтарь, что стоит в центре амфитеатра.

– А зачем?

– Потому что, насколько я понимаю, Сэм, старина, этот алтарь является центром участка земли, который транспортируется в прошлое.

– Ну и какая от этого была бы польза?

– Кто знает. Возможно, мы обнаружили бы там проводку к какому-нибудь изобретению будущего времени.

– Вы имеете в виду машину времени?

– Точно.

– Не думаю, что дела обстоят так просто, как предполагаете вы.

– Но, может быть, пришло время нам самим проявить хоть какую-то инициативу, а не позволять им тащить нас сквозь время черт-те куда, будто мы охапка листьев, несомая ветром. Послушайте, у меня есть инструменты, с помощью которых можно попытаться вскрыть алтарь.

– Но вы этого не сделаете.

– А кто меня остановит?

– Послушайте. Я сидел в амфитеатре, глядя на этот каменный монолит, 23 июня 1999 года. В нем было шесть похожих на чаши углублений и прорезь посередине.

– Не понимаю.

– Объясняю. В 1999 году камень не имел на себе следов повреждений. Стало быть, он не был разрушен раньше. Значит, вы не смогли разрушить его шестьдесят лет назад.

– Следовательно, вы хотите сказать, что физически невозможно сделать что-то, что изменило бы историю?

– Да.

– Поэтому мы не можем украсть на базе ВВС, что находится рядом с нами, самолет, полететь на нем в Германию, убить Гитлера и закончить войну в 1943 году или какой он у нас сегодня?

– Именно это я имею в виду, Карсвелл.

– Интересно.

– Интересно?

– Очень интересно. – Карсвелл сделал глоток шампанского. – В конце концов, человек, контролирующий время, контролирует и весь мир. Вообразите, что вы можете путешествовать в прошлое и убивать ваших врагов еще в детском возрасте. Или убивать их родителей до того, как ваши враги появились на свет.

– Или что вы отправились в прошлое и убили вашего собственного отца до того, как он зачал вас? И что же? Вы исчезнете или растворитесь в воздухе, как только спустите курок? Нет, не думаю, что такое возможно.

Карсвеллу, видимо, очень хотелось продолжить этот разговор. Сэм же чувствовал себя так, будто его воля, его дух сломлены и раздавлены. После того как Карсвелл предложил разбить молотками каменный алтарь, чтобы доказать, что путешествие во времени возможно и что вполне возможно разрушить объект, который все видели нетронутым в 1999 году, Сэм уже готовился покинуть яхту и поискать себе уютное местечко, где можно было бы посидеть, отдохнуть и перезарядить свои ментальные и эмоциональные батареи. Он поблагодарил Карсвелла за воду и направился было к трапу, когда Карсвелл окликнул его:

– Погодите, начинается передача новостей.

Сэму вовсе не улыбалось оставаться и слушать, но, когда смолкли последние удары Биг-Бена, он остановился и стал ждать, надеясь ограничиться перечислением важнейших новостей.

– Би-би-си вещает из Лондона на весь мир. Мое имя Генри Сквирс. Передаем новости на 9 часов вечера воскресенья 28 мая 1944 года. – Типичное для Би-би-си начало, архетипичный для центральных графств говор, лишенный всяких признаков региональных говоров. Прямо воняет смокингами и прославленными лондонскими клубами. Тем не менее Сэм прислушался. Он даже не сразу сообразил, что привлекло его внимание. Что-то важное... что-то очень важное. Его двухсуставные указательные пальцы, служившие ему в качестве больших, почему-то стали чесаться. Но почему? Чем важна эта дата? Голос был отчетливый, громкий. «Польские войска захватили укрепления Монте-Кассино. Немецкая линия Густава в Италии прорвана. Командующие союзными войсками ожидают быстрого вторжения на вражескую территорию...»