Мужчина повернулся. Он крутился вокруг собственной оси, раз за разом, раз за разом, как будто пытался стряхнуть птицу. Одно из ее крыльев вдруг вырвалось из головы мужчины – из того места, где должно было находиться ухо. Крыло бешено хлопало, перья разлетались по округе черным снегом.

Человек рвался к Сэму, его глаза не могли оторваться от лица Сэма, они молили его о помощи.

При виде панических глаз человека и птицы Сэм отшатнулся. Шея птицы вертелась, вытягивалась и выгибалась точно черная змея. Мужчина схватил Сэма за плечи. Рот его широко раскрылся. И Сэм увидел, что во рту человека ворочается черный пернатый ком. И пока человек пытался что-то объяснить, между губами протиснулась желтая птичья нога, пальцы которой сжимались и разжимались, будто хотели за что-то уцепиться. И все время крыло продолжало расти из головы человека. Оно хлопало по воздуху, и от этого голова становилась похожей на мутантную версию шлема бога Гермеса.

И вдруг мужчина куда-то исчез – умчался, продолжая кричать и рвать ногтями лицо, стараясь стряхнуть с него птицу.

Сэм всмотрелся в толпу испуганных людей. Зиты среди них он не обнаружил. Он кинулся к ее машине на автостоянку, надеясь, что она по каким-то соображениям ушла туда.

И вдруг он заметил, что на площадке стоят несколько деревьев, которые прорвали плоскую поверхность асфальта. Одно из них проросло через чью-то легковую машину. Получилась невероятно мрачная скульптурная группа.

Крики раздавались и тут. Он взглянул на другое дерево. Зрелище было столь же шокирующим, как и зрелище человека с птицей.

Из коры ствола вылезало лицо женщины. Сбоку торчала рука, которая отчаянно размахивала в воздухе. Девушка страшно кричала, ее рот казался огромной буквой "О".

Сэм застыл как вкопанный, не в силах сделать хоть какое-нибудь движение. На первый взгляд в этой композиции можно было увидеть даже что-то комичное. Ему приходилось просматривать уйму старых программ, где участвовали люди, переодетые «под деревья». Передачи того сорта, где лазутчик подбирается к врагу с картонным пнем, надетым на плечи, с руками, загримированными под сучья. Смотрит же он через щель, проделанную в картоне «пня». Зрелище, находившееся перед глазами Сэма, вполне могло сойти за пародию на те ленты. Но Сэм знал: плоть женщины срослась с плотью дерева, ее тело находится внутридерева, и только голова частично высовывается наружу, как могла бы высовываться из узкого ворота туго обтягивающего джемпера. Давление древесины коверкает черты лица, из ноздрей и рта уже идет кровь. Кора ниже рта окрашена красным.

Лицо женщины еще дергалось, глаза вылезали из глазниц, а язык все больше высовывался изо рта, по мере того как давление на тело увеличивалось и древесина сжимала женскую плоть, как сжимает бабочку ладонь ребенка.

Девушка больше не кричала. Ее глаза остекленели. Только кровь еще стекала каплями с кончика носа, подобно воде, бегущей из плохо завернутого водопроводного крана.

– Зита!

Неужели Зита выбежала на стоянку и пересекла половину ее до того момента, когда новый бросок в прошлое не завершился внезапной остановкой? И оказалось, что материальные куски прошлого – деревья, птицы и бог знает что еще – занимали то же самое пространство, что некоторые путешественники во времени! Стало быть, если кто-либо, к собственному несчастью, умудрялся попасть на место дерева или птицы, они как бы прорастали друг в друга!

Сэм подошел к дереву, из которого выступало лицо девушки подобно гигантскому древесному грибу. Искаженное давлением древесины лицо приобрело багровую окраску, глаза, вылезшие из орбит, смотрели страшным стеклянным взором, язык торчал, как красный сучок.

Это могла быть Зита. Лицо казалось молодым. Проглотив подступающую ко рту рвоту, Сэм наклонился к воротнику из коры, обрамлявшему лицо девушки. И тут увидел небольшой клок черных волос.

А у Зиты волосы были ярко-каштановые. Несчастная не была Зитой. Но какая страшная, какая жалкая смерть!

Сэм попятился, отходя от мертвого лица, торчащего в стволе дерева. Почему-то повернуться к нему спиной ему казалось оскорбительным.

В эту минуту к нему подбежала какая-то женщина и схватила за руку. Она требовательно спросила:

– Вы не видели моего мужа? Ему в глаз попала пчела.

Сэм отрицательно покачал головой. Горький привкус рвоты во рту все еще не покидал его.

Женщина убежала искать пропавшего мужа. Сэм слышал, как она говорит кому-то:

– Не видели моего мужа? Ему в глаз попала пчела. А у него аллергия на пчелиные укусы!

На автомобильной стоянке народу было много. Голова Сэма раскалывалась от испуганных криков. Все выглядело так, будто кто-то ткнул палкой в муравейник, а потом хорошенько повернул ее.

Глубоко вздохнув, он обошел амфитеатр, а потом отправился к лодке Джада, которая была пришвартована к берегу.

Райан Кейт тоже очнулся в амфитеатре. Он сразу понял: он находится там, откуда недавно отправился в город. Ему полагалось бы быть пьяным, просто окосевшим от бренди. Ему казалось, что не прошло еще и минуты с тех пор, как он, пошатываясь, брел по сельской дороге, глотая бренди прямо из горлышка бутылки.

И вот он здесь. И трезв как стеклышко. И бутылки в кармане нет.

И котелок Оливера Харди сидит на голове ровнехонько.

А вокруг него орут люди, будто у них штаны загорелись.

Райан решительно не желал вляпываться ни в какие новые истории.

Он сложил руки на груди и покрепче уселся на скамейке.

Ни в какие истории он больше вляпываться не будет. Ни в приятные, ни тем более в другие.

Николь Вагнер очнулась после подвижки времени и обнаружила, что сидит в амфитеатре в костюме гориллы, держа волосатую нейлоновую маску в руках.

Каков бы ни был механизм событий – сверхъестественный или научный, – он возвращал их в амфитеатр такими, какими они были тогда, когда в первый раз уселись на эти скамьи 23 июня 1999 года.

«Да, – думала она, – мы все возвращаемся в своем прежнем виде и, так сказать, в своем прежнем качестве». Она ощущала, как бугрится нейлоновая шкура рукава над наручными часами, которые она потеряла, когда прыгнула на крону конского каштана – сучок сорвал их с ее руки. Николь потрогала грудь и руки – царапины от сучьев исчезли как по волшебству. Не стоит сомневаться – ее волосы сейчас тщательно расчесаны и уложены.

Ну и хрень...

Босток... Где он?

Она напряглась и осторожно обвела взглядом ряды скамей, которые находились прямо перед ее глазами. Босток сидел вон там. Вместе с женой. Ну, ее место, конечно, пустует – он же убил ее.

Но Бостока она ожидала увидеть.

Его место было пусто.

Но ведь вряд ли можно надеяться, что он тоже умер!

Николь решила, что он очнулся быстрее, чем она, и умудрился бежать из амфитеатра.

Факт оставался фактом: он мог открыть охоту на нее.

Будучи безумцем, он считает ее – Николь Вагнер – единственным свидетелем его преступления. И при первой же возможности постарается сделать так, чтобы она никогда не смогла обвинить его в убийстве.

Николь тревожно оглядела ряды скамей, опасаясь в глубине души того, что увидит Бостока, подбирающегося к ней.

Но здесь были одни растерянные туристы. Где-то наверху слышались крики и вопли. Может, Босток напал на кого-нибудь другого? «Господи, как я буду рада этому, – думала она. – Может быть, он наконец забудет обо мне». Но тут же ей стало стыдно за эту мысль. Не надо забывать, она – студентка-юрист. Ее профессиональный долг – поддерживать закон.

Николь встала и пошла к лестнице. Будь что будет, но она должна выяснить, что происходит. Даже если кувырком полетел весь мир, ее долг проследить, чтобы Босток получил по заслугам. Убийство не должно сойти ему с рук.

Ли медленно приходил в себя. Моргая глазами и облизывая губы, он оглядел амфитеатр.