— Произошла ошибка, — ответил Джонатан.
— Похоже, очень большая ошибка.
Джонатан прошел вслед за Лацио мимо регистратуры, и они углубились в лабиринт коридоров. Лацио теперь стал дерматологом, и его амбулатория напоминала скорее дневной водный курорт, нежели медицинское учреждение. Повсюду виднелись пальмы в кадках и плакаты с изображениями мужчин и женщин с упругой изумительной кожей, которые рекламировали преимущества того или иного вида лазерного лечения.
Лацио дошел до конца коридора и зажег свет в кабинете.
— Так это связано с ней? — спросил он, бросая ключи на письменный стол. — С Эммой?
— Похоже на то. — И Джонатан пристально посмотрел на итальянского коллегу, чувствуя, что тот чего-то недоговаривает. — Стало быть, ты знал?
— Знал о чем?
— Об Эмме. Чем она занимается.
— Она ведь работала с тобой вместе, да?
Джонатан подождал пару секунд, пытаясь увидеть на лице Лацио хоть какое-то подтверждение своей догадки, но ничего не смог разглядеть.
— Лучше тебе в это не влезать.
— Поверю на слово. — Лацио сел и включил компьютер. — Итак, друг мой, что мы ищем?
Джонатан обошел стол и встал рядом с ним:
— Эмма рассказывала, что в свой последний приезд в Рим была ранена.
— Так, значит, говоришь, ножевая рана?
— Да. Уверен, она не могла обойтись без неотложной медицинской помощи. Мне нужно выяснить, где она лечилась и у кого. Скажи, у тебя есть доступ к архивным записям приемных покоев?
— В Центральном архиве таких сведений нет, но я состою в приятельских отношениях со всеми главными хирургами, работающими в основных больницах города. Если я им назову имя Эммы, они в считаные минуты сообщат, лечилась она у них или нет. Так, говоришь, архивные записи приемных покоев… Сейчас посмотрим…
— Эмма не назвала в больнице своего настоящего имени.
Лацио перестал печатать и поднял глаза на Джонатана:
— Вот как?
— Ее бы не приняли под именем Эмма Рэнсом, — подтвердил Джонатан, — она воспользовалась каким-то другим. Посмотри-ка на Эву Крюгер или на Кэтлин О'Хару.
Эмма звалась Эвой Крюгер в Швейцарии, когда выдавала себя за представителя машиностроительной фирмы, тайно производящей и поставляющей в Иран высокоскоростные центрифуги для обогащения урана. Об имени Кэтлин О'Хара он знал меньше. Оно стояло в фальшивом паспорте, который хранился у Эммы. Та его называла своей «охранной грамотой», спасающей от тюрьмы.
Вместо того чтобы начать печатать, Лацио откатился на кресле подальше от стола и молча уставился на Джонатана.
— Она служила секретным агентом, — пояснил Джонатан. — Шпионкой. Работала на правительство США. Даже имя Эмма не настоящее. Я не говорил, что ее найти очень просто. В противном случае я обошелся бы без твоей помощи.
— Она замешана в той лондонской заварушке? Связана с терактом?
Теперь настал черед промолчать уже Джонатану, хотя его молчание послужило своеобразным знаком согласия с только что высказанным предположением.
— Так, значит, рассчитываешь найти ее своими силами? — спросил его Лацио. — Раньше, чем за тебя это сделает полиция?
— Твое дело — посмотреть в компьютер.
Лацио придвинул кресло ближе к столу.
— Итак, — произнес он, с каким-то особым смаком барабаня по клавишам, — назовем ее «иностранка с ножевым ранением»…
— В нижней части спины, — пояснил Джонатан и указал на себе точное место, повыше левой почечной лоханки. — Эмма говорила, что почка тоже оказалась задета. Если все обстояло именно так, значит, оперировал хирург, имеющий соответствующую квалификацию. Я сам видел шрам. Такие остаются после операции, сделанной в стационаре. И добавь, что у нее аллергия к пенициллину.
— У тебя есть фотография, которую я смог бы отсканировать и послать вместе с запросом?
Джонатан вынул из бумажника две фотографии. На одной Эмма снялась такой, какой он ее знал, — в джинсах и белой футболке, с красной банданой, повязанной вокруг шеи, а также в приподнятых на волосы солнечных очках, убравших с лица волнистые золотисто-каштановые пряди. На второй, которая была на водительском удостоверении Эвы Крюгер, перед ними предстала совершенно другая женщина: суровое лицо, гладкие прилизанные волосы, безжалостно затянутые назад, яркая губная помада, стильные очки, сквозь которые смотрели сильно подведенные глаза. Но как раз глаза и не позволяли усомниться, что и на этой фотографии тоже была Эмма.
Без каких-либо комментариев Лацио сунул фотографии в стоящий на столе сканер, затем дописал письмо и разослал по электронной почте коллегам, работающим в семи самых крупных больницах Рима и окрестностей.
— Готово, — произнес он. — Перезвоню им утром. На всякий случай не помешает убедиться, что почта до них дошла.
— Нет, сейчас, — сказал Джонатан. — Можно представить дело так, будто ты хлопочешь о родственнице одной из твоих подружек. Мне нужен ответ в течение часа.
— Опять будешь угрожать своей пушкой?
Джонатан ухватил итальянца за воротник.
— Нет, — сказал он, рывком притянув его к себе. — Я не собираюсь угрожать пушкой. Я собираюсь засунуть ее тебе в глотку и нажать на курок, если не сделаешь так, как я только что сказал.
— Пожалуй, я тебя понял.
Джонатан слушал, как Лацио звонит одному врачу за другим, сперва извиняясь, а затем самым невежливым образом требуя, чтобы разбуженный среди ночи приятель связался со своей больницей и проверил, не поступала ли к ним в приемный покой или в палату интенсивной терапии некая дама, судьба которой чрезвычайно его интересует. Лацио, словно опытный пулеметчик, так и сыпал словами — быстрыми короткими очередями, ежесекундно переходя на медицинский сленг, которым обожают пользоваться все врачи мира. Джонатан едва успевал следить за нитью их разговора. Он сильно устал, и попытки проникнуть в смысл произносимых Лацио слов утомили его еще больше.
— Эспрессо? — через некоторое время предложил Лацио. — Кофе тебя взбодрит.
— Ага, — кивнул Джонатан. — Конечно.
Лацио поднялся с кресла, и Джонатан тут же стремительно вскочил на ноги.
— Без паники, — успокоил его итальянец. — Я просто схожу в буфетную, это в другом конце коридора. Там у нас имеется, кстати, еще и холодильник. Может, хочешь перекусить?
— Хватит одного эспрессо, — проговорил Джонатан. — И поторопись.
— Одна минута, не больше.
— Хорошо.
Джонатан проводил его до буфетной. Убедившись, что там нет другого выхода, он стал прогуливаться взад и вперед по коридору, разминая ноги и стараясь взбодриться. Вскоре появился Лацио с двумя чашечками кофе эспрессо. Свою Джонатан выпил залпом.
— Еще? — предложил Лацио.
— Конечно, — ответил Джонатан. И добавил: — Спасибо.
— Пожалуйста.
Они вернулись в кабинет Лацио, и тот продолжил названивать коллегам. Через десять минут Джонатан получил долгожданный ответ.
— Так и есть, — сказал ему Лацио. — Она здесь побывала. Девятнадцатого апреля госпитализирована в больницу Сан-Карло.
Джонатан присел на краешек стула.
— Больница Сан-Карло, где это?
— Совсем рядом. Здесь, в Париоли.
— Дальше.
Лацио сделал ему знак успокоиться:
— Иностранка с описанным тобой ранением была доставлена в больницу на машине «скорой помощи» в девять сорок пять вечера и прооперирована часом позже в связи с ранением почки. Пробыла в стационаре два дня и выписалась, невзирая на совет лечащего врача остаться. При ней не оказалось никаких документов, и назвалась она именем Лара.
— Лара?
— Да.
Лара.Это имя Джонатану ничего не говорило.
— И никакой фамилии?
— Фамилии она не назвала и числилась как НП, то есть «неконтактный пациент». К счастью, медсестра, которая ее принимала, заступила на ночное дежурство сегодня вечером. Она-то и признала по фотографии твою жену.
— По которой из двух? — осведомился Джонатан.
— Не знаю, — отозвался Лацио. — А это имеет значение?
Джонатан ответил, что нет. В голове начала пульсировать кровь, и на секунду он прикрыл глаза. Лара. С чего бы вдруг такое имя? Ему подумалось, что речь вообще идет о другой женщине.