— Жертвы, мадам?

— Дедлок, мы видели, как вы ухмылялись и вздыхали. Можете не сомневаться — ваши скептические гримасы не остались незамеченными. Вы что — мне не верите?

— Напротив, мадам. Я верю вам всецело. Но я настоятельно советую вам сказать мне, что это существо просило у вас.

Королева казалась рассеянной.

— Мы должны подписать контракт, — сказала она. — Соглашение.

— Контракт? Какой же это бог подписывает контракты? Ваше величество, жизненно необходимо, чтобы вы сказали мне, что вы наобещали этому существу.

Королева улыбнулась.

— Вы и в самом деле хотите знать? Все-таки Левиафан — бог, и ему нельзя отказывать. То, что я сделала, послужит еще большему процветанию, еще большей славе нашего Дома.

— Мадам… — Дедлок едва сдерживал гнев. — Что вы наобещали этому монстру?

— Я пообещала ему Лондон, — сказала она. — И всех, кто в нем живет.

Загорелся свет, от неожиданности Артур зажмурился, а когда снова открыл глаза, двое незнакомцев исчезли. Без них зал казался пустым и голым, как корт для сквоша.

— Что это было? — выдохнул он.

— Это? — переспросил Стритер. — Это была первая часть твоего урока истории.

— Это правда? Есть в этом хоть крупица правды?

Ухмылка.

— Давай, шеф, тебе теперь лучше валить отсюда. Ведь сегодня твой день рождения.

Принц на полусогнутых, словно вслепую, направился к выходу — голова у него кружилась, воображение бунтовало.

— С днем рождения, шеф. — Стритер издевательски взял под козырек. — Да, и вот еще, ваше высочество.

Артур повернулся.

Еще одна ухмылка, в которой не поймешь, чего больше — жестокости или обаяния.

— Перед уходом хлопни еще чашечку.

Итак, это случилось еще раз, и я опять оказываюсь жертвой преступления, которое явно имеет уникальную природу — повествовательный киднеппинг, писательское мошенничество, похищение сюжета.

У меня нет сомнений, что это явление еще повторится, но я пытаюсь делать вид, что этого не происходит. Я тут занимаюсь взрослыми вещами и пытаюсь быть выше этого. Хотя ничто не может воспрепятствовать тому, чтобы я взял да порвал эти оскорбительные страницы, думаю, пока стоит их, пожалуй, оставить. Если я пущу это на самотек, то, возможно, выиграю время и смогу отдалять неизбежное достаточно долго, чтобы успеть закончить то, что начал.

Так что постарайтесь не обращать на это внимания. Пробегите, не читая. Читайте дальше, будто этого и не было. С этого момента я безусловно намереваюсь так и поступать.

Я оставляю здесь эти вставки только для того, чтобы вы могли получить полное и точное представление о моих последних днях.

Когда на следующий день после знакомства со Старостами я пригласил Эбби вместе пообедать, она предложила встретиться недалеко от ее офиса — в заведении под названием «Пекинский ресторан мистера Меня». Я исполнен абсолютной решимости никогда больше туда не возвращаться.

Неразумно отвергнув несколько снисходительное предложение официантки принести обычные нож и вилку, я и через двадцать минут продолжал бороться с блюдом, которое все еще оставалось полным чуть ли не до краев, тогда как Эбби не только умело орудовала своими палочками, чем вводила меня в смущение, но еще и ела жареный рис с креветками таким чудесным, необычным образом, что я находил в этом что-то чувственное. Она с улыбкой наблюдала за моими гастрономическими потугами — мне почти не удавалось положить что-нибудь в рот, на рубашке появились грязновато-оранжевые подтеки — настоящие пятна Роршаха. [37]

Когда мы закончили болтать о всяких пустяках, она вдруг ни с того ни с сего сказала:

— Знаешь, я очень волнуюсь за тебя.

В ответ я только и смог выдавить из себя: «Да?» И даже такое короткое слово я произнес довольно рассеянно, поскольку в этот момент пытался подцепить какой-то особенно скользкий кусочек утятины.

— Все из-за этой твоей новой работы. Вчера, когда ты меня разбудил, ты нес что-то совершенно невнятное и бессмысленное. Как будто пьяный был.

— Да? — снова сказал я. — Извини.

— Ты изменился. Скажи мне правду, Генри. Ты ввязался во что-то опасное?

— Я получил повышение.

— За этим скрывается что-то большее.

Внезапно, устав ковыряться в еде, я бросил палочки на край тарелки и отпихнул ее к середине стола.

— Да, скрывается. Но сказать тебе об этом я не могу.

— Да почему не можешь-то?

— Потому что не хочу подвергать тебя опасности.

Эбби закатила глаза и подала знак официантке.

— Принесите, пожалуйста, счет.

Я никогда не считал себя особенно восприимчивым в том, что касается женщин, но тут даже я увидел, что она расстроена.

— Я не очень понимаю, в какую сторону мы с тобой движемся, — сказала Эбби. — Но я скажу тебе вот что: у нас никогда ничего не сложится, если мы не будем абсолютно честны друг с другом.

— Мне бы очень хотелось рассказать тебе, — сказал я. — Правда.

Она недоверчиво посмотрела на меня.

— Я серьезно, — продолжил я. — Но это было бы самоубийством.

— Самоубийством?

— Профессиональным самоубийством, — быстро сказал я.

К нашему столику подошла официантка.

— Все хорошо?

— Замечательно, — рассеянно проговорила Эбби. — Спасибо.

— А у вас? — Официантка с ухмылкой посмотрела на мою почти полную тарелку. — Вам не понравилось?

Я выдавил из себя улыбку.

— Очень понравилось. Вкуснятина. Просто я наелся — в этом все дело.

Официантка пожала плечами и повернулась к Эбби.

— Что-то вас давно не было видно.

Моя домохозяйка смущенно посмотрела на нее.

— Занята была.

— А-а, ну понятно. — Видимо, сказанное ею затем имело отношение ко мне, потому что девица скользнула пренебрежительным взглядом в мою сторону и проговорила, обращаясь к Эбби: — Я вам скажу кое-что — и совершенно бесплатно. — Она наклонилась к Эбби совсем близко. — Тот был лучше.

— Несите счет, — отрезала Эбби, и официантка, подстегнутая резкой переменой ее тона, поспешила к кассе.

— Ты уже бывала здесь раньше?

Эбби избегала встречаться со мной глазами.

— Тысячу раз. Я же тут работаю за углом.

— А что имела в виду официантка, когда говорила, что тот был лучше?

— Понятия не имею. — Смутившись, она начала говорить сбивчиво: — Послушай, я тут наболтала лишнего. Мне очень жаль, если я перегнула палку.

— Да вовсе ты не перегнула.

— Просто мне дороги наши отношения, и я не хочу рисковать ими. Придется мне научиться доверять тебе. Скажи мне только одно.

— Постараюсь.

— Твоя работа… она не противозаконна?

— Абсолютно законна, — сказал я, хотя, по правде говоря, о законности статуса Директората я никогда не задумывался. Это место и его люди, казалось, существуют в каком-то собственном изолированном пузыре, фантастическом панцире, который целиком и полностью отделял их от реального мира.

Официантка принесла счет, и я настоял на том, что оплачу его сам — как-никак получил прибавку к жалованью. И так оно и было на самом деле. Первая, довольно щедрая выплата от Директората появилась на моем банковском счете накануне, без всякого извещения. Эбби поначалу хотела, чтобы мы разделили расходы пополам, но быстро сдалась. Мы сидели и ждали, когда вернется официантка.

— Я понимаю: ты не хочешь говорить об этом со мной, — сказала она. — Моя помощь тебе не нужна. Тогда найди кого-нибудь, кто сможет тебе помочь.

Я рассмеялся. Мои уши восприняли мой собственный смех как нечто чуждое, горькое и резкое. И давно ли, спросил я себя, мой смех стал звучать так.

— Единственный человек, который может мне помочь, лежит в коме, — сказал я.

Ее терпение начинало давать трещины.