— Ответ — «да».

— Что?

— Ответ — «да». Бога ради. Ты что — не понимаешь? Ответ — «да».

Мойщик окон глубоко, хрипловато вздохнул и развернулся на сто восемьдесят градусов.

— И что это должно значить? — спросил я не столько у него, сколько у себя.

Не обращая на меня внимания и бормоча какие-то бессмысленные слова, он на неуверенных ногах направился к побитому «роверу» на другой стороне парковки, где ждала его незадачливая семья, видимо недоумевая, почему он не мог шарахнуться о землю посильнее.

Когда я вернулся домой на Тутинг-Бек и прошел в гостиную, там сидела Эбби в коротком черном платье, вокруг нее висели воздушные шарики, а она робко улыбалась. На столе стоял шоколадный торт не очень презентабельного вида, украшенный единственной незажженной свечой.

— С днем рождения! — сказала она.

— Как это неожиданно. Даже не знаю, что сказать.

— Садись. Я налью тебе выпить.

Она направилась в кухню, и до меня донеслось позвякивание стаканов, дзиньканье льда, бульканье сока и спиртного. Потом я услышал ее голос:

— Как у тебя прошел день?

— Странновато. А у тебя?

— В основном скучно. Вот до этой минуты.

— Спасибо тебе за все это. Но не стоило так хлопотать…

Она вернулась в гостиную с двумя стаканами чего-то пенящегося, на поверхности плавали кубики льда.

— Это что? — спросил я, беря стакан.

— Коктейль, — просияла она. — Домашнего изготовления. Попробуй.

Я пригубил — шипучий, сладковатый, приятно холодящий. Воодушевленный, я сделал глоток. Потом еще. Только присутствие моей домохозяйки не позволило мне опорожнить стакан.

— Замечательно! Что в нем?

Эбби выгнула брови.

— Секрет фирмы. — Она достала коробок спичек и зажгла свечку на моем торте. — Загадай желание.

Я закрыл глаза, задул свечу и загадал желание, и оно на короткое время сбылось.

— Это еще не все. — Эбби стремглав бросилась в свою комнату и вернулась со свертком, который возбужденно сунула мне в руки. — Это тебе.

— Ну это уж слишком, — возразил я, чувствуя, как румянец, начинаясь от шеи, понемногу заливает все лицо.

— Я не знала точно твой размер, поэтому на всякий случай сохранила чек.

Я разорвал бумагу — в нее был завернут невыносимо отвратительный джемпер цвета желтоватой спермы.

— Просто класс, — солгал я. И тут же солгал еще раз: — Мне всегда хотелось иметь такой.

Откровенно говоря, Эбби в этот момент выглядела такой восхитительно прекрасной, что даже если бы она подсунула мне на день рождения дохлую кошку, я бы все равно был ей благодарен.

Она сияла. Я поблагодарил ее во второй и в третий раз, потом последовало несколько неловких секунд, когда я хотел было поцеловать ее в щеку, но в конечном счете струсил и протянул ей руку.

— Ты не хочешь его примерить? — спросила она.

Я поморщился. Под ложечкой у меня панически засосало.

— Что примерить?

Улыбка, чуть ли не робкая.

— Джемпер…

Пока я залезал в свой подарок, Эбби отрезала нам по изрядному куску торта.

— Сама делала, — сказала она. — Может, и ничего.

— Ну, что скажешь? — спросил я, забравшись в джемпер.

— Очень мило, — сказала Эбби. — Со вкусом.

Наверное, я опять покраснел. Я, конечно, больше ничего не сказал, мы сидели молча на диване, поедая торт, и Эбби пододвинулась поближе ко мне.

— Спасибо за торт, — сказал я. — И за подарок спасибо.

Она вздохнула, и мне в этом звуке послышалось разочарование.

— Генри?

— Что?

— Ты теперь можешь меня поцеловать.

Я смотрел на нее как идиот, роняя изо рта крошки торта.

Тут начал звонить мой мобильник. Потом уже Эбби сказала, что ей хотелось бы, чтобы я выключил его и набросился на нее, но я думаю, что какая-то трусливая моя часть была благодарна за эту помеху.

— Да? — сказал я немного усталым голосом.

— Дорогой! Поздравляю с днем рождения!

— Спасибо, — сказал я. — Большое спасибо.

— Извини, ничего тебе не подарила в этом году. Когда вернусь, дам тебе немного денег. Я знаю, ты любил всякие сюрпризы, но ты теперь большой мальчик. Ты предпочитаешь денежки.

— Конечно. Очень мило.

— Как ты там — хорошо проводишь время? Занят чем-нибудь особенным? — Она замолчала, пораженная неожиданной мыслью. — Ты случайно не в больнице? Не со старым хрычом?

— Вообще-то я на квартире. С… другом. — Я повернулся к Эбби проверить, устраивает ли ее такая характеристика. Она нетерпеливо улыбнулась мне в ответ. — Ну, мне пора, мам.

— Желаю тебе всего-всего, дорогой. — На другом конце провода я услышал низкие раскаты мужского смеха.

— Ну, пока, — тихо сказал я.

— Пока-пока, радость моя.

Я выключил телефон и швырнул его в угол комнаты. Эбби недоуменно посматривала на меня.

— Твоя мама?

— Да.

— Она в порядке?

— Похоже — да.

— Хорошо. — Эбби вытянулась и откинулась на спинку дивана.

— Слушай, — сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Перед этим телефонным звонком… Твое предложение остается в силе? Ты не будешь возражать?..

Эбби метнулась ко мне. Одно восхитительное мгновение, и я почувствовал ее губы на своих, медовое тепло ее дыхания, влажную требовательность ее языка. Мы разомкнулись, чтобы перевести дыхание, и замерли, глядя друг на друга — на обоих лицах глуповатые слюнявые улыбки. Никто из нас не произнес ни слова.

Потом зазвонил телефон. На этот раз стационарный.

Эбби покачала головой в молчаливом раздраженном недовольстве.

Боюсь, я из тех людей, что с суеверием относятся к телефонным звонкам. Я не могу пройти мимо звонящего таксофона, не испытывая какого-то иррационального чувства вины. И потому я, конечно, встал, пересек комнату и, стараясь не выдавать переполнявших меня эмоций, сказал:

— Слушаю.

— Генри Ламб? — Голос показался мне настырно знакомым.

— Да.

— Я звоню от имени компании «Окна Гадарин».

Я почувствовал, что начинаю закипать.

— Кажется, я уже говорил, чтобы вы прекратили мне звонить.

— Говорили. Но я подумала, что мой долг попытаться еще раз. Может быть, вас заинтересует новое окно?

— Нет, — решительно отрубил я. — Не заинтересует.

— И это ваше последнее слово? Ваш ответ — «нет»?

— Именно так.

Звонившая ничего не ответила. Последовала долгая пауза, во время которой истина осенила меня — шарахнула по лицу, больно отхлестала по щекам.

— Хотя постойте…

— Что? — Голос звучал крайне раздраженно, словно я говорил с учительницей, которая никак не могла разъяснить какие-то азы своему особенно тупому ученику. — И какой теперь будет ваш ответ?

— Ответ — «да», — сказал я поначалу осторожно, а потом более уверенно: — Ответ — «да»!

Трубка замолчала.

Эбби смотрела на меня так, словно я сумасшедший.

— Это все что такое было?

Раздался звонок в дверь — чахоточный, навязчивый, он звонил, не прерываясь. Слыша такой звонок, думаешь, что у тебя за дверями происходит смертоубийство.

— Побудь здесь, — сказал я, осмелевший после коктейля, торта и лучшего поцелуя в моей жизни, направился к двери и открыл ее.

Передо мной стояла маленькая старушонка. Судя по ее чопорному виду, огромным очкам и аккуратно уложенным буклям, ей бы варенье продавать в киоске на церковном празднике, а не стоять вечером у меня на пороге в Тутинге.

Правой рукой она давила на звонок. Увидев меня, она смилостивилась и опустила руку.

— Ваш дед говорил, что вы умный. Родственные чувства явно ослепили его.

— Вы кто еще такая?

— Вам грозит страшная опасность, мистер Ламб.

— Я разве не спросил у вас, кто вы?

— Я — союзник. Пока вам ничего другого не нужно знать. Я полагаю, ваш дед никогда не говорил вам о пароле?

— Мой дед лежит в больнице, — сказал я. — Он в коме.

— Но он составил планы, Генри. И я всего лишь играю свою роль в этом процессе. — Она заглянула через мое плечо в квартиру. — Странно, тут все по-прежнему.