Я ерзаю на постели – жарища страшная, и даже Марина не кажется такой холодной, как обычно, и ее близость не спасает от ночной духоты. Поднимаю руку, смотрю на свою забинтованную ладонь и шевелю пальцами. Больно. Хорошо, ума хватило левую руку порезать – иначе я бы мышью работать не мог… Больно, но оно того стоило. Она перестала страдать – это раз. А я… Я, пока она пила, испытал нечто совершенно невероятное. Неописуемое. Я никогда в жизни не ширялся и даже траву не курил – у меня от одного запаха начитает башка болеть. Но, наверное, от хорошего прихода должны быть такие ощущения, как от того момента, когда она пила. Это было быстро – какие-то секунды. Но это было… круто. Губы, которые так плотно примыкают к коже – присасываются, как… ну это смешно, но как вантуз к сливу раковины. Словно, если их оторвешь, раздастся хлопок. Кстати, фигня, никакого хлопка не было, когда она остановилась… А еще этот мягкий звук, с которым она глотала. Легкое, мимолетное царапание ее зубов по коже – я знаю, она старалась не укусить, но все равно я чувствовал их, эти удлиненные клыки. И вздрагивал. И ловил кайф.

Что я сам себе мозги пудрю про наркотики и приходы? Это было как секс. Как если бы она взяла у меня в рот. Лучше даже – если реально сравнивать.

Елки-палки. Ну вот этого мне сейчас не хватало… Лежал себе спокойно, мучился от жары – и вот пожалуйста: революция в штанах. Ну, была бы, если бы у меня были штаны. Черт. Совершенно лишнее явление, вот прямо сейчас, когда Марина устала и заснула.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я отодвигаюсь от Марины, отпускаю ее руку, которую держал все это время в своей. Она недовольно вздыхает, но не просыпается.

Если я останусь рядом, я ее точно разбужу. А ей надо отдохнуть.

Я вздыхаю и отправляюсь вместе со своей эрекцией на балкон – курить. И думать. Тут, на ночном ветерке – если можно так назвать хилое колебание горячего воздуха, не приносящее телу никакого облегчения, – я могу думать не только о ней, но и об остальных событиях этого дня.

О том, например, что определение «оборотни в погонах», которым наши газетчики заклеймили коррумпированных сотрудников правоохранительных органов, технически не верно. Оборотней в наших силовых структурах, как я понимаю, нет. Зато вампиры есть. «Вампиры в погонах». Звучит, между прочим… И они точно коррумпированные – Грантом Хэмилтоном. Не знаю, как уж они друг с другом расплачиваются – деньгами или услугами. Но то, что кореша надежные, – это факт… Сработали по звонку быстро и эффективно. Характерно бледный полковник (!) прокуратуры приехал «на труп» лично. Побеседовал с Мариной пять минут. Со мной – тридцать секунд. А я, между прочим, тело нашел… А потом сказал, что мы можем катиться на все четыре стороны: к нам у следствия вопросов нет.

Перед этим он успел осмотреть территорию бывшего завода – с командой, конечно, и я зуб даю, что там был еще один из Марининых родственников, лейтенант, по-моему. И они нашли место, где Олега на самом деле убили, – на строительной свалке за одним из ремонтирующихся корпусов. Там, сказали они, крови было предостаточно. Просто потом его перенесли – бог знает, зачем. Но это, говорят они, дает им массу зацепок для дальнейшего расследования. Может, его прирезал какой-то строительный рабочий, – видит бог, у нас сейчас на стройки всякую шваль нанимают. Может, бомж, что там ночевал. Может, Олег кого-то подцепил – в конце концов, на территории этого «культурного центра» есть кафе, и он мог туда зайти, после того как завез на ночь глядя вещи в «Пасифик», – и они отправились в укромное место перепихнуться, и все пошло не так. Определенно одно: Олега убил кто-то сильный и способный перенести тело взрослого, хотя и довольно субтильного мужчины, но это был точно не вампир.

Марине только непонятно, почему его зарезали чем-то серебряным… Как же она злилась на себя, когда проболталась мне об этом! Глаза так и вспыхнули красным – как будто в их глубине огонь прошел. Она хотела, конечно, как всегда, скрыть от меня лишние детали, но не получилось. Это показывает на самом деле, насколько она вымоталась. На нее это не похоже – так вдруг взять и расслабиться. Но факт остается фактом – она проговорилась, что почувствовала на ранах запах серебра.

После этого она захлопнулась, как устричная раковина, и замолчала. Я не смог больше вытянуть из нее ни одного слова по поводу убийства. Но я не идиот и книжки читал. Серебро – традиционный способ бороться с вампирами. Серебряный кол в сердце, и хорошо бы еще голову серебряным ножом отрезать… Все сходится. Вот только кому в городе Москве могла прийти в голову светлая идея охотиться на вампиров? Кто вообще может знать или предполагать, что они существуют на самом деле? И кто при этом такой дебил, чтобы принять за вампира нашего Олега, даже несмотря на его готический прикид, искусственную бледность и крашеные волосы?

Интересный получается у меня день – ну уже не день, а сутки: сутки размышлений о том, кто и как может убить вампира. Допустим, я прав, и Олега реально кто-то принял за вампира и поэтому убил… Какие-то ретрограды, начитавшиеся «Дракулы». Если подобный кретин действительно где-то бродит с серебряным колом, я уверен – бледнолицые полковник с лейтенантом его найдут. Насчет этого можно не париться… Меня занимает другой вопрос – тот же, что утром. Серебряный кол, допустим, байки. Но что на самом деле может убить настоящего вампира?

Мне еще утром очень хотелось это понять – потому что даже туманная опасность, которая может грозить Марине, для меня не шутка. Но теперь, когда я видел, что сделали с ней четверть часа, проведенные на солнце, и я держал в своих руках ее горячие от боли руки, мне экстренно необходимо это выяснить. Раньше я мог думать, что мой страх за нее иррационален: она неуязвима и бессмертна, и это только я боюсь всяких глупостей. Теперь я знаю, что бояться стоит: она уязвима. Она может ослабеть. И она может умереть.

Сама она мне не расскажет – это и ежу понятно. Сережа Холодов мог бы, наверное, рассказать – просто из извращенного удовольствия несколько поддразнить своим вроде как проявленным ко мне доверием и заодно попугать. Но кто знает, когда я его в следующий раз увижу? И звонить ему теперь, в три часа ночи, не стоит. Кто, опять же, знает, чем он сейчас занят и кого трахает – или ест? И Марина услышит, если я позвоню. Нет, с вампирами мне сейчас поговорить начистоту не удастся. А завтра приедет Грант, но на него тоже рассчитывать нельзя. Они все мгновенно займут круговую оборону, охраняя свои бесценные секреты.

Идиоты. Зачем им секреты от тех, кто их любит?

Короче, мне придется смекать самому.

Воодушевленный этой мыслью, я отправляюсь в комнату – проверить Марину. Удивительно, но она все еще спит. И обнимает, между прочим, мою подушку.

Удивительно, как самые пошлые пошлости оказываются трогательными до слез, когда их делает любимый человек…

Я не позволяю себе отвлечься от цели. Я могу стоять и смотреть на нее, спящую, часами. Ну нет: на самом деле я очень быстро лягу к ней, потому что с «искушением» оказаться рядом и прижаться к ней всем телом долго бороться нельзя. Но у меня есть работа, и надо ее сделать – если уж сна все еще ни в одном глазу. Я надеваю трусы, беру свой ноутбук и направляюсь вместе с ним, а также с бутылкой пива Miller и свежей пачкой сигарет обратно на террасу.

Пока Интернет грузится, я собираюсь с мыслями.

Что я знаю о вампирах – настоящих? Они едят, и пьют, и спят – вот как сейчас Марина. У них есть какое-никакое сердцебиение. Их состояние, вообще-то, похоже не на смерть, а на что-то пограничное, вроде летаргического сна: его же иногда принимают за смерть и даже хоронят вот так уснувших. Все процессы в организме замедленны, но они есть. У них растут, например, волосы… Но они и у трупов, кажется, растут, это не показатель. Они очень сильные и быстрые и обладают звериными инстинктами вроде нюха, но они не животные – они очень умные и расчетливые ребята, которые прекрасно умеют себя контролировать, если захотят. Они не боятся всякой религиозной чухни вроде крестов и святой воды. Но они реально не любят чеснок – Марина говорила, что запах очень резкий. Логично, с ее-то чутьем. Но тем не менее – запах какого-нибудь, ну я не знаю, гуталина их совершенно не беспокоит, хотя, по мне, он, может, и похуже чеснока. Может, с чесноком у них в самом деле какая-то несовместимость?