– К тебе пристроишься, пожалуй!
Степа широко ухмыляется:
– Ко мне пристроиться – самое милое дело. Только ненадолго…
Вот оно, мое спасение – я наконец заметил в толпе Лену-Лину. Она сидит у барной стойки с обиженным видом и бросает в нашу сторону гневные взгляды начинающего василиска – они не убивают, но обжигают. Я указываю на нее Степе.
– Малахов, вот там твоя спутница сидит у бара и явно хочет еще коктейль. Либо ты идешь к ней, либо ты ее потеряешь!
Степа нехотя встает, теряет равновесие и едва не падает на меня:
– Доктор, мы ее теряем… Но ты прав – она и правда злится. Я пойду – она вообще-то клевая. И танцует хорошо, и вообще.
Я киваю, проявляя понимание ситуации, достойное настоящего друга, и бормочу дежурное «Еще увидимся». Наблюдаю за тем, как Малахов, покачиваясь, пробирается сквозь толпу, протискивается на барный стул рядом со своей пассией и начинает, изредка указывая в мою сторону, объяснять ей что-то про старого друга и неожиданную встречу. Она понимающе кивает и с успокоенным видом принимает от него новый стакан с коктейлем. Минута – и он уже кладет руку ей на задницу, и она смотрит на него с кокетливой улыбкой.
Это ужасно, конечно, но он прав: в столице нашей Родины городе-герое Москве так мало нормальных мужчин и так много одиноких женщин, что даже тотальный козел с пивным брюхом, лысиной и потными подмышками легко находит себе подружку почти модельной красоты. Степа – это еще хороший вариант: он придурок, конечно, и, видимо, торчок, но он хоть выглядит нормально, и девушке не противно лечь с ним в постель.
Внезапно мое глухое раздражение «Детьми ночи» и вообще обстановкой этого вечера переходит все границы. Я не могу здесь больше находиться. Мне нужно хотя бы на пять минут выйти – воздухом подышать. Ну и покурить. Мало я в дыму курил – теперь нужно, конечно, покурить и на ветерке.
Я стою на брусчатой мостовой перед красными занавесками, они на террасе «Детей ночи» вместо входной двери, обозреваю жизнь ночного города – даже в столь поздний час люди куда-то спешат, ловят такси, обнимаются, думают о чем-то своем – и курю. Швейцар, он же охранник, смотрит на меня равнодушно – мало ли почему я вышел, может, у меня внутри помещения телефон не ловит сеть. В городе весна – вечер теплый и какой-то синий-синий. Похоже, был небольшой дождик: мостовая мокрая, и в ней отражаются фонари. И воздух даже здесь, в центре города, кажется замечательно свежим после спертой атмосферы клуба. Был такой прекрасный анекдот из серии «про английских джентльменов». Выходит джентльмен после бурной ночи в клубе на улицу – рассвет, туман, он еле на ногах держится. И спрашивает швейцара: «Что это тут за странный запах?!» А швейцар ему невозмутимо объясняет: «Это свежий воздух, сэр!»
Интересно, как мои вампиры вообще выносят этот клуб – у них ведь такие чувствительные носы, им же там должно быть противно до ужаса?
И тут, словно вызванные из темноты силой моей мысли, в конце улицы появляются они. Уж сколько раз я их такими видел – а все равно дух захватывает, как и всегда, когда перед тобой что-то экстраординарное. Бледные, красивые, разные, но неуловимо похожие, такие ослепительные даже в неброской одежде. Они так легко двигаются, что словно бы не идут, а летят над мостовой. Как крокодил из хохлацкого анекдота – низэнько-низэнько…
Грант – высоченный, но грациозный, как танцор. Существо, родившееся в горах Шотландии в XII веке, боровшееся с дикими зверями и англичанами и, как я глубоко убежден, наведшее кого-то в шоу-бизнесе на идею фильма «Горец», перевидавшее за свои века все, что только можно, и обычно облаченное в строгий деловой костюм. А по танцполу он двигается так, что Майкл Джексон может съесть свою шляпу от зависти. Ванесса – странная молчаливая девица, но она реальная, настоящая топ-модель, и была ею еще до того, как стать вампиром, и это, как говорится, видно. Ее обратил Грант – вернее, сначала он ее «открыл», сделал ей карьеру, печатал ее темноволосую красоту на обложках всех своих журналов, а потом… Потом, как он говорит, пришел момент, когда у него кончилось терпение смотреть, как она методично убивает себя наркотиками. И он подарил ей новую жизнь – и себя заодно. Сережа Холодов – еще один, как выяснилось, Маринин «брат». Этот-то что здесь делает – на охоте они его, что ли, подцепили? Не могу сказать, что полностью избавился от ревности, которую он во мне вызывал, когда всюду ходил с Мариной. Он мне все еще не слишком симпатичен. Но я не могу не оценить его ленивую грацию, его злое чувство юмора и его утонченное лицо, которое словно сошло с полотен Эль Греко. А очень может быть, что на полотнах Эль Греко и в самом деле мелькает именно его лицо – испанец Серхио в то время уже жил…
Я отношусь к ним всем по-разному. Но я вижу и понимаю, что они все прекрасны. Но Марина – лучше всех. Как бы все они ни были хороши, она совершеннее – ее лицо самое красивое, ее глаза самые яркие, ее походка легче остальных. Они крокодилы и летят низэнько. Она – скользит по воздуху, как Царевна-Лебедь по волнам.
Марина замечает меня первой – возможно, слышит мой запах: в нем, конечно, нет ничего эдакого, как в романтических книжках, но она отличает его и отмечает, потому что все люди пахнут по-разному. И немедленно ускоряет шаг – подтанцовывает ко мне, веселая и довольная. Она сегодня на каблуках, и прекрасное лицо оказывается чуть ближе ко мне, чем обычно, и я сразу утопаю в ее вишневых глазах – теплых, влажных и сытых. Она тянется, чтобы поцеловать меня (Холодов, стоя чуть поодаль, иронически поднимает бровь), и спрашивает:
– Ты чего здесь стоишь?
– Вас встречаю.
– Правда? – Она, похоже, искренне этому рада.
– Правда. – Я улыбаюсь в ответ на ее улыбку. – Но на самом деле у нас есть некоторая проблема: там в клубе парень, которого я знаю по прежней работе. Жуткий сплетник. Увидит нас вместе – могут возникнуть сложности.
Грант подходит к нам и хмурится – как я уже говорил, он всегда настороже:
– Какой парень?
– Степа Малахов из «Лидера». Последний раз, когда я его видел, он обжимал какую-то девку у бара. А перед тем расспрашивал о Марине, и не собираешься ли ты уволить ее, и как мне с ней работается.
Мы с Грантом теперь на «ты» – по крайней мере в неформальной обстановке. Ну да, он мой босс – но он же еще и вампир, и я про это знаю. Так что я ему теперь – что-то вроде родственника. Или хотя бы друга семьи.
Грант пожимает плечами и отмахивается от моего предостережения:
– Я его знаю. Жуткий выпивоха. Сколько ты здесь стоишь – минут двадцать?
– Три сигареты… Да, минут двадцать.
– За это время он уже наверняка впал в анабиоз. Пойдем, все будет в порядке. В крайнем случае сделаем вид, что Марина не с тобой, а с Серхио.
Холодов, который тоже уже успел закурить сигарету – вот еще ходячее недоразумение, курящий вампир! – бросает на меня взгляд искоса. Ей-богу, на его хитрой рыжей морде отражается настоящее торжество. Я невольно сжимаю зубы в бессильном раздражении. Это тот случай, когда я вообще ничего не могу поделать: если я попытаюсь с ним подраться, от меня мокрого места не останется…
Марина, улыбаясь, крепко сжимает мою руку:
– Не обращай внимания на этих дураков – они тебя дразнят. У меня есть план получше. Если этот твой Степа Малахов еще в сознании, мы просто натравим на него Ванессу – и он забудет обо всем на свете. Что думаешь, Грант?
Ванесса широко улыбается, обнажая свои идеальные хищные зубы, – у нее своеобразное чувство юмора, и ей нравится, когда Хэмилтона ставят на место. Грант издает короткий смешок, признавая, что Марина его уела:
– Туше. Ладно, пойдем внутрь. Зря мы, что ли, сюда добирались?
Все вместе мы заходим обратно в клуб.
Мне кажется или человеческая толпа невольно расступается перед ними? Наверное, кажется – люди все-таки удивительно слепы. Я не понимаю, как можно не заметить, что эти существа – ДРУГИЕ. Прекрасные и немного пугающие. Особенные. Вот уж поистине – боги и монстры в одном флаконе.