Я выбрала вместо юбки и кофты голубой сарафан, потому что он первый попался под руку, и, натянув его, взяла в руки щетку. Второпях причесываясь, я причиняла себе боль, зато наполнилась угрюмой решимостью подпортить настроение и Ирвингу. Раз Рашель его хочет, нужно этому поспособствовать.
– Ужас, – недоверчиво выдохнула Рашель, что заставило меня оглянуться на нее. – Это ты ли вообще? Меня всего-то пару недель не было. Ты же никогда не была отчаянной или скандалисткой, и тем более я еще не видела на твоем лице такого злобного, решительного выражения.
– Мое зеркало видит это выражение даже не первый раз за этот день. Поверь, это самый несносный человек, какого я видела в своей жизни. Заносчивый козел!
– Вот это да! Просто никогда не думала, что в тебе запрограммирована ненависть, – сухо отозвалась она с кровати, наблюдая за тем, как я ищу свою вторую босоножку.
– То есть, запрограммирована? – хрипя от натуги, переспросила я. Наконец подошва поддалась, и, оторвав ее от пола, я поняла, что она была приклеена. – Вот урод!
Рашель начала что-то говорить, но, увидев, как я застыла над босоножкой, замолчала. Я же продолжала смотреть в подошву, словно там было написано, когда он это успел сделать и вообще зачем.
– Урод! – Босоножка полетела в дверь. Она не была испорчена, и все же то, что он был в моей комнате, меня ужасно разозлило. Подумав минуту-другую, я встала и спокойно надела выкинутую обувь. Нельзя, чтобы он понимал, как достал меня. Хотя, наверное, он уже слышал крик.
– Ну, вот видишь, ты – точно робот! – всплеснула руками Рашель. – Он приклеил босоножку, а твоей злости хватило на минуту. Я вообще удивлена, что удостоилась чести видеть ее. Не думала, что такое бывает в этой вселенной.
Я думала о своем и так толком и не поняла, что она сказала. Мои щеки горели гневным румянцем, когда мы выходили из комнаты, а глаза должны были сверкать жаждой кровопролития. На один миг мне показалось, что-то промелькнуло на его лице, но я приняла это за триумф, а потом лицо снова ожесточилось.
– Не прошло и года, а ты наконец собралась, – изрек он, подмигивая Рашель. Ну, я и не сомневалась, что она примет его веселость за чистую монету, хотя это не похоже на Рашель, она всегда была очень прозорливой. В любом случае я за ее сердце не переживала – оно давно принадлежало кое-кому другому.
– Честное слово, даже если бы хотела, не смогла бы раньше – босоножка куда-то запропастилась. – Я елейно улыбнулась ему, уже обдумывая схему, по которой буду мстить.
– Ну, тогда не будем разводить базар, пойдем гулять, – радостно потер руки Ирвинг и, пропустив нас, пошел следом, как истинный джентльмен. Рашель это понравилось, я же уже привыкла к его манерам – он вел себя довольно вежливо и следовал этикету, даже когда мы ругались. И все же, кое-что меня встревожило. Раньше я не переживала, как выгляжу возле Рашель, а теперь начала. Да не все ли равно, что обо мне подумает этот идиот?! Я и так знала, что фигура у Рашель более соблазнительная, особенно, если учесть ее грудь: на фоне ее груди терялась любая, не то что моя. Только почему меня вдруг это начало волновать? Такое меня должно тревожить в данный момент меньше всего. Ну, ничего, жди теперь мести – и за босоножки, и за этот вечер, Ирвинг! За мной, как говорится, не заржавеет.
Стоило нам выйти на улицу – и я специально пошла на расстоянии шага от них, чтобы не было видно, что я с ними, хотя это и так было ясно. Рашель все расспрашивала Ирвинга об Австралии, искусно обходя тему его родителей, как я и просила. И, как ни странно, я прислушивалась к их разговору, хотя делала вид, что мне неинтересно. За ту неделю, что Ирвинг с сестрой жил у нас, я намного больше узнала о Майе, а о нем – почти ничего, и даже то, что узнала, стало известно из рассказов его сестры.
– Так ты занимаешься спортом? Заметила по твоей фигуре. – Рашель в открытую льстила ему. Учитывая ее деликатность, или Ирвинг ей очень нравился, или у нее слишком давно не было парня. – А каким?
– А какой есть в школе? – переспросил он, задорно улыбаясь. Мне даже не нужно было смотреть, чтобы понять это. Почему он постоянно поступал так? Был другим на самом деле, но с людьми надевал эту улыбку.
Каким же он был странным. Я часто видела, как он изображает перед другими подобную радость, например, для родителей, для своей или моей сестры. Но когда Ирвинг не замечал, я следила за ним, и на его лице была такая маска опустошенности и горя, что мне очень хотелось забыть о нашей войне и поговорить с ним о его утрате. Неожиданно проснувшаяся гордость не позволяла этого. Теперь он тоже играл, и я спокойно разгадывала за его улыбкой почти неприязнь к Рашель. Подруга была очень умная и более проницательная, чем я, так почему же она не видит этого? Или не хочет? Я уже и себя-то не понимала, не то, что других.
– Девочки у нас играют в лакросс, еще мы занимаемся скалолазанием, младшие парни играют в сокер – футбол, старшие – в регби. Главное занятие круглый год – походы, а в теплое время года – море и плавание, – кокетливо начала рассказывать она, я же закатила глаза, точно зная, что Ирвинг разгадывает ее ужимки на ходу, и это не очень ему нравится. То и дело он смотрел на меня, словно сам не понимал, зачем напросился на эту прогулку. Но потом он, наоборот, брал ее за руку, и мне уже казалось, что Рашель почти растаяла. Внезапно я поняла, что он и меня взял за локоть, притягивая к их паре, чтобы образовать троицу. Ненадолго мой сарафан задрался выше колена, и я ощутила своей кожей жесткую поросль на его ноге, почти незаметную, так сильно она выгорела под палящим солнцем Австралии. Глянув вниз, я поняла, в чем дело, но наши глаза на долю секунды пересеклись. Я не совсем поняла, что почувствовала при этом, хотя мурашки побежали по коже. Определенно, это должна была быть неприязнь, но с оттенком чего-то незнакомого, острого.
Рашель выглядела не очень довольной от этого, но и она поняла, для чего он это сделал – чтобы никто не понял, с кем он гуляет в действительности. Как по мне, все, кто знает Рашель, и так догадаются.
Нагнувшись к самому моему уху, так, что его дыхание начало щекотать мне кожу на шее, он тихо прошептал:
– А теперь сделай вид, что тебе приятно, и я скажу, что еще приклеил в твоей комнате.
Не знаю, каких сил мне стоило не завопить и не кинуться на него. Сжав зубы, я изобразила улыбку, чем немало его поразила. Да, да, я тоже могла играть, при желании – не хуже него. Просто я этого не афишировала, как и многого другого. Я, например, очень умело врала, и часто меня просили кого-нибудь отмазать перед родителями или учителями, но об этом таланте знали тоже лишь единицы. У меня не было потребности Этни иметь сотни друзей и рассказывать им о своей жизни, вплоть до подробностей. Я была скрытной, как и моя каталожная комната, которая таила в своих закутках и шкафчиках мою личность.
Рука Ирвинга жгла мою кожу своей теплотой. Казалось, что в руке он сосредоточил всю свою жизненную силу, иначе отчего мне было так горячо?
Вскоре моя рука затекла от полной обездвиженности, и теперь мне казалось, что ее будто и нет, и она полностью в плену Ирвинга. При этом я очень хотела, чтобы парень видел и понимал, как мне неприятно. А Ирвинг на это лишь кривовато усмехнулся. Все он понимал и решил позлить меня. Узурпатор, решила я, хотя и не была уверена, что это подходящее слово.
Сложности у нас начались довольно скоро, когда мы наткнулись на мою соседку Вокс и ее брата Лендона. Видимо, они лишь вернулись из отпуска, и их загорелые лица вытянулись от удивления и радости при виде меня. Полностью забыв об Ирвинге и тем более о Рашель, я кинулась к ним, беспечно скинув руку Ирвинга, но неожиданно поняла, что так и не сдвинулась с места. С нарастающим бешенством и злобой я осознала, что рука Ирвинга так и не исчезла с моего локтя. Зато Вокс и Лендон приближались, довольно-таки удивленные и настороженные, но, думаю, не так, как я. Выходка Ирвинга меня неприятно кольнула и уязвила.
