– Я поняла – все по-прежнему, – фыркнула я и вышла. Наша ненависть с первого взгляда перешла в негласную войну.

Лето подходило к концу, а моя жизнь, перевернувшись с ног на голову, так и осталась там. Первую неделю Майя привыкала к нам намного сложнее, чем ее брат. Ирвинга обожали в доме все, и он отвечал взаимностью. Наша ненависть приобретала границы: когда рядом были родители, мы больше молчали и обращались друг к другу лишь в крайнем случае, и это бывала самая натянутая крайность. Мы, двое, понимали, что родители не поймут нас и будут расстраиваться, слыша ссоры и перебранки, особенно из-за мелочей. А вот остальных мы как-то не стеснялись, изливая свое негодование друг на друга. Майю это огорчало, потому что она привязалась ко мне, а я почти сразу же полюбила ее, Ирвинг же был ее братом. А Этни удивляло, что мы постоянно были с Ирвингом на ножах – она даже не знала, что я умею толком на кого-то сердиться, то есть на кого-то, кроме нее. Майкл же не понимал, что мы не играем. Как ребенку, ему не были ясны причины нашей взаимной неприязни, впрочем, как и мне. Она просто была, и я даже не думала, что должно быть как-то иначе. Ирвинг был кем-то близким, кого все равно нужно терпеть.

Насколько возможно долго, я держала друзей в неведении относительно Ирвинга. То есть, в городе все знали о нем, но Ирвинг сидел почти все время дома, да и я тоже. Поступала я так специально, чтобы оградить себя от знакомства Ирвинга с моим миром. В этом помогал мне сам Ирвинг, потому что не очень рвался ходить куда-то гулять, по крайней мере, он так мне говорил, а что было на самом деле меня не интересовало.

Другое дело – Майя. Она и Этни только и делали, что пропадали на улице, гуляли, и, что радовало меня, купались. Майя становилась все здоровее и веселее, словно морской воздух лечил все на свете. Но вот отец не давал нам с Ирвингом возможности привыкнуть к таким изменениям, так как растрепал об Этвудах всем, кому только можно. Потому мне звонили днями и ночами, чтобы разведать об Ирвинге что-либо, или звали идти гулять. Я шла гулять довольно редко, но и в таких случаях Ирвинга с собой не брала. Может, он и был готов идти в город в качестве моего брата, но к этому не была готова я. Просто знала, что тогда начнется.

К тому же проблем мне добавило то, что я затеяла перестановку в комнате, которая очень удивила маму.

– Ты ведь никогда в старой спальне ничего не меняла! – воскликнула она, когда я рассказала о своей идее. Мы начали думать, как и куда что поставить, и я поняла, что переставить что-то будет просто невозможно. Мебель покупалась на заказ, специально под эту комнату, где большую часть занимали кровать и диванчик под окном, остальное – шкаф, стол и кресло возле полок на стене. Все – красивое и каталожное. Так и видела довольное лицо Ирвинга, когда он прослышал про мое желание сделать в комнате что-то новое. После того как даже Майкл удивленно сказал мне, что я никогда ничего не меняла, я гаркнула на него, от чего малый слетел вниз пулей. Мама отказалась комментировать мою выходку и пошла на кухню. От этого мое настроение ухудшилось, а к вечеру приперлась Рашель. Я, которая слова грубого никому не сказала, увидев ее на пороге, коротко и лаконично спросила:

– Тебе чего?

Видели когда-нибудь, как жаба лопает? Нет? Жаль, тогда не понять вам, что случилось с Рашель.

– Ни фига себе! – выдохнула она и шагнула вперед, в коридор, закрывая за собой дверь. – Он или слишком горяч, или так холоден. В жизни тебя такой злой и угрюмой не видела.

– Еще даже не вечер, – мрачно подтвердила я. И, словно в наказание за мои слова, в холл вышел Ирвинг, в одних шортах, босой, со спутавшимися после того, как задремал перед теликом, волосами. Никто не видел, как я сижу рядом и мечтаю обрезать хотя бы пару локонов. Думала, что сойду с ума от желания сделать это. И кстати, я не упоминала про его шорты? Так вот, он так ходил по дому часто, бывало, выглядывал в коридор в одном полотенце на бедрах, и все, что мне оставалось делать – негодующе отворачиваться. Но Рашель – не я, она всего на миг утратила дар речи, а стоило Ирвингу заметить ее, как улыбка Рашель стала сногсшибательной. Тряхнув русыми волосами, она сделала удивленный взгляд.

– О, привет, а ты, видимо, Ирвинг? Я – Рашель, подруга Флекс, – протягивая ему руку, сказала она. Думаю, ей бы хотелось протянуть ему сейчас не только руку, но и всю себя. Благо у нее осталась совесть, она любила моих родителей и боялась их осуждения.

К своему изумлению, я поняла, что Ирвинг ничуть не впечатлен ее внешностью, видом и рукой со всеми предложениями. Он скучающим взглядом, который не отметила Рашель, проехался по ее фигуре и вернулся назад, к лицу. Ответная улыбка Ирвинга была скорее натянуто-вежливой. Пока что он оценивал ее, и оценка была не в лучшую сторону.

– Да? Флекс мне не рассказывала. Она заточила меня в доме, не говорит о городе, никуда не хочет меня водить. Боюсь, я ни о ком и ни о чем не знаю. – Ирвинг выглядел вполне искренним, но неужели лишь мне было заметно, как ему хотелось добавить, что он и знать ни о ком не хочет? По светящимся глазам, смотревшим исподлобья в мою сторону, я тут же разгадала истинную причину, по которой он этого не сказал. Просто еще не могла поверить, что он это сделает мне назло.

– Может, вы с Флекс поведете меня погулять?

– О, думаю, это наш долг. Флекс – как твоей новой сестры, а мой – как старосты класса. – Слова о сестре Рашель явно подчеркнула, и я с удивлением посмотрела на нее, ненадолго забыв о наглости Ирвинга. Она говорила подобным образом всегда с теми, кто составлял ей конкуренцию, я же таковой не была. Просто Рашель еще не знала, что мы говорили друг другу, когда никого не было рядом. Мы скорее огрызались, чем говорили.

– Ну, тогда пойду, накину что-нибудь, – с теплой улыбкой сказал он, и я почти ощутила, как Рашель расплавилась и растеклась по полу. Я даже подумала, а не поддержать ли ее: еще чего доброго, хлопнется от счастья в обморок.

– Я тоже, – хмуро сказала я, с опозданием приняв то, что меня неожиданно втянули в прогулку, а я даже ничего не могла сказать против. Не отпускать же их одних, выйдет так, что я помогла подстроить ее свидание с Ирвингом. И теперь у него еще и право появится ненавидеть меня по-настоящему. Рашель была из типа женщин «Черная вдова» – не потому что убивала кавалеров, нет, просто парни после нее были выжаты физически, морально и финансово. Говоря проще, она пудрила мозги, брала то, что ей нужно, и бросала парня. И возможно, лишь одна я знала причину всего этого – первый ее парень, он же мужчина, поступил с ней именно так. Но, если подумать, Ирвинга мне вовсе не должно быть жалко. И все же, когда мы с Рашель следом за Ирвингом поднялись в мою комнату, я ее предупредила:

– Лишь не забывай, что его родители совсем недавно погибли.

– Это – конечно же. Ты только скажи, что это с вами? – Она с любопытством уставилась на меня, пока я собиралась сменить свои шорты и мешковатую футболку, на что-то, более соответствующее прогулке, то есть, милую футболочку и юбку в том же стиле. Я не сомневалась, что Рашель захочет пройтись по городу так, чтобы нас видели, а это значит, если я не хочу оказаться дурнушкой возле них, мне тоже стоит немного постараться. И, думая об этом, я лишь сильнее злилась на Ирвинга: какого черта ему приспичило тащить меня в город?! Одно дело, когда мы пойдем в школу, он там быстро освоится, в этом я не сомневалась, а так мне придется всем сегодня его представлять. А если он уже вышел на улицу со мной, то теперь постоянно будут звонить мне, чтобы звать к себе в гости Ирвинга, дабы я брала его с собой. Блин, какая несправедливость!

– Что с нами? – истерически хохотнула я. – Холодная война, ну, знаешь, как у США и СССР. Или ты думаешь, почему он сказал тебе, что я его никуда не вожу? И сам не из стеснительных, может пройтись. Но нет, знает, как я не хочу его представлять своим братом или тем более другом. Мстит мне.