— Йа, йа, Отто… Du ist folgend…[1] — ответил ему второй, тот, что шел с женщиной в их сторону. Тот, которого второй назвал Отто, бросил окурок. Красный глазок описал дугу и потух. Он тяжело вздохнул и вошел внутрь.

Свет из времянки на миг выхватил приближавшихся. Немец с автоматом на плече, стволом вниз, правая рука придерживает ремень. Левая обнимает за талию женщину так крепко, как будто переламывает ее податливое тело пополам. Он пытается шарить руками по ее телу, но она всякий раз отталкивает его руки. На ней расстегнутый мужской пиджак, платок и длинная темная юбка, и вся она из-за одежды кажется бесформенной. Вот они снова погрузились в темноту, и Аникин только слышит бессвязный шепот немца и негромкий голос женщины. В голосе все больше беспомощности и отчаяния.

Они остановились.

— Франц… Du da? Anblicke, wer ich dir führte…[2] Франц!..

Наверное, он звал часового. Тот уже не ответит. Послышался шорох одежды, неясное бормотание и то же «не можно», все более настойчивое. Они расположились по ту сторону машины. Вот черт, никакого маневра. Аникин крадучись пробрался вдоль борта к задней части «пантеры». Времени пережидать нету. Яким теперь вряд ли подберется незамеченным от дома к танку. Это пространство хорошо освещалось единственным включенным фонарем. Похоже, убрать эту парочку придется Аникину.

Андрей выглянул из-за края брони. Свет фонаря бил прямо на эту часть борта. Со стороны дома немца и женщину было видно плохо, но для Аникина они были как на ладони. Немец прижал ее к броне, навалившись всем телом. Платок ее упал с волос на плечи, открыв коротко стриженные волосы и моложавое курносое лицо. Руки его шарили сначала под пиджаком, сжимая ее грудь, потом опустились вниз. Задрав юбку, ладони заскользили по белесым бедрам и ягодицам. «Не можно, не можно», — уже прерывисто, с учащенным дыханием повторяла женщина, но губы немца ловили ее рот, не давая говорить. Аникин напрягся, вытащив из голенища трофейный финский нож. Вот момент. Ударить его под левую лопатку, потом эту подстилку фашистскую — под правую грудь…

В миг, когда Андрей уже сделал было шаг из своего укрытия, из-за второй машины метнулась широкая тень. Немец даже не успел повернуться, как приклад девятовского автомата ударил его со всей силы в затылок. Череп фашиста раскололся, как орех. Голова его по инерции со всей силы жахнула женщину по лицу. Андрей слышал, как глухо и сильно стукнулся затылок женщины о броню танка.

Девятов еще два раза с силой ударил упавшего прикладом в висок

— Хорош… — прошептал подоспевший Яким. — Фашист готов. А с бабой что делать?

Она лежала без сознания рядом, забрызганная кровью и мозгами своего несостоявшегося кавалера.

— А что делать, добить ее… — в горячке выпалил Девятов и опять замахнулся своим прикладом.

— Погоди… — остановил его Аникин. — Оставь ее. Она и так в отключке. А местных нам против себя восстанавливать резона нет. Что с миной?

— Стоит, товарищ командир… — шепотом отрапортовал Девятов.

— Черт, еще бы одну…

Не успел Аникин ответить, как дверь дома распахнулась. Один за другим трое немцев в расстегнутых гимнастерках вышли на крыльцо. Первый, потянувшись, так и застыл на месте. Он смотрел прямо на Аникина и его бойцов, вернее, вглядывался в полумглу, видимо, не мог различить, что здесь происходит.

— Франц?.. — заплетающимся языком спросил он. Голос его вдруг в момент протрезвел. — Франц… Wo ist…

Договорить он не успел. Аникин выпустил по ним очередь из своего «ППШ» и крикнул Девятову и Якимову:

— Отходите!.. Я прикрою…

Шум и крики раздались в доме. Сразу несколько вспышек с грохотом взорвали темноту ночи. Стрельбу вели с другого конца поля, где наверняка тоже были выставлены часовые. По танковой броне защелкали пули. Андрей упал на землю и отполз за катки танковых гусениц. Немцы один за другим выбегали на улицу и тут же падали как подкошенные под пулями его автомата.

Раздался звон стекла. Из разбитого окна гулкими очередями заработал пулемет. Скорее всего, ручной «МГ». Он стрелял в сторону Андрея и куда-то в лес, наверное, по отступающим товарищам Аникина.

Короткой очередью Андрей погасил единственный горевший фонарь. Вся местность погрузилась во тьму, то и дело озаряемую вспышками выстрелов и пунктирами трассирующих пуль. Пулемет не унимался. У Аникина на миг мелькнула мысль о хуторянах, которые могли находиться в доме. Но ничего не оставалось делать. Андрей выхватил из вещмешка оборонительную гранату и, примерившись, метнул в оконный проем. Сноп пламени озарил деревянное нутро дома. Раздался истошный крик. Андрей почувствовал запах дыма. В темноте его не было видно, но клубы его наверняка валили из окна.

Пули градом сыпались на остов немецкого танка, прикрывавший Аникина слева. Спросонья немцы не могли разобраться, что происходит, кричали, палили во все стороны.

Андрей, стреляя по мечущимся теням, стал отползать в сторону леса. Огибая бронированную громадину, он успел заметить, как лежавшая возле убитого немца женщина шевельнулась. Андрей расстегнул шинель и гимнастерку фашиста, нащупал в кармане бумаги и вытащил. В этот момент вспыхнули два прожектора. Желтые лучи заметались по территории хутора, по полю, по чернеющей метрах в тридцати стене спасительного леса.

Андрею надо было туда. Налегке, с одной оставшейся в вещмешке миной и гранатами, он пополз по пашне. Свист пуль усиливался. И тут со стороны леса по хутору открылся шквал огня. Значит, подоспел Карпенко с остальными. Ребята прикрывали отход своего командира. Били из «Дегтярева» и трофейного немецкого пулемета, из автоматов и винтовок. Теперь немцы окончательно сообразили, откуда на них обрушились все напасти. Истошные команды на мгновение перекрыли гул стрельбы.

Пламя внутри хуторского дома разгоралось, и в его отсветах было хорошо видно, как сразу несколько групп бросились к силуэтам танков и принялись карабкаться на броню. Спустя всего несколько секунд взревел мотор одной из машин, потом второй.

Неужели они собирались броситься в погоню на танках? Нет, скорее всего, немцы решили использовать для подавления огневых точек противника танковые пушки и пулеметы.

Андрей судорожно полз по земле, ощущая всем телом, как дрожит земля от разогревающихся моторов фашистских «пантер».

— Командир, сюда, сюда… — Аникин услышал голос Карпенко. Вот из кустов, прямо перед взмыленным лицом Аникина, вынырнула его счастливая физиономия. Руки с двух сторон подхватили командира под мышки и втащили в заслоненную кустарником ложбину.

— Сматываться надо, товарищ младший лейтенант… — все тем же счастливым шепотом тараторил Карпенко. — Они щас вдарят по нам из орудий своих. Размажут, как масло по хлебцу…

— По… годи… — переводя дух, выговорил Андрей. — Им, чтобы башни в нашу сторону развернуть, для начала надо маневр небольшой сделать.

В этот миг прямо на башне одного из танков с грохотом вспыхнул сноп огня. Черные тела с криками скатились на землю. Новая волна паники накрыла хутор.

— Ага! Есть сюрприз… — со злой радостью вскричал Девятов. — Я ить третью машину не успел заминировать. Так им оставил гостинчик. Гранату к люку прикрепил, на манер растяжки. Если открыть, чека и выдернется. Сработало!..

— Ух, молодец, Девятов… — выдохнул Андрей. — Работает голова…

— Ничего… кумекаем малость… — пробормотал солдат, снова припав к прицелу автомата.

— Эх, что там мины наши… не подкачали бы… — нетерпеливо выговорил Яким.

— А ты что их, ставил? — с иронией спросил Девятов.

— Слышишь, ты… — с обидой в голосе ответил Якимов. — Чтобы ты их поставил, я сначала гада фашистского пришил.

— Ладно вам… — урезонил их Аникин. — Оба дело свое сделали как надо. И нечего мериться теперь, кто больший молодец…