В этот момент со стороны хутора раздался рев мотоциклетного мотора. Метрах в двадцати от того места, где Аникин залег за телами мертвых эсэсовцев, в луже воды, дорога резко уходила влево. Из-за этого поворота выскочил мотоцикл с коляской. Он в лоб наскочил на аникинскую очередь. Сидевшему за рулем одна из пуль попала в подбородок. Голова под каской лопнула, как сочный красный арбуз. Руки его машинально крутанули руль резко вправо. Мотоцикл опрокинулся на левый бок. Пулеметчика, сидевшего в коляске, выбросило из нее, как из катапульты. Уже на лету он зацепил хвост пулеметной очереди, которая кромсала запрокинутую, беспомощно крутившую в воздухе колесами машину. Тут же полыхнул бензобак. Мотоцикл дернулся и перевернулся еще на один оборот, накрыв коляской агонизирующее тело выпавшего пулеметчика. В этот момент лента перестала двигаться. На входе из лотка в затвор перекосило один из патронов. Андрей отчаянно дернул несколько раз, но патрон застрял намертво.

Следом, из-за поворота, уже выскакивали новые фигуры в пятнистой форме. Двое или трое использовали взорвавшийся мотоцикл как заслон. Они накрыли Аникина таким плотным огнем, что Андрей даже не мог пошевелиться. Пули впивались в тела убитых, за которыми он прятался, заставляя их шевелиться. Андрей чувствовал, как они вздрагивают, принимая в себя раскаленную сталь и тем самым спасая жизнь ему. Под прикрытием усилившегося огня подоспевших сразу несколько эсэсовцев выдвинулись из леса и залегли у самой дорожной обочины. Надо было скорее убираться с дороги, но даже на миллиметр двинуться вправо или влево у Аникина не было никакой возможности. Он не мог даже поднять голову, чтобы дать очередь из пулемета. Пока он лежал, его пальцы судорожно, на ощупь, пытались справиться с заклинившим в ленте патроном. Наконец он нащупал рычажок подающего механизма и ослабил фиксацию ленты.

— Командир, я прикрою! — раздался в этот момент крик. Андрей не сразу узнал в нем голос Якима. Поднявшись с колен, он выскочил на середину дороги, одну за другой выпуская в сторону эсэсовцев автоматные очереди. В правой руке он держал приготовленную гранату. У «лимонки» уже была выдернута чека, но, чтобы метнуть ее, Якиму надо было снять палец с курка. Бросок получился с перелетом. Громыхнуло позади дымящегося мотоцикла, накрыв осколками нескольких эсэсовцев.

Аникин как раз нажимал на спусковой курок пулемета, когда Якима резко развернуло вправо, словно от сильного удара в правое плечо. Он рухнул на землю, скорчившись от боли и зашкрябав по земле зажатым в руке автоматом. Аникин выпустил длинную очередь и, не отпуская курка, толкнулся локтями от земли и попытался вскарабкаться на ноги. Это было непросто, так как обе руки сжимали стреляющий пулемет. Запах раскаленного железа исходил из ноздрей короба, и вся эта смертоносная фашистская штука показалась непомерно тяжелой. У него, как у штангиста, поднимавшего рекордный вес, из груди невольно вырвался крик. Но получился такой яростный рык что это невольно придало Андрею сил.

Стреляя, он двинулся в сторону раненого товарища. Но в этот миг из кустов вдруг выползла та самая женщина, которую они встретили в лесу. Андрей в пылу боя совершенно про нее забыл. Агнешка на четвереньках торопливо засеменила к Якиму. Она дважды растянулась в дорожной грязи, запутавшись в длинном подоле юбки. Но и в первый, и во второй раз, с застывшей на лице гримасой отчаянного упорства, она продолжала свой путь, совершенно не обращая внимания на пули, свистевшие вокруг нее.

Добравшись до раненого, она вцепилась руками в его шиворот и шинель на плече и с таким же упорством принялась тащить его обратно. Андрей, стреляя на ходу, подбежал к ним и подхватил Якима левой рукой за поясной ремень. Правой он еле удерживал на весу дергающуюся и стреляющую стальную машину. Так, втроем, они скатились в спасительную лесную ложбину прямо за обочиной.

Яким при падении вскрикнул и потерял сознание. Наверное, упал на раненое плечо. Надо было срочно найти свою группу и вырываться отсюда. Перекинув пулемет через плечо, Аникин ухватил Якима за спину, перекинув его беспомощно болтавшуюся руку себе через плечо.

— Помоги… — выкрикнул Аникин.

Женщина беспрекословно подхватила раненого с другой стороны.

— Теперь вперед… как можно быстрее… — отрывисто выкрикивал команды Аникин.

Яким по-прежнему не приходил в себя. Его, как тяжеленный мешок, потащили сквозь заросли. Ветки царапали и хлестали лицо, цеплялись за ноги. Женщина то и дело оступалась. Аникин поднимал ее торопливыми уговорами на грани крика. Сверху на них сыпались листва и ветви, срезанные пулями наступавших эсэсовцев.

Вдруг женщина завопила что есть силы. Выскочивший из зарослей, с головы до пят покрытый грязью, появился так неожиданно, что Аникин не сразу понял, что это свой.

— Товарищ командир!.. — радостно закричал тот. Его нечищеные зубы казались особенно белыми на фоне чумазого лица.

— Телок, ты, что ли?! — не сдерживая радости, пробормотал Андрей. — Напугал женщину. Кто ж так появляется, как черт из табакерки… Перехвати Якима…

Талатёнков уже с готовностью принимал место возле раненого у Агнешки. Следом за ним из кустов появился Мадан. Он тоже был весь мокрый и грязный и тоже светился безмерным счастьем.

— Где остальные? — почти на бегу спрашивал Аникин. — Что с группой?

— Вышли к болоту. Не пройти. Чуть не утопли. Пришлось повернуть. Ну и началось. Наскочили на фрицев… Прут отовсюду, как лесные духи… Держим оборону, — захлебывающимся голосом докладывал Талатёнков.

— Потери?.. — сухо, с надеждой спросил Андрей.

— Девятов… второе ранение, в голову… — голос Телка поблек. — Гранатой его, товарищ командир, осколком. Серьезная… В бок. Кровь никак не остановить… И Чеснок… — Талатёнков тяжело вздохнул. — Этого сразу… В шею, пулеметной, попало…

— Худо дело, — тяжело дыша, выговорил Аникин.

— Мадан, что мух ловишь, — хлестко произнес Талатёнков. — Быстрее подсоби товарищу командиру. Раненого прими.

Боец тут же кинулся к Аникину, на ходу принимая ношу. Несколько пуль пролетели над ними, заставив пригнуть головы. Одна впилась в кору дерева возле виска Аникина, царапнув его по щеке отломавшейся щепкой.

— Жмут, товарищ командир. Сильно жмут, — испуганным голосом подтвердил Мадан.

Группа, как и ожидал Андрей, залегла неподалеку, у корней деревьев, растущих вдоль лесной дороги. Одиночные выстрелы и очереди доносились с нескольких точек неширокого сектора — линии обороны, которую заняли его люди.

Первым им навстречу выскочил Карпенко. Его улыбающееся во всю ширь лицо было залито с левой стороны кровью.

— А мы уж думали, вы — того, товарищ командир… — громко, чтобы пересилить шум стрельбы, кричал он.

— Не того… — ответил Андрей. — Ты ранен?

— Об сук расцарапал, будь он неладен… — отвечал Карпенко с такой улыбкой, будто он встретил лучшего друга, с которым сто лет не виделся. — Чуть зрения не лишился. Как говорится, не в глаз, а в бровь…

— Надо Якима перевязать… — озабоченно проговорил Аникин. — Проверьте, навылет его или нет… И бровь свою обработай…

— Уходить надо, товарищ командир… — тут же переведя тон на деловитый, сказал Карпенко, осматривая рану Якима. — А только деваться нам некуда. Слева топь, сразу на дно тянет. Талатёнкова еле вытащили из трясины. Дорогу фашисты перекрыли.

— Попробуем вернуться обратно… — сплюнув, произнес Аникин. — Хотя путь отхода наверняка нам перерезали. От самого хутора идут за нами по пятам…

Агнешка наклонилась над раненым и отстранила руку Карпенко.

— Почекай, дай я зроблю[7]… — произнесла она. Ничуть не стесняясь, она подняла подол, обнажив выше мужских сапог стройные ноги. Они показались Аникину такими ослепительно-белыми и красивыми, что он зажмурил глаза. У других солдат была такая же реакция. Не обращая на них внимания, женщина умелыми движениями оторвала от исподней льняной рубахи длинную ленту.