Вой в ночном осеннем лесу снова утих и больше не повторялся. Она перевела дух и испуганным рассудком осознала, что это был скорее всего пес, тот самый пес, что приходил к ней. Тут вой поднялся снова, и было совершенно немыслимо, чтобы он принадлежал какому-либо живому существу: нет, это был не человеческий и не звериный предсмертный вопль. И когда вой поднялся до своей самой отчаянной ноты. Джесси вдруг поняла, чем объясняется такой вой.
Он пришел, как Джесси и боялась. И собака своим звериным нюхом почувствовала это.
Дрожь охватила все ее тело. Ее глаза теперь в страхе остановились на том самом углу, в котором она видела своего непрошеного визитера прошлой ночью, в котором он оставил серьгу и грязный след. Сейчас было слишком темно, чтобы различить их (если даже они еще там); в какое-то мгновение Джесси показалось, что она видит его, и крик застрял в ее горле. Она закрыла глаза, снова открыла их, но теперь уже не видела ничего, кроме теней, которые метались по комнате под порывами ветра за окном. Дальше, за рядами качающихся сосен, на горизонте еще была видна гаснущая золотая полоска.
«Вероятно, сейчас семь часов вечера, а может, и меньше, раз я все еще вижу закат, – подумала Джесси. – Значит, я была без сознания всего час, ну, полтора. Может, еще не поздно выбраться отсюда. Может…» На этот раз послышался уже не вой, а душераздирающие рыдания. В этом звуке было столько страдания, что она едва сдержала ответное рыдание. Она сжала одну из стоек кровати, пытаясь подняться, и вдруг поняла, что не может вспомнить, каким образом в первый раз встала с этой кровати. Этот чертов пес довел ее до обморока.
«Возьми себя в руки, Джесси. Вдохни побольше воздуха и возьми себя в руки».
Она глубоко вдохнула и узнала запах: слабый запах минеральных солей, который преследовал ее все эти годы, – залах, который напоминал ей отца, – но не совсем такой… Были у него какие-то оттенки – старый чеснок.., или лук.., грязь?.. Немытые ноги, может быть, или… Запах толкнул Джесси в колодец памяти, наполнил ее тем безотчетным и беспомощным ужасом, который испытывают дети, когда они ощущают в темноте присутствие какого-то незнакомого, страшного существа.
Ветер шумел за окном. Дверь стучала. И где-то совсем рядом скрипели доски, как они скрипят, когда кто-то идет по ним, подкрадываясь.
«Он вернулся. – шепнул ее рассудок и тут же наполнился голосами, которые заговорили, перебивая друг друга. – Вот что унюхал пес, и ты ощутила это, и поэтому доски скрипят. Существо, которое было тут прошлой ночью, вернулось за тобой».
– О Господи, пожалуйста, не надо, – простонала она, – только не это. Я этого не вынесу…
Она попыталась шагнуть, но ноги застыли на полу, а левая рука на стойке кровати. Страх парализовал ее, как яркие огни машины парализуют стоящего на дороге кролика. Она так и будет тут стоять, издавая стоны и пытаясь молиться, пока он не придет за ней – ночной визитер, коммивояжер смерти с коробкой, полной костей и драгоценностей…
Отчаянный собачий вой снова раздался в лесу, но ей казалось, что он зазвучал прямо в ее голове:
Джесси подумала, что сейчас сойдет с ума, и зажмурила глаза.
«Я сплю, – подумала она. – Вот почему я не могу вспомнить, как встала с кровати; сны – это перемешанные и искаженные самые яркие впечатления нашего прошлого, и по ним невозможно восстановить подобные мелочи. Я отключилась, да, так оно и было, но вместо того чтобы прийти в сознание, я заснула. Значит, кровотечение утихло, потому что вряд ли люди, истекающие кровью, видят такие кошмары перед смертью. Я сплю, вот и все. Сплю и вижу очередной кошмар».
Очень удобная идея, успокаивающая, комфортная идея, но в ней одно «но»: это неправда. Танцующие тени на стене у шкафчика были реальными. И реальным был сложный букет неприятных запахов, растекшихся по дому. Она не спала, и ей надо было срочно выбираться отсюда.
– Я не могу двинуться! – простонала Джесси. «Ты можешь и должна. – сказала Рут мрачно. – Ты вырвалась из наручников не для того, чтобы подохнуть тут от страха, милая. Давай, двигайся, разве надо объяснять тебе, что делать?» – Нет, – прошептала Джесси и ухватилась за стойку кровати правой рукой. По руке молнией ударила острая боль. Волна страха, которая накатила было на нее, разбилась, как тот бокал, и, когда пес снова испустил свой страшный вой, Джесси даже не заметила его.
«Ты знаешь, что дальше делать, правда?» «Наверное, знаю», – подумала Джесси.
Тут среди путающихся мыслей мелькнуло воспоминание о ружье Джералда. Однако идею воспользоваться им она сразу же отвергла, поскольку не представляла себе, где оно могло быть, да и было ли вообще в доме.
Джесси медленно и осторожно прошла по комнате на дрожащих ногах, все так же стараясь не потерять равновесия. В гостиной рядом со спальней кружился хоровод теней, направо была открытая дверь второй спальни, а налево небольшая комната, которую Джералд использовал как свой кабинет. Она тоже была открыта. Прямо был арочный проем, через который можно было пройти на кухню. От нее справа была стучащая входная дверь.., и «мерседес».., и, может быть, – свобода.
«Пятьдесят шагов. – подумала она. – Не больше, а может быть, даже меньше. Так что, пошли?» Но сразу идти она не смогла. Спальня казалась ей каким-то родом защиты, а вот коридор.., там все, буквально все могло случиться.
Вдруг раздался царапающий звук около окна. Джесси отпрянула в испуге, но в следующее мгновение поняла, что это старая ель на лужайке перед домом стукнула веткой о стену.
«Возьми себя в руки, – сказала Рут сурово. – Возьми себя в руки и не тяни, уходи отсюда».
Выставив левую руку вперед, Джесси, качаясь, пошла, считая вполголоса каждый шаг. На двенадцатом шаге она прошла вторую спальню. На пятнадцатом она была уже у кабинета Джералда и именно тут услышала тонкий шипящий звук, словно пар выходил из поврежденного радиатора. Сначала Джесси не связывала это шипение с кабинетом; она подумала, что сама вызывает этот звук. Но когда она подняла ногу, чтобы сделать шестнадцатый шаг, шум усилился. На этот раз она поняла, что сама не имела к нему никакого отношения, потому что стояла и даже пыталась не дышать.
Медленно, очень медленно она повернула голову и осмотрела кабинет, в котором ее муж уже никогда не будет больше работать над юридическими документами, покуривая «Мальборо» и напевая вполголоса старые хиты «Бич Бойз». Дом вокруг нее стонал, как старый корабль, плывущий по бурному морю, скрипел и потрескивал в разных местах, когда ветер налетал на него холодными порывами. Она слышала теперь и скрипящую ставню, и стучащую дверь. Ей казалось, что и кости ее трещат, как старые пружины матраса, а напряженные зрачки горят во тьме, как раскаленные угли.
«Не смотри туда! – приказала она себе. – Тебе нельзя туда смотреть!» Но она не могла не смотреть. Неведомая сила управляла ею. Ветер свистел, дверь хлопала, ставня скрипела, а пес послал еще один отчаянный, пробирающий до костей вопль. Она повернула голову.., и увидела в кабинете мужа, да, увидела четкую высокую фигуру рядом с креслом перед стеклянной дверью. Узкое белое лицо с огромными черными глазницами парило в темноте. Длинные скрюченные пальцы белели у колен. Темная квадратная масса короба различалась у его ног на полу.
Она закричала, однако вышел какой-то звук, похожий на прерывистый визг: «Йй-ююююю-аааа!..» И ничего больше.
Джесси почувствовала, что горячая моча бежит по ее ногам. Завывал ветер, и дом содрогался под его порывами. Старая ель снова ударила веткой о стену. Бешеная пляска теней началась в кабинете, и было трудно сказать, что она теперь видит…, и видит ли вообще что-либо.
Пес снова поднял ужасающий вой, и Джесси подумала: «Это он. Может быть, пес лучше его чувствует, но сейчас он рядом с тобой».
Словно отметая все возможные сомнения на этот счет, ночной визитер несколько насмешливо выставил голову вперед, дав ей возможность рассмотреть себя. Лицо его было очень узко и длинно – гораздо уже и длиннее любого лица, которое Джесси видела до сих пор. Нос имел форму кухонного ножа. Высокий белый лоб сужался кверху, как колпак. Огромные глазницы совершенно черные под странными бровями в форме острых углов. Тонкие бледные губы шевелились.
