– Вон отсюда! – что есть силы закричала Джесси. Она теперь сидела с руками, разведенными в стороны, и более, чем когда-либо, напоминала распятого Христа. Ее поза – запрокинутая голова, торчащие груди, плечи, отведенные назад так, что казались сломанными ключицы, – выражала полное отчаяние. На лице было написано безумие.

– Пошел вон!!

Пес продолжал смотреть на нее и рычать. Затем он решил, что удар не повторится, и снова наклонил голову. Теперь не было слышно лизания или лакания; Джесси услышала громкий чмокающий звук, напомнивший ей поцелуи, которыми братишка Уилл покрывал лицо бабушки Джоан при встрече после долгой разлуки.

Рычание продолжалось несколько секунд, но оно было глухим, словно кто-то положил подушку на голову пса. Джесси сидела, прислонясь к спинке, и с новой точки могла видеть ноги Джералда, а также его правую руку. Ноги немного подрагивали, словно Джералд пританцовывал в ритм песенке «Еще одно лето» «Рейнмейкерс».

С этой новой точки она лучше видела собаку, и теперь знала, где ее пасть. Она не видела лишь голову. Голова пса была опущена, а задние ноги напряжены. Внезапно раздался глухой звук разрывания чего-то, как надрывный кашель простуженного человека. Джесси застонала. – Не надо.., пожалуйста, не надо. Пес не обратил внимания на просьбу. Когда-то, когда он сидел под столом хозяев и просил объедки, его глаза умильно смотрели на Кэтрин, а пасть щерилась от преданности и смиренного ожидания. Однако теперь Принц забыл хорошие манеры, как и свое имя. Ему надо выжить, а хорошие манеры не способствуют выживанию. Он не ел два дня, тут была еда, и, хотя рядом Хозяйка, которая не разрешает взять еду, у нее ноги маленькие и мягкие, а голос свидетельствует о бессилии.

Рычание Принца сменилось глухим урчанием и царапаньем. Джесси видела, как тело Джералда начало шевелиться, передвигаясь из стороны в сторону, словно, мертвое оно или нет, само направлялось в могилу.

У Принца не хватило бы сил сдвинуть тело Джералда, если бы труп лежал на ковре, но Джесси позаботилась о том, чтобы пол натерли перед Днем труда. Их смотритель Билл Данн пригласил парней из фирмы «Блестящие полы и проч.», и они здорово поработали. Они хотели, чтобы миссис вполне оценила их работу и наняла в следующий раз, когда решит привести дом в порядок, и оставили ковер свернутым в чулане, поэтому когда пес потащил Джералда из комнаты, тот заскользил так же легко, как Джон Траволта в «Субботней лихорадке». Единственная проблема состояла в том, чтобы не скользить самому. Длинными, грязными когтями, оставлявшими глубокие царапины на воске, он упирался в доски пола, в то время как зубами вцепился в правую руку Джералда и тащил тело что есть силы.

Волосы Джералда были в беспорядке, видимо, в результате собачьего лизания, но очки прочно сидели на месте. Джесси могла видеть его глаза, полуоткрытые и мутные. Его лицо было похоже на маску в уродливых бурых и красных пятнах, словно даже и мертвый он не мог унять гнев по поводу ее внезапных капризов и изменения планов.

– Оставь его, – попросила она собаку, но ее голос на этот раз был печальным и слабым. Пес даже ухом не повел и не замедлил движения. Он продолжал тащить грузное тело со страшной головой. Теперь оно вовсе не напоминало адвоката Джералда Бюлингейма, – это был просто обезображенный труп, в жирный бицепс которого вцепились собачьи клыки.

Из пасти торчал лоскут кожи. Джесси попыталась убедить себя, что это кусочек обоев, но шрам от прививки мешал это сделать. Теперь она могла видеть толстый розовый живот Джералда с углублением пупка. Руки и ноги волочились, а спина и ягодицы при движении неприятно шуршали.

Внезапно удушье страха было смыто нахлынувшей волной гнева, настолько яростного и сильного, что, казалось, ее ударил электрический ток. Она была рада гневу. Эта ярость не поможет ей выбраться из кошмарной ситуации, однако нужно же что-то, чтобы противостоять чувству ирреальности и шоку.

– Сволочь какая, – произнесла она дрожащим от гнева голосом, – ты, шакал трусливый!

Хотя Джесси ничего не могла достать с правой стороны полки, она обнаружила, что левой рукой может пошарить пальцами на своей стороне. Кроме того, она могла запрокинуть голову, чтобы увидеть вещи, которые трогает рука, – что называется, увидеть краем глаза, – хотя она и так прекрасно знала, что там есть. Ее пальцы легко пробежали по тюбикам и коробочкам косметики, отодвигая коробочки в сторону, забираясь все дальше. Некоторые из коробочек упали на кровать, другие разлетелись по полу. Среди них не было ничего даже близкого к тому, что она искала. Ее пальцы сомкнулись на баночке крема «Нивея», и Джесси подумала на миг, что она подойдет, однако эта баночка была слишком маленькой и легкой, и даже если бы она была из стекла, а не из пластика, то вряд ли могла бы причинить вред псу. Джесси отодвинула крем и продолжила поиск на ощупь.

Когда ее пальцы продвинулись дальше, они наткнулись на округлый край стеклянного, достаточно крупного предмета. Она сначала не поняла, что это такое, но потом вспомнила. Кружка на стене была не единственным сувениром из пивного клуба Джералда. Ее пальцы коснулись еще одного сувенира – стеклянной пепельницы, и единственной причиной, помешавшей ей сразу понять, что это, было то, что пепельница обычно стояла рядом с бокалом на другой стороне полки. И кто-то – возможно, миссис Дал, которая здесь прибирала, а может, и сам Джералд – передвинул ее сюда: вероятно, чтобы вытереть пыль или освободить место.

Джесси ухватилась пальцами за край пепельницы – там оказались две выемки для сигарет. Она закинула руку назад, так далеко, как только могла, потом снова вернула руку, и ей повезло: цепь слегка сползла по стойке, теперь она срезала расстояние, как опытный игрок в регби. Все это произошло без участия сознания: она стала искать, нашла снаряд, бросила, совершенно не раздумывая об этом, что довольно странно для женщины, которая имела тройку по легкой атлетике в течение двухлетнего курса в колледже, и попала в собаку пепельницей, хотя их разделяло почти пять метров, да еще рукой, которая прикована к стойке кровати.

Пепельница пролетела это расстояние, блеснув гербом клуба. Джесси не могла бы с кровати разобрать надпись на ней, но и так знала, что там написано о служении, выдержке и мужестве. Прежде чем упасть на пол, пепельница врезалась в собачий бок.

Пес издал вопль боли и удивления, а Джесси на миг ощутила чувство бешеного, дикарского триумфа. Ее рот открылся для взрыва злорадного смеха, но вышел скорее короткий визг. Она потянулась, освобождая затекшие ноги, снова забыв о боли в плечах и запястьях, которые уже утеряли чувствительность и были на грани перелома. Она еще не ощутила, чем заплатила за бросок, но теперь жила восторгом удачи, чувствуя, что если не даст выход взрыву радости, то задохнется. Она била ногами по постели, дергалась телом из стороны в сторону, волосы ее растрепались, горло захлебывалось криком:

– А-а!!! – кричала она. – Я дала тебе-е-е, а-а-а!

Пес отскочил после удара, а потом и отбежал, когда пепельница упала и загремела по полу. Его слух чутко уловил перемену интонации Хозяйки. Теперь это был уже не страх, а триумф. Скоро она поднимется с кровати. Пес понял, что его побьют, как били не раз в последнее время. Надо бежать.

Он повернул голову, чтобы убедиться, что путь к отступлению свободен, но волнующий аромат свежего мяса и крови снова ударил ему в нос. Его желудок судорожно сжался, требуя еды, и пес заскулил. Он остановился, раздираемый двумя позывами, и это напряжение вызвало у него новую судорожную струю. Чувство страха и неуверенности охватило его, и он начал нервно лаять.

Джесси снова сжалась в комок при звуках этого противного лая – она с удовольствием заткнула бы уши, если бы могла. – и пес почувствовал новую перемену. Запах Хозяйки вновь изменился, в этом свежем запахе уже не было триумфа победы, и пес подумал, что, вероятно, новых ударов не будет. Да и первый-то поразил его скорее неожиданностью, чем болью. Пес сделал неуверенный шаг к руке, которую он выпустил.., к толстому куску мяса в крови. При этом он внимательно наблюдал за Хозяйкой и ее поведением. Его первое впечатление о ней как о беспомощном и безобидном существе могло оказаться ошибочным. Нужно соблюдать осторожность.