И даже войны между народами, на которые уже почти решились их правители, — не состоялись. Очнулись вдруг они — «Да выеденного яйца не стоит причина войны, из-за которой мы собирались уничтожить столько жизней!»
А в московском трамвае № 35 в эти минуты произошло следующее. Трамвай, как всегда, был набит битком. Тетя Паша с неподъемными сумками, злобно раздвинув толпу, плюхнула сумки на ноги пассажирам и заодно каблуком своим наступила на ботинок ближайшего соседа. Сосед едва не взвыл от боли: каблук «наехал» на самую больную мозоль! Тетя Паша, вызывающе глядя на него, ждала скандала. Ах, как любила она такие ситуации, эх, что сейчас начнется! Она обзовет соседа. Сосед тоже не лыком шит, уж ответит, как отвечал не раз. И весь трамвай, ругаясь, ходуном будет ходить. Ух, как ждали черные мешки пополнения!..
И вдруг, на диво самому себе, сосед сказал тете Паше:
— Прости меня, дорогая, это я виноват, что ногу свою подставил. Не сердись, а?
Тетя Паша оторопела. И всегдашний злобный пыл ее испарился. Такого она не ждала. Впервые в жизни, в которой, как ей казалось, все было плохо, видела, что человек, которому она чуть не раздавила палец, просит у нее прощения, и, судя по его слезам, просит искренне!
Тетя Паша сглотнула комок в горле и сказала:
— Да... чего уж... это... и ты меня прости. Тесно, понимаешь... — И слезы небывалые потекли из ее глаз.
И все пассажиры радовались непонятной, ранее неведомой радостью, чувствуя, что это и есть радость всех радостей, возможная в этом мире. Никто из пассажиров не знал слов Евангельских, Самим Спасителем сказанных: «Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божьими нарекутся», но каждый сейчас почувствовал свое усыновление Тому, Который никогда не забывал их.
А затворник монах Порфирий держал оборону против несметных полчищ адова войска во главе с их предводителем. Их задача была — сокрушение этого столпа непокоренной части вселенной.
Осадили бесы неприступную молитвенную крепость, воют в отчаянии, ибо чуют, что пока течет Река Времен, всегда будут на Святой Руси такие молитвенные богатыри...»
— Вот такая история, — закончил Ваня Собирателев.
— Ну что ж, — Карла поднялась с его стула. — Весьма образно. Так, говоришь, это дедушка сочинил?
— Он это не сочинил. Это все с ним было: и по Реке плыл, и черные мешки видел.
— Во сне?
— В тонком сне Божьей силой был восхищен — так он говорил.
— Нет уж, лучше вообще не спать, чем такое видеть, — буркнула девочка с первой парты.
— Ну отчего же, Киенька, — Карла стояла у своего стола и задумчиво смотрела поверх голов. — Я бы с удовольствием посмотрела на свой черный мешок.
— С удовольствием?! — Ваня воззрился на Карлу.
— Ну, то есть, — Карла замялась, — с интересом. И тут вдруг четко увидела: вот они, два змееныша — в ее черный ящик — «с удовольствием» и «с интересом». Походя сказанные слова, не обдуманные, не взвешенные. Да и всю прошедшую жизнь так: выскочило слово, пролетело, забылось...
Покачала головой, горько усмехнулась, поправила прическу и спросила:
— А этот... Порфирий, он лицо реальное?
— Да. Он и сейчас жив. Ему больше ста лет.
— А у него есть, ну... преемник? Я правильно назвала?
— Есть, — твердо сказал Ваня, хотя о преемнике дедушка ему ничего не рассказывал. — У нас от отца Порфирия святынька есть в нашем Красном углу.
— А Красный угол?..
— Это то место в доме, где иконы и домашние святыньки. Ой, у нас их столько, святынек разных! Замок есть, который сам Сергий Преподобный в руках держал! Ну и еще много чего. А хотите, пойдем к нам, посмотрим? Дедушка рад будет. Завтра новогодняя елка у нас.
— Какая елка? — удивился отличник. — Мы елку уже выбрасывать собираемся.
— А мы только недавно украсили. На Рождество Христово. А сегодня — Отдание Рождества и день Меланьюшки преподобной, могучей за нас молитвенницы.
— Такой же, как Порфирий? — спросила девочка Кия. — А ей сколько лет?
— Она преставилась полторы тысячи лет назад.
— А... а как же она тогда может молиться?
— Очень даже может. Рядом с престолом Божьим. Человек ведь не умирает. Он или на огненных молитвенных стрелах — в Царство Небесное попадает, или с черным мешком — в пропасть, куда низвергается Река Времен. Вот, а завтра — Новый год.
— Ну да, по-старому, — сказала Карла.
— По-правильному. Младенца Христа принесли в храм Иерусалимский, и старец Симеон принял Его на руки, триста лет ждал этого часа и вот — дождался...
— Как — триста лет? — перебила Карла. — Триста лет люди не живут, — и вздохнула при этом покровительственно-педагогически.
— Могут жить люди триста лет, Карла Кларовна, — сказал Ваня Собирателев. — Например, Ной, Мафусаил— больше 900 лет жили.
Про Ноя Карла слышала, что был такой библейский персонаж, а про Мафусаила не знала ничего.
«Все-таки надо вплотную заняться изучением Библии, — сказала она себе, — ну, хотя бы, чтобы имена знать и не попасть впросак».
После института она с этой темой познакомилась «на бегу», пролистала слегка Первоисточник, удивляясь тому, что столько лет он был под запретом.
— Ну вот, принял Симеон-старец на руки Младенца Христа, увидели Его люди, — и началось для всех новое летоисчисление, от Рождества Христова. Как говорят: наша эра...
Но тут зазвенел звонок.
Урок был последний, и класс разбежался после звонка мгновенно. Но не весь. Задержались четверо, не считая Вани Собирателева, — Антон, предлагавший помолиться вороне, отличник Павел Фивейский, девочка Кия и, естественно, сама Карла.
— Твое приглашение остается в силе, Ваня?
— Конечно, Карла Клар... ой, простите!
— Ничего, Ванечка, если бы я обращала на это внимание, то давно была бы в сумасшедшем доме. А как зовут твоего дедушку?
— Игнатом.
— Смотри-ка! И моего дедушку Игнатом зовут!
— А он, ваш дедушка, тоже в честь Игнатия Богоносца назван?
— Не знаю я, Ванечка, в честь кого он назван. Мой дедушка, увы — наоборот. Богоносного в нем нет ничего.
— Богоносное есть у каждого — так дедушка говорит.
— Может быть, но он у меня не богоносец, он у меня — богоборец. О, если бы такой разговор, как у нас сегодня, состоялся в те годы, когда я училась в шестом классе, — у твоего дедушки были бы большие неприятности от моего дедушки!
— Дедушка говорит, что всему свое время. Он тоже был богоборцем. А Игнатий Богоносец — могучий молитвенник. Его Сам Господь на руках держал, когда он еще маленьким был, а взрослым говорил: «Если не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное». В царствование Траяна, через сорок лет после Нерона, он был растерзан львами за исповедание Христа — он сам молился об этом.
— Сам?! — воскликнули все разом.
— Да, мученический венец — высшая награда этой жизни здесь, на земле. Просить о нем может каждый, но дается немногим, это удел избранных. Как и монашество.
— Так дедушка говорит? — спросил Павел Фивейский. Он, может быть, и хотел, чтоб с иронией прозвучал его вопрос, но иронии не слышалось, придавилась ирония, какая уж тут ирония, когда человек на съедение львам себя добровольно отдал.
— Так написано в Житии Игнатия Богоносца, — сказал Ваня Собирателев. — А у нас в Красном углу есть зуб одного из львов, который Игнатия Богоносца терзал. После казни от мученика остались кости и сердце. И когда взяли его сердце окровавленное и разрезали надвое, то на каждом разрезе увидели надпись золотыми буквами: «Иисус Христос». Не морщитесь, Клара Карловна, все это правда!.. Мне дедушка читал про Филарета, Митрополита Московского, он в XIX веке жил...
— Ванечка, ты как-то перескакивать начал, ты про Игнатия Богоносца закончи.
— Про Игнатия Богоносца я закончил, а Филарет, Митрополит Московский, когда однажды проповедь говорил про Иону, библейского пророка, которого кит проглотил, и он три дня был в его желудке... Да, у кита горло маленькое, и он будто бы не мог это сделать... Всякие умники вот так же говорили. А Филарет так сказал: «Если бы в Библии было написано, что не кит проглотил Иону, а Иона кита, то, значит, так оно и есть! Все Писание есть Истина абсолютная!». Карла Кларовна, я спрашиваю: мы идем к нам в сторожку?
