Джефри повел ее по дорожке к пруду с карпами. Во всяком случае, он никогда не подозревал, что может найти столько удовольствия в обществе такой юной девицы, или так увлечься ее образными описаниями жизни деревенского ребенка, или что ее чувства меняют оттенки этих изумительно выразительных глаз. И почему-то ему очень нравилось, что ее щеки то бледнеют, то очаровательно розовеют, когда она улыбается ему, иногда открыто и восторженно, а иногда застенчиво, как будто остро реагируя на него как на мужчину.

– Похоже, не очень приятное место, – сказал Джефри, ободряя ее.

Ему нравилась эта доверительная беседа, и он хотел продолжить удовольствие.

– Думаю, по-своему не лучше и не хуже, чем любое другое, – возразила Роза. – Я помню в основном запахи – тушеного мяса и гороховой каши, духов, меловой пыли. О, и звуки – пронзительно-визгливые, сплетничающие голоса.

– У вас поразительный дар. Я как будто вижу все своими глазами. Сомневаюсь, что вы, с вашей жизнерадостной натурой, хорошо вписались в школьную обстановку, милая Колючка.

– Я, милорд? Жизнерадостная? – снова возразила Роза, скорчив гримаску при воспоминании о себе в школьном возрасте. – Боюсь, я была застенчивой, серьезной девочкой с прямыми, непослушными волосами, когда в моде были кудри и локоны, и тратила все свои карманные деньги на неподобающие книги.

Джефри откинул голову и искренне расхохотался. Ему вдруг захотелось схватить ее в объятия, и закружить, и услышать ее визг.

И ему хотелось поцеловать ее. С нею он тоже чувствовал себя молодым. О да, он очень хотел поцеловать ее.

Откинув голову, он обнажил сильную шею, и у Розы захватило дыхание. Как она желала, чтобы лорд Уайз влюбился в нее, и чтобы эта помолвка закончилась свадьбой! Чтобы он смотрел на нее этими нежными карими глазами так, как отец смотрел на ее мать. Если это случится, ее жизнь наполнится долгим счастьем – с любовью, детьми, защищенностью. О, как же ей хотелось, чтобы он поцеловал ее!

Но он не поцеловал, хотя улыбнулся ей очень нежно и еще ближе притянул к себе.

– Идемте. Надо двигаться, чтобы не замерзнуть. Расскажите мне о вашей матери. Мне очень интересно.

Тепло его руки согревало Розу, достигая самого сердца. Если бы он никогда не отпускал ее! Если бы всю жизнь был так близко! Она боролась с желанием прижаться к нему, судорожно вспоминая, что бы еще рассказать ему, чтобы удержать рядом.

– Н-несмотря на то, что папочка называл ее красавицей, мама была простой, милой женщиной с бледным, худеньким лицом. Таким худеньким, что подбородок казался острым. Я всегда думала, что он продолжает видеть ее такой, какой она была до болезни. Вот как велика была его любовь.

Лучше всего я помню запах лаванды. Мама была очень женственной и одевалась, как юная девушка: рюши, воланы, пышные рукава и кружева, всегда пахнущие лавандой. Папа обожал ее и обращался с ней как с бесценной фарфоровой статуэткой. Они очень много времени проводили вместе. Болезнь уносила ее силы, и она легко уставала, так что все мои воспоминания – это обрывки разговоров и упреки за мое неподобающее поведение. Она была бы счастлива, если бы видела меня вчера, так элегантно одетую и с манерами настоящей леди.

– Ах да, бал. Чертовски скучный был вечер.

Розе показалось, что она получила пощечину. Сверкающий бал, ее роскошное платье, встреча с королем Вильгельмом – все упало ей под ноги, рассыпавшись стеклянными осколками. Ее сказочный вечер был для него скучным и утомительным? Она высвободила руку и, быстро отойдя, склонилась над прудом. Может, если притвориться, что ее очень интересуют карпы, он не заметит ее боли и разочарования.

Удивленный внезапным побегом, Джефри задумчиво смотрел на свою мнимую невесту. Казалось, она увлеченно разглядывает карпов, но почему тогда она так напряжена? Он совершенно растерялся и не знал, что сказать. Огорчили ли ее воспоминания? Или, обсуждая столь близкие отношения родителей, она расстроилась из-за своей фальшивой помолвки? Он ясно высказал вчера свое мнение. Правда, они говорили об этом лишь в общих чертах. Вероятно, ему следует еще раз успокоить ее. Он искренне не хотел, чтобы ей было неловко в его присутствии. Честно говоря, он хотел совершенно противоположного.

– Роза, – начал он, смущенно откашлялся, однако решил, что должен продолжить, – Роза, я очень хочу успокоить вас. Вы не должны бояться, что я буду навязывать вам свое нежеланное внимание. Как я говорил вчера вечером, я не забуду, что у нас всего лишь деловое соглашение, и, можете доверять мне, буду держаться на расстоянии. Вы можете дружить и развлекаться с кем хотите, и я обещаю не вмешиваться. Я искренне повторяю: если хотите, вы можете искать постоянного защитника.

Он умолк, но Роза никак не показала, что слышала его или собирается ответить.

Роза была достаточно взрослой, чтобы понять: она не в состоянии ничего сделать, чтобы этот человек влюбился в нее. Она может лишь вести себя беспечно и весело и надеяться, что когда-нибудь разверзнутся небеса и случится чудо. Ибо действительно должно случиться чудо, чтобы этот мужчина перестал обращаться с ней как с ребенком и увидел в ней женщину, желанную женщину, которую он хотел бы сделать своей настоящей женой.

– Милая Колючка! – окликнул Джефри.

Роза выдавила сияющую улыбку и повернулась к нему.

– Какие серьезные слова, милорд! Может, ласка короля Вильгельма для вас обычное дело – чертовски скучное, кажется, так вы сказали, – но для меня это было сказочное событие. Вы ведь помните, я всего лишь деревенская девчонка.

Джефри мысленно обругал себя за бестактность. Он обидел ее, хотя желал лишь одного: чтобы ей было легко с ним.

– Я не хотел… Пожалуйста, Роза, поймите меня правильно. Мы будем друзьями, правда, милая Колючка? Самыми лучшими друзьями?

– Конечно. И, пожалуйста, не сердитесь на меня, милорд. Может, я часто веду себя как сорванец, но охотно сознаюсь, что мечтаю так же романтично, как большинство женщин. Хотя, уверяю вас, я приложу все усилия, чтобы обуздать подобные мысли и чувства. Как никто другой, я сознаю, что это просто первый акт захватывающей драмы.

Ей даже удалось храбро улыбнуться ему.

Джефри вздохнул свободнее, увидев, что печаль покинула ее и она снова в хорошем настроении. Такая милая малышка, и он чувствует такую странную ответственность за нее.

– Итак, у нас всего лишь деловое соглашение, – объявил он, затем, как будто ему в голову пришла новая мысль, добавил: – Но я хотел бы, чтоб вы знали, дитя мое: если бы я действительно должен был жениться, я бы с большим удовольствием женился на вас, чем на ком-либо другом во всем Лондоне.

Не услышав обычного саркастического ответа, Джефри повернул ее лицом к себе. Приподняв ее голову за подбородок, он попытался разгадать выражение ее лица.

Роза тихонько стояла под его пристальным взглядом, изо всех сил пытаясь погасить страстное желание, наверняка светившееся в ее глазах. Он смотрел на нее испытующе, и она не могла сдержать слезы. Кончики его пальцев шевельнулись, лаская ее щеку. Прикосновение легкое, как крылышко мотылька. Несмотря на недавнее обещание обуздывать романтические фантазии, связанные с Джефри, ее сердце билось о ребра, а ноги подкашивались.

Глаза Джефри потемнели, став шоколадно-коричневыми, затем почти черными, как будто он тоже был охвачен сильными чувствами. Он нежно откинул непокорный локон с ее лица, затем со вздохом, будто прощаясь с праздными фантазиями, ласково погладил щеку и отпустил ее. Она с улыбкой положила пальцы на его рукав и игриво потянула его к дому.

– Теперь пойдемте. Я должна найти Вилли прежде, чем он осквернит чем-нибудь клумбы вашей матери, и мы снова окажемся в немилости. А это нам совсем ни к чему.

– Да, думаю, вы правы, – согласился Джефри, следуя за ней.

Он впал в задумчивость, и Роза не стала его больше беспокоить.

Притворившись, что приводит в порядок волосы, Роза коснулась своей щеки в том месте, где гладили его пальцы, и снова одернула себя. Нечего и мечтать о том дне, когда он увидит в ней женщину. Однако, хоть он и считает ее ребенком, она – женщина, женщина со всеми женскими чувствами и желаниями. И, если когда-нибудь он поймет, как страстно она желает его, может быть, он тоже полюбит ее всем сердцем…