На этот случай, за стойкой у бармена имелся специальный шнурок. Дернув за него, можно было передать сигнал в подвальное помещение, которое только на половину было заполнено вином и припасами. Самое большие через минуту, снизу, на помощь вышибалам, появлялись до дюжины суровых крепышей. Все инциденты пререкались очень быстро и крайне жестко. Забияки и любители помахать кулаками тут же вытаскивались на улицу и извивались до полусмерти. Правда, такие случаи бывали очень большой редкостью. Все местные прекрасно знали, кому принадлежит таверна и что случится с тем, кто будет нарушать в заведении правила, установленные хозяином.
Маркут Клин был хорошо известен не только в этом районе, но и, в определенных кругах, по всему городу. Прибыль от таверны, владельцем которой он являлся, была далеко не главным источником его доходов, зато, пожалуй, единственной законной. Вот уже более десяти лет Маркут возглавлял одну из самых опасных банд во всем Миларне. Воровство по наводке, грабежи и налеты, заказные убийства – его люди не гнушались ни какой «работой», лишь бы она хорошо оплачивалась. Сам Клин в операциях и активных действиях непосредственного участия не принимал, предпочитая планировать и руководить своими бойцами из кабинета, оборудованного в подвале таверны.
При первом взгляде на владельца заведения, непосвященному человеку никогда бы не пришло в голову, что перед ним глава шайки, насчитывающей около тридцати головорезов. Мужчина среднего роста, полный, с круглым лицом, на котором при посторонних обычно сохранялось приветливое и добродушное выражение. Широкая улыбка и здоровый румянец на пухлых щеках, придавали ему вид простодушного добряка, впечатление портили только глаза. Холодные и расчетливые, они словно впивались в собеседника, как будто пытаясь проникнуть глубоко внутрь, чтобы прочесть все потаенные мысли и намеренья.
Этим вечером, удобно развалившись в своем кресле, Маркут принимал у себя гостей. Напротив него, через стол, на котором стояли кувшин вина, кружки и ваза с фруктами, в мягких креслах расположились два человека. Один – высокий, сравнительно молодой мужчина, с повязкой, закрывающей левый глаз, почтительно помалкивал, предоставляя говорить сгорбленному годами старику, с морщинистым лицом.
– Маркут, между нами существует договоренность об определенных правилах и порядках в наших делах, – раздраженно скрипел тот, продолжая начатый недавно разговор. – Надеюсь ты не собираешься их нарушать?
– Ни в коем случае! – с подкупающей искренностью в голосе ответил Клин. – Но я никак не могу понять суть твоих претензий, уважаемый Кант!
Его собеседник осуждающе покачал седой головой:
– Не вижу здесь ничего непонятного. Ты уводишь у меня клиента, а потом делаешь вид будто не понимаешь о чём речь!
Не многие могли себе позволить разговаривать с хозяином кабинета в таком тоне. Ему пришлось сделать над собой усилие, что бы сдержать нарастающий гнев. Сидящий напротив старикан руководил одной из тех немногих банд в городе, которые могли потягаться с его командой. Так же как сам Клин, Рафт Кант имел право голоса на проходившим время от времени Сходе главарей самых крупных шаек Миларна. Представители преступного мира в королевстве, чуть ли не с момента его окончательного объединения, организовали некое подобие своей гильдии. В каждом из пяти крупнейших городов государства, с периодичностью в два-три месяца проходила встреча наиболее влиятельных вожаков местных банд. На таких Сходах, как называли их сами участники, решались спорные вопросы, заключались договора, обсуждались и осуждались нарушения неписанных законов преступного мира. По традиции, сложившихся с незапамятных времен, если у одного из собравшихся были какие-либо претензий к другому своему собрату по ремеслу, он мог их вынести на всеобщее разбирательство. После выслушивания доводов обеих спорящих сторон, путем открытого голосование, выносилось окончательное решение. Если кто то недовольный общим вердиктом, пытался его игнорировать, остальные быстро объединялись и призывали нарушителя к порядку. Меры при этом использовались очень жесткие, вплоть до полного уничтожения бунтующей группировки. Всего в Миларне было восемь банд, чьи главари имели на Сходе право голоса. И Клин, и Рафт входили в их число. Третий человек сидевший в кабинете, одноглазый Лос, приходился Канту племянником и, по слухам, должен был со временем занять его место.
– Мне казалось, что мы сможем решить наше дело самостоятельно, – снова заговорил старший из гостей, – не вынося на общее обсуждение. Неужели я ошибся?
Голос Маркута оставался доброжелательным:
– Ты уже целых десять минут обвиняешь меня в сознательном переманивании у вас заказчика, но до сих пор так и не потрудился объяснить – какого именно?
Рафт, прекрасно сознавая, что собеседник хитрит, вздохнул, но все же принялся доходчиво обрисовывать суть своих претензий:
– Немногим больше года назад, ко мне обратился человек, представившийся Монком. Смысл его предложения сводился к следующему – два раза в месяц, в заранее обговоренные дни, мои люди доставали и доставляли необходимую ему вещь по указанному им адресу. За определенную плату, разумеется. Эти месяцы все было нормально, мы выполняли поставки в срок и нам исправно платили. Но две недели назад, этот Монк встретился со мной и заявил, что в наших услугах больше не нуждается. Ну что ж, нет так нет, значит отпала необходимость в тех предметах, которые мы ему поставляли. И тут, до меня доходит слух, будто теперь твои люди выполняют ту же самую работу, для моего бывшего заказчика. И что я должен думать? К нам у этого господина, никаких претензий быть не может, все делалось в соответствии с им же поставленными условиями. Остается один вариант – ему предложили более низкую цену! А это уже идет в прямой разрез нашим обычаям, в соответствии с которыми, не правильно отбивать кусок хлеба у своего товарища таким способом!
Велеречивая манера речи, свойственная старику, у многих его собеседников вызывала улыбку. Которую они, в подавляющем большинстве пытались скрыть. Маркут тоже опустил глаза на сплетенные у выпирающего живота пальцы холёных рук, что бы спрятать, появившуюся в них усмешку. Но его веселье не имело ничего общего со способом изъясняться пожилого бандита. Несколько дней назад к нему в таверну действительно заходил человек, назвавший себя тем же именем, о которое упомянул Кант. Высокий, в длинном плаще, с низко надвинутым на глаза капюшоном, он не заходя внутрь, обратился к стоявшим возле входа охранникам с просьбой отвести его к хозяину заведения. Подобные визиты не были редкостью. Осведомители, наводчики и заказчики, прознавшие о том что к владельцу «Мокрого кота» можно всегда, за хорошую плату, обратиться для решения проблем, требующих незаконных методов, переступали порог заведения почти каждый день. Незнакомца, без лишних вопросов, проводили вниз. В комнате перед кабинетом, где наподобие армейского караула, постоянно находилось не меньше десяти бойцов, пришедшего попросили распахнуть плащ. Тот не колеблясь выполнил это вежливое требование, и широко разведя руки позволил себя обыскать. Правда, капюшон снимать не стал, а наоборот, еще ниже наклонил голову. В этом тоже не было ничего необычного. Многие из приходящих по какому-то деликатному делу, не желали быть узнанными. Единственное, что можно было четко разглядеть, это длинные седые волосы, спускавшиеся с висков на грудь посетителя. Изъяв длинный кинжал, висевший на поясе, и убедившись в отсутствии другого оружия, гостя проводил к Маркуту и усадили в очень глубокое и мягкое кресло, специально выставляемое, для подобных приёмов, на середину комнаты. Сидеть в нем было комфортно, а вот резко вскочить сильно затруднительно. Прибавить к этому прикрепленный снизу к крышке стола, небольшой взведенный арбалет, направленный точно между подлокотников, а так же маячившего за спиной посетителя старшего брата Маркута, присутствующего при всех переговорах, и становилось понятно, что хозяин кабинета может не сильно беспокоиться за свою жизнь во время беседы с незнакомцем.
