— Давайте уточним, правильно ли я вас понял, — продолжал Джейк, еще раз просматривая свои записи. — Все три части пьесы «Генрих Шестой» были опубликованы в тысяча шестьсот двадцать третьем году в Первом фолио под именем Шекспира. Следовательно, их написал именно он. Если это напечатано, значит, правда.

Оставалось надеяться, что индус понял его иронию.

— И это, естественно, ставит под сомнение заявку на «первое творение».

«Невероятно, — подумал Джейк. — Как им удалось все это провернуть? Такого просто не может быть. В тысяча пятьсот девяносто третьем году в литературном мире возникает прежде неизвестный, поздно расцветший Уилл Шекспир, которому около тридцати лет и о котором никто ничего не слышал раньше — если не считать пылких „похвал“ Роберта Грина. Со своим отточенным до блеска „первым творением“ — что не может не вызвать вопроса: а чем, собственно, он занимался прежде? Едва ли нас удовлетворит такой ответ: ухаживал за лошадьми, играл в спектаклях, продавал зерно, покупал костюмы для пьес, а потом моментально обрел образование и успех».

— Сунир, как они объясняют это несоответствие?

— С этим несоответствием они поступили так же, как и со всеми остальными, — выбросили, как ненужный хлам.

— Ясно. В таком случае как бы вы это объяснили?

— Ну, учитывая известные наклонности Барда и выпады Грина, можно предположить, что Шекспиру в руки попала рукопись «Венеры и Адониса», он выяснил, что автор «мертв», а зная печатника Ричарда Филда, который, кстати, родился в Стратфорде, он решил помочь самому себе. Согласно первому биографу Шекспира, Николасу Pay, это «единственное его стихотворное произведение, которое он опубликовал сам».

— Любопытно.

— Послушайте, я должен бежать, у меня начинаются занятия. Давайте встретимся позднее, ладно? Нам нужно поговорить о Ламбете.

Позднее Джейк пожалел, что они не договорились на определенное время.

Сама поэма оказалась длинной, цветистой, но прелестной. Джейк дочитал ее до конца, а потом вернулся к титульной странице. Ему показалось, что посвящение выглядит каким-то льстивым, а его стиль куда больше походит на завещание Шекспира, чем на саму поэму. Воображение фермера. И это лишь подтверждало гипотезу Сунира, считавшего, что Шекспир попросту украл поэму, поставил на ней свое имя, а потом написал (или продиктовал) посвящение. Однако, изучая первую страницу, Джейк увидел кое-что еще, заставившее его сердце забиться быстрее. Над заголовком стоял эпиграф на латыни: Vilia miretur vulgus: mihi flauus Apollo Pocula Castalia plena ministret aqua. Эти строки показались Джейку знакомыми. Он вернулся к стойке и обратился к одной из библиотекарей.

Она посмотрела на страницу и приподняла брови.

— Это строки из «Любовных элегий» Овидия. Как странно, я никогда прежде не обращала на них внимания.

Джейк принялся быстро листать свои записи и вскоре нашел то, что искал: Кристофер Марло перевел с латыни «Любовные элегии» Овидия, когда учился в Кембридже. Латинские строчки из эпиграфа переводились так: «Пусть помышляющие о низком любуются низкопробным. Меня же прекрасный Аполлон ведет к источнику муз». Более всего это походило на насмешку. Шекспир уже показал себя «помышляющим о низком», по словам Ричарда Грина. Марло, которого Грин предупреждал, вполне мог быть о нем того же мнения и дразнить Шекспира из ссылки. Что же касается «источника муз», то именно Марло, а вовсе не Шекспира Томас Пил называл «Любимцем Музы». Более того, Джейк обнаружил, что граф Саутгемптон, которому посвящена поэма, учился вместе с Марло в Кембридже.

«Боже мой! — подумал Джейк. — Какая замечательная и ужасная ирония — вор даже не понимал, что сам указал на истинного автора, одновременно осмеивая себя самого! Но главная ирония состоит в том, что ему (Шекспиру) удалось получить всю славу».

Как только Джейк вернулся к полкам, он сумел сделать еще одно поразительное открытие, и ему ужасно захотелось снова позвонить Суниру. Здесь, среди множества работ, якобы принадлежавших Барду, имелся список пьес, на которых Шекспир поставил свое имя, но которые отвергли знатоки Шекспира, — так называемый Апокриф.[81] Джейк уже догадался, что в списке Льюиса он фигурирует как «Апок.». Теперь многое становилось понятным. Льюис вовсе не имел в виду Апокалипсис. Джейк быстро переписал названия и ссылки.

«Локрин» (очень разгневанный Роберт Грин? Некоторые думают, что это Томас Кид)… «Новая форма, просмотренная и исправленная У. Ш.» (сравнить с «Тщетными усилиями любви», 1598, с надписью на титульном листе: «Новые исправления и добавления У. Шекспира»).

Сэр Джон Олдкастл… «Написано Уильямом Шекспиром».

История о Томасе, лорде Кромвеле… «Написано У. Ш.».

Лондонский блудный сын… «Уильям Шекспир».

Вдова Пуританка… «Написано У. Ш.».

Йоркширская трагедия… «Написано У. Шекспиром».

Перикл, правитель Тира (позднее шекспироведы признали, что она принадлежит его перу).

Трудное правление короля Джона… «Написано У. Ш.».

Сэр Эдмунд Чамберс, самый известный знаток Шекспира, признал, что последняя пьеса, «вероятно», написана Марло. Интересно, каково мнение Чамберса о том, что Шекспир поставил свои инициалы на этой пьесе? А также на тех, о которых Джейк никогда не слышал:

Джейк быстро собрал все свои записи и на автобусе доехал до Чаринг-Кросс. Он хотел поговорить о том, что ему удалось узнать, с Блоджеттом.

Когда Джейк вошел, Блоджетт пребывал в отвратительном настроении.

— О странствующий ученый, — хмуро сказал он. — Лучше поздно, чем никогда, что тут еще скажешь.

Джейк уловил острый запах дыма.

— Что случилось? — спросил он, оглядываясь по сторонам.

Впрочем, он все увидел сам. В магазине был пожар. Блоджетт склонился над стопкой влажных, почерневших от огня манускриптов в задней части магазина.

— К счастью, я пришел сегодня рано, когда огонь только начал разгораться, поэтому мне удалось его потушить прежде, чем он причинил серьезный вред. — Он указал на пустой огнетушитель, валяющийся на полу.

— Похоже, пострадало немало книг. — У Джейка возникли неприятные подозрения, он вспомнил бритоголовых. — Вы узнали, почему начался пожар?

— Офицер-пожарный сказал, что дело в электропроводке. Но я заметил, что запор на одном из окон сломан. — Он принюхался. — А с утра я уловил слабый запах керосина.

Джейк вспомнил о теории самоубийства.

— Совпадение, конечно?

— Несомненно.

— Как много вы потеряли?

— Не слишком много. Главным образом папки с документами. Налоговые декларации — какая ирония судьбы! И несколько книг и манускриптов по магии. Иными словами, всякий хлам, который я все равно не смог бы продать. Или не захотел бы.

— Я очень сожалею, — сказал Джейк.

— Ничего страшного. У меня есть страховка. А моя жена уже много лет уговаривает меня продать магазин и уйти на покой. Возможно, время пришло. — Он грустно оглядел магазин. — Однако я буду скучать без моих книг. Да, тут уж ничего не поделаешь.

— Могу я принести вам чай? Или, может быть, что-нибудь еще?

— У меня была электрическая плитка, но ее конфисковали. Она попала под подозрение в первую очередь. Хотя эта плитка — самая новая вещь во всем магазине. Моя жена подарила ее мне на Рождество в прошлом году. Не важно. — Блоджетт бросил бумаги, которые держал в руках, на покрытый пеплом письменный стол. — Чем я могу вам помочь в это чудесное (если не считать пожара) утро?

— Если вы не против отвлечься, я бы с удовольствием пригласил вас поужинать. Я бы хотел поговорить с вами об Апокрифе.

— Ах да, таинственный Апокриф. В этом списке было одно словечко, которое вертелось у меня на языке. «Апок.». Причудливое слово. Не припомню сразу, кто его придумал, кажется Флей. Да, пожалуй, именно так. — Блоджетт еще раз огляделся по сторонам. — Честно говоря, мне бы не хотелось сейчас покидать место преступления. Если вам не действует на нервы эта атмосфера сожженных Библий и старых манускриптов, то я бы предпочел остаться здесь. Кроме того, нам может потребоваться справочный материал, если, конечно, я сумею его найти.