Итак, третья строка в списке Льюиса. Джейк подумал, что ему и самому следовало догадаться. Он взял книгу с прилавка и принялся ее разглядывать, словно надеялся, что она выдаст ему какие-то подсказки.

— Значит, я должен сделать вывод, что доктор Льюис считал, будто пьесы написал этот граф Оксфорд?

— Лично я очень в этом сомневаюсь. Но, думаю, вы должны сделать собственные выводы.

Джейк с опаской взглянул на книгу. Во-первых, она была большой и тяжелой.

— И помните — никакой связи с университетом, — фыркнул Блоджетт, и Джейк узнал оксфордский акцент. — Всего лишь полученный по наследству титул. У него был дурацкий герб, на котором кто-то трясет копьем, и этого хватило, чтобы исследователи пришли в настоящее неистовство, совсем как вы, американцы, во время вашей золотой лихорадки. Понимаете, «трясет копьем».[30] Фу! Ничего не скажешь, де Вер! — У него сделался такой вид, словно он сейчас плюнет. — Да и вообще, с чего они взяли, что он им «трясет»? Там изображен всего лишь покрытый броней кулак с зажатым в нем копьем. Может, его собрались бросить или наставить на врага. Нет никаких доказательств того, что он им потрясает. Но даже если и так, этот тип Огберн цитирует тысяча пятьсот семьдесят восьмое обращение Габриэля Гарвея к королеве, в котором призывает графа, поэта и писателя-любителя… — Здесь он сделал важное театральное лицо и заговорил совершенно другим голосом: — Выбросить свое жалкое перо, потому что «ваше предначертание размахивает копьем».

Джейк не выдержал и рассмеялся. Словно устыдившись своего выступления, Блоджетт снова превратился в солидного хозяина книжного магазина в очках на носу. Однако на мгновение Джейк представил себе, как он воинственно размахивает копьем, а может, даже двумя.

Однако Блоджетт еще не закончил.

— Во-первых, — продолжал он, — это выражение придумал не Гарвей, чтобы использовать его в личных целях. Оно часто употреблялось в елизаветинские времена. В любом случае, Гарвей лишь хотел сказать, что солдат из де Вера был лучше, чем поэт, а потому ему следовало бросить заниматься писательством и вернуться к военной службе. Вряд ли такие слова можно расценивать как громкое предсказание литературного величия в те времена или в будущем, вы со мной согласны?

— Согласен. А кто такой Габриэль Гарвей?

— Незначительный поэт и проповедник. У меня где-то есть томик его сочинений, в очень приличном состоянии, если вы…

— Нет-нет, — быстро проговорил Джейк. — Мне и без него хватает чтения. Сколько я вам должен за эту книгу?

— Мне неловко брать за такое деньги, — вздохнув, сказал Блоджетт. — Но вы можете ее почитать.

Джейк возвращался на Денмарк-стрит и, проходя мимо газетного киоска, замер на месте, увидев в нижнем левом углу заголовок: «Пропавшего профессора нашли мертвым». Он схватил газету, бросил на прилавок несколько монет и помчался в свою квартиру, по дороге просматривая статью. Внутри у него все похолодело, когда до него дошли подробности отчета. Это действительно был Льюис. Его тело нашли в Темзе, примерно в пятидесяти милях от Лондона, около городка с весьма подходящим названием Грейвсенд.[31]

Подходя к дому, Джейк оглядел улицу впереди и позади себя, но, к своему облегчению, не заметил никакой слежки.

Швейцар Фред выступил из тени, чтобы поздороваться с ним, и на лице у него Джейк заметил беспокойство.

— Мистер Флеминг?

Джейк удивленно поднял голову от газеты.

— Да, Фред? Что такое?

— Извините, я не видел, как вы вышли. Когда я пришел сегодня утром на работу, оказалось, что кто-то оставил для вас письмо.

Он засунул руку в карман и достал обычный деловой конверт, но Джейк его сразу узнал: точно в таком же Бальсавар получил свое предупреждение в «Глобусе». Он поблагодарил Фреда и поднялся в квартиру, не открывая письма. Скорее всего, отпечатков пальцев там нет, но он все равно старался держать его за самый край.

Мелисса уже встала и по выражению его лица поняла, что случилось нечто ужасное.

— Что? — спросила она.

— Взгляни, — ответил Джейк и бросил газету на стол. Она прочитала первый абзац, затем второй и внимательно посмотрела на Джейка.

— Они утверждают, что это самоубийство. Кажется, ты говорил, что кто-то разгромил его квартиру?

— И кабинет в университете. Я позвоню Суниру.

Он с мрачным видом уселся и принялся набирать номер Сунира, записанный в блокноте, где скопилось множество разрозненных записей, листочков на липучках с заметками, потрепанных визиток (включая ту, что дал ему Сунир) и несколько записанных по алфавиту телефонных номеров.

Бальсавар ответил через несколько гудков, и голос у него был испуганным.

— Это Джейк Флеминг. Вы уже знаете новости?

— Да, прочитал статью в газете и как раз собирался вам позвонить.

— Вы верите в историю про самоубийство?

Сунир поколебался немного, и Джейк почувствовал, что страх вернулся в его голос.

— Нет, не верю. По правде говоря, я был в морге. Его я не видел, но побеседовал с медэкспертом. Он сказал, что тело было в ужасном состоянии после того, как побывало в реке, но причиной смерти стал выстрел в голову.

— И на этом они основывают свою теорию самоубийства?

— На этом и еще на всякой чепухе, связанной с депрессией, — возмущенно проговорил Сунир. — Лично я считаю, что это похоже на казнь.

— Боже праведный, — выдохнул Джейк.

— А как ваши дела? Удалось что-нибудь найти?

— Пока нет.

— Надеюсь, вы сумеете докопаться до правды. Все это очень странно.

Джейк позвонил в «Рейтер» и добился, чтобы ему дали номер телефона главного редактора одной из лондонских газет.

— Что вы можете рассказать о смерти Десмонда Льюиса? Оружие нашли?

Ответ был отрицательным. Записки он тоже не оставил. Иными словами, теория самоубийства была построена на весьма шатких предположениях: судя по тому, что полиции удалось узнать у коллег Льюиса, он пребывал в «депрессии» из-за нестабильности работы.

— Ага, конечно, — фыркнула Мелисса, — рассказала бы я вам об этой самой нестабильности.

Джейк позвонил в офис Льюиса его секретарше Глории Пекхэм.

Она хлюпала носом и сморкалась, когда взяла трубку.

— Да, Глория, я все знаю. Мне очень жаль. И я согласен, я тоже сомневаюсь, что это самоубийство. Но, скажите, вы не знаете, кто мог желать причинить ему вред?

— Да все на нашем факультете, — снова захлюпала она носом.

— Ладно. А тот седовласый человек, который приходил к вам на прошлой неделе?

— Нет. Инспектор меня уже про него спрашивал. Кстати, и про вас тоже.

— И что вы ему сказали?

— Что вы журналист и заинтересовались этой историей. Он сказал, чтобы вы ему позвонили.

Джейк записал имя и номер телефона.

— Хорошо, позвоните мне, если вам придет в голову что-нибудь новое, — попросил он и положил трубку.

— А что это за письмо? — крикнула Мелисса из прихожей.

— Пришло сегодня утром. Я чуть не забыл о нем из-за всех этих новостей. Не трогай его.

— Почему?

— Отпечатки пальцев.

Джейк осторожно взял конверт и отнес на кухню, где, воспользовавшись бумажными полотенцами, чтобы придержать, вскрыл его ножом. Записка была написана аккуратным почерком, тем же, что та, которую Сунир получил в «Глобусе». Она гласила:

«Почти в яблочко», — подумал он. Мелисса прочитала записку через его плечо и громко выдохнула.

— Узнала цитату? — спросил у нее Джейк.

— Это из «Короля Лира». Когда он чувствует, что все вокруг его предали.

— Интересно.

— Папа, я считаю, что тебе нужно позвонить в полицию.

— Я все равно собирался поговорить с ними по поводу так называемого самоубийства Льюиса.