Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Сколько пчел?

— Три, мсье комиссар.

— Бумага по-прежнему у тебя?

— Да, мсье, я прячу ее на чердаке «Золотой звезды», вместе с флоринами. Забираю только перед сном.

— Я покупаю ее у тебя, если ты не против. Луидор, как обещано.

— Я могу пойти за ней прямо сейчас, — предложил маленький савояр.

Они направились в Сент-Антуанское предместье. Гастон шел быстро, и ребенок едва поспевал за ним. Три пчелы, сказал мальчик. Это был герб семейства Барберини, патриарх которой стал папой Урбаном VIII.

В таверне они подождали, пока маленький трубочист ходил на чердак. Вернувшись, он вынул из кармана штанов документ. Гастон не смог удержаться: развернул его на столе и прочел.

На печати действительно оказались три пчелы с ключами над ними. Это и в самом деле был герб Барберини, но в данном случае — Таддео, герцога Урбинского и префекта Рима. Несмотря на свой неотесанный вид, Гастон прекрасно знал латынь. В письме Фабио Чиджи рекомендовалось вступить в контакт с агентом Карлом Морфи, доказавшим свою чрезвычайную полезность в захвате еретика Паллавичино.

Карло Морфи мог бы отправить в Мюнстер депеши, которые ему удалось похитить из шифровальной службы графа де Бриена благодаря работавшему на него служащему. Монсеньору Чиджи, однако, следует уточнить, какие именно сведения ему нужны и как доставить в Мюнстер эти свитки.

Гастон вернулся в Гран-Шатле в крайнем возбуждении и очень довольный собой. Теперь ему все стало ясно. Очевидно, в шифровальном бюро существовали две шпионские сети. Одна находилась в подчинении Фонтрая, который, несомненно, исполнял распоряжения герцогини де Шеврез и, следовательно, работал на Испанию, а вторая служила Святому престолу, подчиняясь Таддео Барберини.

Клод Абер был подкуплен Фонтраем, а Шарль Мансье, конечно, работал на этого Карло Морфи. Фонтрай вычислил его и приказал убить, он же затем организовал ограбление, чтобы выяснить все детали относительно сети Фабио Чиджи.

Луи был прав. Фонтрай подстроил ложное самоубийство Мансье, чтобы защитить Абера, но и Мансье был выбран не случайно. Он являлся несомненным шпионом этого загадочного Карло Морфи, и Фонтрай, убрав его, сумел разрушить конкурирующую организацию!

Луи оценил бы проницательность комиссара, который фактически раскрыл дело. Как только его друг вернется, они объяснят все Бриену и Ле Телье.

На следующий день Гастон отправился в резиденцию нунция в сопровождении начальника полиции Дрё д'Обрэ. Они сообщили ошеломленному папскому легату, каким образом была совершена кража. Гастон не назвал имени мальчика, заявив, что обещал тому свободу в обмен на полную откровенность. Это обстоятельство вызвало крайнее неодобрение начальника полиции, но ведь Дрё д'Обрэ так часто бывал недоволен поведением Гастона де Тийи!

Что до нанимателя, Гастон объявил, что не имеет никаких данных для его обнаружения. Комиссар решил хранить это в тайне, чтобы известить лишь Ле Телье и Бриена, когда вернется Луи.

— Но не могли бы вы вернуть наши бумаги, мсье? — с тревогой осведомился нунций.

— Именно этим я сейчас занимаюсь, монсеньор, хотя все указывает на то, что воров уже нет в Париже, поэтому описание их внешности представляется бесполезным. Должен сказать вам, что надежд мало.

Гастону хотелось задать вопрос о Карло Морфи и Паллавичино, но как это сделать, если не признаться, что одно из писем Фабио Чиджи попало в его руки?

По возвращении он предпринял тщетную попытку узнать что-либо об этих двоих у Дрё д'Обрэ. Начальник полиции никогда не слышал о них. Позже, уже днем, он встретил Филиппа Бутье, родственника Луи, который состоял на службе у канцлера Сегье. Бутье было известно все, что происходит при дворе, но и он ничего не знал о Карло Морфи и Паллавичино. Вечером Гастон расспросил даже Жедеона Тальмана — и с тем же успехом.

А когда он вернулся в Гран-Шатле, ему рассказали, что на Королевской площади произошла невероятная дуэль.

Утром 12 декабря Годфруа д'Эстрад,[90] близкий друг Мориса де Колиньи и известный дуэлянт, уже убивший нескольких противников, явился во дворец Гизов на улице Шом, чтобы предложить герцогу поединок чести. Сам он будет секундантом графа Колиньи и противником секунданта, которого выберет герцог; секундантам тоже предстояло драться.

Гиз ожидал подобного визита и представил Годфруа д'Эстраду своего секунданта, маркиза де Бредьё.

Ход поединка был расписан в мельчайших деталях. Четыре противника должны сойтись в один и тот же день на Королевской площади, никого об этом не предупреждая.

В три часа, как и было, предусмотрено, четверо мужчин прибыли в двух разных каретах. Они решили биться при свете дня на самой многолюдной площади Парижа.

В окнах домов, окружавших площадь, стояли несколько человек, которых известили в последний момент. Анна-Женевьева де Лонгвиль тоже находилась там, ее пригласила к себе герцогиня де Роан.

После приветствий герцог де Гиз торжественно объявил Морису де Колиньи:

— Мсье, мы разрешим давний спор между нашими домами, и все увидят, в чем разница между кровью Гизов и кровью Колиньи.

Уже при первом выпаде Колиньи промахнулся, потерял равновесие и упал на колено. Тогда Гиз наступил на шпагу противника и ударил его плоской стороной своей рапиры, чтобы публично унизить.

Тем не менее, внук адмирала вскочил на ноги, и схватка возобновилась. На какое-то мгновение Колиньи получил преимущество и оцарапал плечо внуку Меченого. Но герцог де Гиз ухитрился схватить шпагу Колиньи обеими руками и, несмотря на сильную боль от пореза, вонзил свой клинок в предплечье противника.

Колиньи рухнул на землю. Друзья подняли его, залитого кровью, и унесли в один из дворцов Конде, находившийся рядом. Там ждал Энгиен.

Обычно Мазарини с презрением относился к дуэлям между молодыми людьми, которые не внушали ему никакого уважения, но в данных обстоятельствах он сразу понял, что враги сумели нанести ему новый удар.

Более того, ему сообщили, что нападающей стороной был Колиньи и его свидетель бросил вызов Гизу. Нельзя было даже сказать, что внука адмирала заманили в ловушку!

Регентшу эта новость привела в ярость. Тщетно Мазарини и Ле Телье пытались убедить ее, что речь, несомненно, идет о тщательно подготовленной провокации, она требовала строгого исполнения эдикта своего злейшего врага, кардинала де Ришелье!

На следующий день Анна Австрийская вызвала принца де Конде и потребовала, чтобы он приказал сыну, герцогу Энгиенскому, вывести Колиньи из своего дома, иначе она пошлет за ним своих людей.

Принц де Конде устремился к сыну, чтобы передать ему королевский приказ. Но это был уже не подросток, который всегда подчинялся отцу. Энгиен стал одним из величайших полководцев Европы, и льстецы сравнивали его с Александром Македонским. После Рокруа он чувствовал себя неуязвимым. Армия боготворила его и пошла бы за ним куда угодно.

Главное же, отец не знал, что его сын наряду с многочисленными недостатками — и даже пороками — обладал достоинством, сверкавшим как бриллиант: Энгиен был верен друзьям. Он требовал абсолютной преданности от своих людей, своих вассалов, но в обмен за полное подчинение обеспечивал им защиту. Для герцога это старое феодальное правило сохраняло всю свою силу.

Чтобы спасти Колиньи от ареста, Энгиен велел переправить его в замок Сен-Мор, свою загородную резиденцию, и приставил к нему личного врача. Затем он с полным хладнокровием перенес упреки Гастона Орлеанского, свояка Гиза, оскорбленного тем, что Колиньи вызвал на дуэль его родственника, который не дал к тому никакого повода.

Со своей стороны Ле Телье послал людей во дворец Гизов, но герцога там уже не было. Непрошеных гостей встречала его мать, вдовствующая герцогиня. В течение нескольких дней никто не знал, куда он подевался.

В обществе обсуждали эту историю на все лады и, поскольку проигравшие всегда виноваты, постановили, что Колиньи вполне заслужил свою участь.

вернуться

90

В 1645 году он будет назначен послом на конференцию в Мюнстере, а в 1675-м завершит карьеру маршалом Франции.

78
{"b":"139757","o":1}