Подошла Жюли. Она также узнала Ле Телье, которого несколько раз встречала у своей тетушки, маркизы де Рамбуйе. Она поздоровалась с ним, а он ответил ей дружеским поклоном.

Марго сразу поняла, что это необычные посетители. И приказала Мари Готье с братом убрать со стола остатки обеда, а всех прочих попросила удалиться на кухню. Она также объяснила Жану Юберу, что путешественники прибыли с многочисленной свитой, которую необходимо обеспечить горячей пищей.

Все ушли из залы по служебной лестнице, которая вела на кухню, расположенную на уровне двора: это была анфилада из трех сводчатых комнат, примыкающих к службам и конюшням.

Только Гофреди, свирепый и бдительный, остался в амбразуре окна.

Ле Телье и его спутник тут же направились к ближайшему камину.

— Какая ужасная погода! — выдохнул министр, сняв перчатки из волчьей кожи и грея руки над огнем.

Теперь они стояли перед камином вчетвером: Луи с супругой и Ле Телье со спутником. Луи подумал, что они приехали без сопровождающих дворян и даже без секретарей. Это было удивительно и могло означать только одно: они хотели, чтобы никто не знал об их визите.

— Я не представил вам графа де Бриена, — вполголоса произнес Ле Телье.

Луи, начиная кое-что понимать, поклонился, украдкой присматриваясь к спутнику Ле Телье, который ответил на его приветствие кивком.

Анри-Огюст де Ломени де Бриен был новым государственным секретарем по иностранным делам. Он сменил на этом посту мсье де Шавиньи, которого Джулио Мазарини бесцеремонно отправил в отставку после смерти короля.

Эти двое были верными сторонниками кардинала.

Сорокалетний Мишель Ле Телье был некогда королевским прокурором в Шатле, находясь в подчинении у Лафема, затем стал контролером кассационных прошений при государственном совете. К его услугам обратились, чтобы подавить восстание босоногих в Нормандии, — и он сделал это с необычайной свирепостью, без малейшего сострадания. Добившись такого успеха, он возвысился до поста армейского интенданта войск в Италии. В Пьемонте на Ле Телье, королевского представителя в полицейских и юридических делах, обратил внимание тот, кто был тогда всего лишь послом Святого престола при принцах Савойских, Джулио Мазарини. Вскоре между ними завязалась дружба, проникнутая взаимным уважением.

Став председателем регентского совета, Мазарини сразу вручил Ле Телье портфель военного министра, сместив Сюлле де Нуайе, слишком близкого к клерикалам Оратории и ультрамонтанам.

Что касается Анри-Огюста де Ломени де Бриена, тот приближался уже к пятидесяти годам и происходил из старой аристократической семьи, члены которой обычно достигали высоких постов в администрации королевства. Его отец стал секретарем королевского дома при Генрихе IV.

— Мы охотно перекусим, — сказал Ле Телье с признательной улыбкой. — Вижу, вы только что отобедали.

Жюли взглянула на полностью убранный стол.

— Я сейчас распоряжусь, монсеньор, — ответила она министру. — Присаживайтесь, это займет немного времени.

Оба гостя направились к столу и, сняв плащи, расстелили их на скамье. Ле Телье обвел взглядом комнату. Зала была большой, неплохо протопленной и приятной на вид. Справа от него величественная лестница поднималась на второй этаж. Он заметил две двери в обоих концах залы, а также проход к служебной лестнице. Меблировка выглядела довольно скудной. Кроме длинного стола, здесь были только скамьи и два табурета. Вытертый до нитей ковер висел на стене между двумя каминами. Стену напротив украшали две коллекции оружия. В углу стояло обитое ковром кресло со сломанной ножкой. Дополняли убранство залы два сундука и посудный буфет прошлого века. Министр внезапно нахмурился, обнаружив, что один из слуг остался в комнате, наполовину скрытый в глубокой амбразуре окна.

Внешность этого слуги была устрашающей. Его воинственно закрученные кверху усы заставляли вспомнить фанфаронов итальянского театра, который благодаря кардиналу Мазарини вошел в моду несколько месяцев назад. Одетый в залатанный камзол из буйволиной кожи, в шляпе с пером, закутанный в ярко-красный плащ, в сапогах до бедер с медными шпорами, старик — лицо у него было покрыто морщинами и шрамами — был вооружен длинной испанской рапирой с медной рукоятью, а из-за широкого пояса торчал пистолет! Луи заметил недовольную гримасу министра.

— Гофреди — мой телохранитель, монсеньор, — объяснил он. — Он столько раз спасал мне жизнь, что я уже сбился со счета. От него у меня нет никаких тайн.

Солдат удачи на войне, длившейся почти тридцать лет, Гофреди, перед тем как поступить на службу к Луи, сражался под командованием Жана де Гасьона, когда тот опустошал Лотарингию.

До того Гофреди был наемником в шведских войсках в Померании и даже у австрийцев, врагов Франции. Он знал все об искусстве войны. Сорок лет убийств, грабежей и насилия ожесточили его душу. Он никого не любил. Хотя… Старый солдат боготворил того, кто взял его на службу и доверился ему, когда он стал уже никому не нужен. Гофреди дал бы убить себя за Луи и его супругу — однако предпочел бы убить любого ради них! Конечно, он был уже стар, но по-прежнему опасен и невероятно жесток.

Ле Телье посмотрел на Бриена, взглядом спрашивая совета. Тот сощурился, затем неторопливо кивнул.

— Шевалье, вы наверняка задаетесь вопросом о цели нашего визита? — осведомился военный министр.

— Конечно, мсье. Но для начала вы должны подкрепиться. Потом я буду готов внимательнейшим образом выслушать вас.

Он добавил, указав на дверь в левом конце зала:

— Это моя библиотека и одновременно рабочий кабинет, там мы сможем спокойно поговорить…

Жюли вернулась в сопровождении Мари, ее брата и Марго, которые несли несколько бутылок вина из Бона, фаянсовые тарелки и две большие корзинки с горячим хлебом.

— Вам сейчас подадут суп, — пояснила Жюли, — а также двух холодных цесарок.

— Великолепно! Вы позаботились о наших людях?

— Да, монсеньор, — ответила Марго. — Они внизу, на кухне, греются у очага, и мадам Юбер занимается ими.

— Вас не стеснит, если мы останемся здесь на ночь, мадам? — спросил Ле Телье у Жюли.

— Конечно, нет, мсье, места у нас хватает, а люди ваши могут устроиться на конюшне или на чердаке.

Один из слуг принес цесарок, второй ножи, итальянские приборы и кувшины с водой. Мари пошла на кухню за супом.

Гости набросились на еду и принялись поглощать все со зверским аппетитом. Хлеб они окунали в потаж и разнообразные соусы. Ломени де Бриен ловко пользовался ложкой из итальянского прибора, тогда как Ле Телье все хватал пальцами, время от времени ополаскивая их в кувшине с водой или попросту обтирая о сборчатый пояс камзола.

Наливая вино, Луи украдкой присматривался к ним. Аристократ Бриен старался не запачкаться, тогда как Ле Телье, привыкший к суровой жизни военных бивуаков, не щадил ни шелковую рубашку, ни бархатный камзол!

— Мы выехали из Парижа ни свет, ни заря, — сказал Бриен, впервые заговорив. — Наша карета дважды застревала в грязи, — уточнил он словно бы с упреком.

— Дороги здесь скверные, — признал Луи с виноватой улыбкой.

— Так это и есть то самое пресловутое имение, которое подарил вам Людовик Заика? — иронически осведомился Ле Телье, с любопытством осматриваясь вокруг. — Мне говорили, что оно лежит в руинах! Вы проделали большую работу…

— В самом деле, мсье, но она, увы, еще не завершена.

— Это обходится дорого, не так ли? — вставил Бриен более дружеским тоном.

— Чрезвычайно дорого, мсье! — поморщился Луи.

— У меня тоже много хлопот с моим замком Бриен, — пояснил министр.[6]

Жюли слушала разговор, наблюдая за разливавшей суп Мари, и старалась понять, куда клонят министры.

Оба какое-то время жевали молча. Затем Ле Телье дочиста вытер тарелку хлебом и заявил:

— Мадам, я в жизни ничего вкуснее не едал! Мы продрогли до костей и дико проголодались, а теперь снова готовы встретить ненастье!