* * * Влюбленные целуются опять На влажной от дождя скамейке. В косом луче развившаяся прядь Свисает в виде смуглой змейки. С тяжелых роз стекают на ладонь Прозрачно-выпуклые слезы. В изгибах уха – розовый огонь Слегка похож на завязь розы. * * * Опять подымается ветер, Опять лиловеет восток, И в сумраке еле заметен Летящий опавший листок. (Листок за листком пролетает.) Опять начинает светать, Опять мы встаем – и считаем, Что все повторится опять. Опять мы заводим пружину Часов на положенный срок, Опять мы бросаем в корзину Один календарный листок. * * * Скучная желтеет речка, Тусклая намокла рожь. Все-таки – ничто не вечно, Скоро перестанет дождь. Мокнут над оврагом избы, Никнет над колодцем жердь. Что же! Даже этой жизни Хуже, хоть немного, смерть. * * * Наклонись над рекой, погляди: Тень твоей головы и груди Неподвижна, как если бы в пруд Ты гляделся; а воды текут Мимо тени, тебя и всего, Мимо светлого дня твоего. Только – сердце боится слегка: Есть на свете другая река, Уносящая солнечный день, И твою мимолетную тень, И тебя самого заодно На глубокое, темное дно. * * * В стакане стынет золотистый чай, Чаинка видит золотой Китай. Желтеет чай, как Желтая Река, И тает сахар, словно облака. Кружок лимона солнцем золотым Просвечивает сквозь легчайший дым. Легчайший пар напоминает ей Туман прозрачный рисовых полей. И ложечка серебряным лучом Упала в золотистый водоем, Где плавает чаинка, где Китай, Блаженный край, ее недолгий рай. * * * В углу, над шкафом, от стены Кой-где отпала штукатурка, И пятна плесени видны. А я гляжу и вижу турка В высокой феске, на коне, Кривой залив, луну над мысом. Я пятна на сырой стене Каким-то наделяю смыслом. А в окнах тает полутьма, И возникает панорама: Там – тучи, площади, дома, Зелено-бурый купол храма, Пятно расплывчатой зари, Сырая празелень и гнилость. Все – пятна плесени. Смотри: И штукатурка отвалилась. * * * Я слышал где-то анекдот: Спешит по делу пешеход Весенним полднем городским. А некто семенит за ним И говорит, неясно, в нос: – Простите. Маленький вопрос: Вы верите, хоть иногда, В загробный мир, скажите, да? – И ждет. И, получив в ответ Слегка рассеянное «нет», Бормочет грустно: – Очень жаль! И, закрутившись, как спираль, И делаясь совсем сквозным, Рассеивается, как дым. Ну вот и всё. Ведь если вдруг Ты скажешь, поглядев вокруг, Что ты не веришь в этот мир, Мир не уйдет, как дым, в эфир. * * * Быть может, в мире всё иначе, Быть может, мир совсем другой, И всё вокруг не больше значит, Чем бред, воображенный мной, – И только вихри электронов, Как заведённые, кружат? И нет ни этих старых кленов, Ни девушки, входящей в сад… Но вот, сейчас, я прижимаю Мою щеку к твоей щеке, И ты, простая и живая, Стоишь со мной, рука в руке. Все достоверно, все понятно: Желтеют клены, воздух тих, А небо – синее, как пятна Чернил на пальчиках твоих. * * * Нам кажется, все ясно, очень просто: На уличной скамейке рядом с нами Худой старик, замученный работой, Сидит, согнув сутуло позвоночник, Глядит на заскорузлые ладони. Не позвоночник, а тростник прибрежный Сгибается; не линии ладоней, А ветки почернелые деревьев (На фоне желтоватого заката) Потрескались под градом и под ветром. Не сердце бьется, а морские волны, Не кашель, а раскаты громовые, И не озноб, а Млечный Путь проходит Насквозь пронизывающей струею. А может быть, он спит в своей постели, С женой бранится иль гниет в могиле. * * * Трепещут судорожные зарницы, И парус падает косым углом, И свет и тень, взлетев, упав, как птицы, Подрагивают сломанным крылом. Протрепетал дымок – и вот струею Кровавой льется тень от фонарей. А по реке проходит дрожь порою, И бьется парус (но слабей, слабей). Как будто чьи-то длинные ресницы Ещё подергиваются, – пока Вослед дымку косая тень ложится, Густая тень сочится вдоль виска. |