Вот и сейчас к столу подошел человек, сгорбленный и старый до такой степени, что нельзя было опознать даже его род. Поклонился он бочонком редкого вина, который раскопал в одной сгоревшей вилле.

— Я разумею, вину этому уже больше тридцати лет! Выпейте вои, за победу нашу, за свободу даренную… — старик был явно полупьян и его потянуло на говорильню. К счастью Руфуса отвлекли. Его поджидал отдельный сюрприз, хотя об услышанном он в глубине души подозревал.

— Дозволь представиться по чести, — оторвал его от пиршественного стола и отвел в сторону Порошка. — Кошевой атаман войска козацкого Богдан Непийкрепко!

— Хм… Чего-то такого я от тебя ожидал, — ответил пришедший в себя Руфус. — Ну не идет тебе простая одежка! Но такого, не ожидал — что сам дукс козаков будет у меня на посылках…

— Да какой дукс. Молвишь тоже. Уж давно рада перезбрала, кода меня в полон захомутали. Или думают, что живота лишили.

— Понятно. И как тебе, кошевой атаман, мои действия? Профессиональное мнение?

— Не знаю, как там ромеи триумф, но приезжай к нам на Сичь! Ты увидишь тогда, як наши станичники дюжих парубков привечают! Приезжай, да нашу долю не забудь! А сейчас, прости! Ехать я должон! Многие лета Сичь без мени! Да жинка поды все глаза выплакала! Прощевай! Ярия с тобой оставлю… Только квасу да рассолу заранее заготовьте. Тебе ответ перед всеобщим сходом, радой, держать. Готов будь! И девок по деревням не порьте! — с улыбкой бывший кошевой погрозил им пальцем, вскочил на лошадь и отбыл из разбиваемого лагеря.

— И давайте выпьем за этих дурных ромеев, что так и не смогли убить нас.

«Всех не смогли. Да. А скольких смогли? Поминуть бы их» — подумал Руфус и слегка пригубил из чаши. Вино оказалось действительно изумительным, но сейчас… Но сейчас оно было лишним. «Эх, простой бы водки, как положено!» — Подумалось Руфусу. И вдруг ему стало так грустно, такая тоска вдруг одолела, по потерянному навсегда дому, что поставил он кубок с великолепным вином, встал из-за стола и пошел, куда глаза глядят. На границе лагеря, куда не долетали отсветы костров, он поднял голову к небу и долго-долго всматривался в рисунки незнакомых созвездий, пытаясь найти там Солнце. Внезапно невидимая рука стиснула сердце, дыхание прервалось, звезды вспыхнули и закружились, провожая падение потерявшего сознание Руфуса на росскую землю.

Впервые в сознание, после боя на болотах, Ярослав пришел неизвестно когда. Ощущение, что он пролежал несколько лет без сознания. В первый момент он даже не открывал глаза, просто лежал, познавая окружающий мир без зрительных ощущений. Судя по всему он лежал, укутанный, в чем-то очень мягком и теплом, вокруг было тихо, в окружающем его горячем воздухе витали стойкие ароматы каких-то трав. Ему было жарко, все тело покрывал липкий горячий пот, но он не приносил ожидаемой прохлады. Ярослав осторожно пошевелил руками и ногами. Одежды не было, тело отозвалось слабостью и ломотой, но связан он не был. «И то хорошо. Значит не у врагов. А то враги вряд ли стали бы меня лечить. Скорее добили бы.» — раздумывал Ярослав. Через некоторое время он решился открыть глаза. Ничего не изменилось — вокруг было очень темно и видно ничего не было. Оставалось только ждать.

Через некоторое время по привыкшим к темноте глазам резанула вспышка света, и в помещение, оказавшееся небольшим закутком, кто-то вошел.

— Очнулся, болезный? — спросил чей-то дребезжащий голос с неизвестным акцентом.

Ярослав приподнял голову и огляделся. Он лежал в небольшой комнатке, все стены которой укрыты были мехами. В эти же меха он был завернут, как младенец. Выход из комнатушки прикрывали тоже хорошо выделанная огромная шкура какого-то зверя, при жизни покрытого мехом. В проеме видно ничего не было, там тоже было темновато, а тот свет, который так был неприятен, излучала обычная плошка с жиром, в которой плавал теплящийся огоньком фитилек.

Плошку в руках держал старик. Единственное, что успел заметить Ярослав, это седые волосы и старые, покрытые сморщившейся кожей, но необычно сильные руки. Эти руки легко приподняли его голову и поднесли ко рту деревянную кружку с чем-то горячим и источавшим тот самый пропитавший всю комнату запах.

— Испей, сыне. То лекарство, — послышался опять голос старика и кружка наклонилась, грозясь просто разлить всю жидкость, если Ярослав не раскроет рот.

Когда Ярослав допил все лекарство до капли, его сразу же неумолимо потянуло в сон. Он еще попытался раскрыть рот и спросить у лекаря что-то, но не смог. Палец старика аккуратно лег на губы и все тот же голос произнес:

— Спи, сыне. Лихоманка отступила, спи…

В следующий раз он очнулся уже почти здоровым, во всяком случае температуры не было, да и на кровати он мог сесть сам — огромный подвиг для него. С удивлением он увидел в комнатке небольшую лампадку, в свете которой на шкурах лежала длинная до пят рубаха из грубого полотна. С трудом он сел, спустил ноги на пол и, покачиваясь, встал, чуть не коснувшись головой низкого потолка. Постояв минуту-другую, Ярослав сел обратно на постель. Отдышавшись, он понял что еще долго не сможет бегать как раньше — к примеру руки и ноги, которые он мог видеть качающемся свете огонька стали очень худыми, а ребра проглядывали сквозь кожу, когда он делал глубокий вдох. Но рубашка на постели подразумевала, что пришла пора выходить в свет. Кряхтя как старый дед Яр оделся в это балахонистое одеяние и, держась руками за стены, поднялся по ступенькам немного вверх и вышел на улицу.

На улице был вечер. В свете заходящего солнца Ярослав рассматривал то место, где он неведомо как оказался. На небольшой полянке стоял обычного вида хутор. Один огромный, но далеко не новый, деревянный дом, в котором, судя по всему совмещался загон для скотины на зиму и жилые помещения, отдельно стоящий, чуть поновее выглядевший, сарай — в нем под крышей было складировано сено. По двору, огороженному невысоким деревянным частоколом, местами уже покосившимся, бегали куры. Гнилые ворота в стене стояли распахнутые и по их виду можно было сказать, что это их естественное и неизменное состояние уже пару последних лет как минимум. Вокруг хутора тихо шумел смешанный лес, а с юга, сквозь редеющие деревья просматривалось пустое пространство, похоже болото. Сам Ярослав стоял на пороге полуземлянки, в которой по присутствию печи и огромной ямы с водой недалеко от порога, с удивлением узнал баню.

«Странно как-то… Как ее только не затапливает?» — подумал Ярослав. «Интересно, а где хозяин то?». Как в ответ на его мысли за спиной, со стороны ворот послышался голос.

— Оправился наконец? Ну, с выздоровлением тебя, чадо… — Ярослав обернулся и наконец получил возможность внимательно рассмотреть своего спасителя.

Обычно, к старости все люди становятся похожими. Это в молодости каждый красив или некрасив по своему, неважно какого рода или племени, а годы всех приводят к одному виду. Только очень редкие люди могут и в преклонных годах сохранить выразительными свои былые черты. Этот старик был из таких. Был он невысокого роста, полностью седыми были и его борода, и усы, и густые волосы на голове, кожа его была смуглой не столько от старости, сколько потому, что такой была она и у его родителей, а ему досталась по наследству. Черты лица его были тонкими и даже годы не смогли до конца стереть его слегка восточной красоты. Легкий акцент деда говорил о том, что русский, или как он тут назывался, язык был для него не родным, хотя говорил он на нем очень чисто. Старик был одет в кожаную одежду, обувь у него тоже была из кожи, только толстой и по своему виду только больше напоминала борцовки. На боку у него висел длинный нож в ножнах, а на плечах висела знакомая по тысячи сказок и картин обычного вида деревянная дуга — коромысло, на котором весело несколько деревянных ведер.