Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Со следующего дня Пилус каждый день около часа своего времени уделял на беседы, совмещенные с обучением языку жестов, замаскированные под уходом за раненным. Окончательное «закрепление материала» проводил Алларик, тот самый спасенный парнишка.

За что его приняли в Братство гораздо раньше Игоря, Алларик так и не сказал, зато все остальное… Переждав пламенное, хотя и запоздалое выражение благодарности за свое спасение (вспомнив с усмешкой старую шутку о том, что нет ничего хуже в общественном транспорте в час пик, чем болтливый глухонемой), Руфус захотел узнать его историю и получил подробный рассказ о злоключениях паренька.

Пятнадцать лет назад в семье графа, владетеля одной, не из самых маленьких, территории вольных баронств, родился пятый ребенок. Граф был уже не молод и Алларик, названный так в честь великого завоевателя древности, получил полную меру родительской любви от пожилого графа и его молодой жены, которая, кстати, была всего на полгода старше первой дочери графа. Старшие братья и сестры ревниво относились к младшенькому и его матери, что породило взаимную холодность, переросшую в стойкую неприязнь. Подзуживаемая старшими дворня и их дети втихую пыталась травить мальца, пока совершенно случайно об этом не прознал его отец. После того как меньшая часть насмешников и травителей была посажена на кол за оскорбление дворянкой чести хоть и младшего, но все равно законнорожденного сына графа, а большая — жесточайшим образом, до полусмерти, пропорота на конюшне, задевать Алларика перестали. Совсем. Но вместе с этим был потерян последний шанс решить дело миром.

Трудно жить на свете, когда любой человек, которого ты видишь — от графского управителя до последнего сопливого и голоштанного пацаненка, положено кланяется тебе, пылая в глазах ненавистью. Друзей, даже приятелей, у Алларика не было, и только разговоры с матерью хоть как-то его развлекали. Однажды мальчик нашел у нее на столе неизвестный предмет: рулон из желтого тонкого материала, покрытый какими-то загогулинами. С этого момента все свободное время Алларика проходило в графской библиотеке. И хотя сам граф не любил чтение, своих детей он образованием обеспечил. Но из всех его детей только младший проявил пристальный интерес к наукам, остальные братья часто после беседы с обучителем, которого граф за большие деньги выписал из самой Империи, отправлялись на конюшню, неся подмышкой пару-тройку розг. Для себя.

Впрочем, граф по этому поводу особенно не расстраивался. Столько, сколько положено для управления графством, старший сын и наследник все равно так или иначе усвоит, среднему — это не обязательно, и уж тем более это совсем не нужно девкам, предназначение которых быть отданными замуж за доброго или полезного соседа и рожать ему детей.

В четырнадцать лет, на одном из пиров отец спросил Алларика, как он видит свою дальнейшую жизнь. Ведь баронство отойдет старшему, средний попытает счастья в воинском ремесле, а младший? Ответ, что младший хочет и дальше продолжать свою учебу и для этого мечтает отправиться в Империю, где пышным цветом распускаются науки и искусства, где все жители добры, поэтичны и справедливы (общение с римским наставником, бывшим, как и все, агентом влияния Цезаря и Церкви Единого, не прошло даром), устроил всех.

Сказано — сделано. Не прошло и месяца, как получив деньгами свою долю наследства Алларик, в составе купеческого каравана с рекомендациями обучителя, отбыл в Империю. Но добрался он туда совсем не так, как ожидал.

На третьей недели пути, всего в нескольких днях от границы Империи, на караван напали. Сопротивлявшиеся были убиты, остальные — обращены в рабство. Привлеченный криками Алларика: «Вы все умрете! Я сын графа Аберга! Я римский подданный!» атаман разбойников быстро и почти не больно расспросил паренька. Найденный кошель пополнил добычу татей, а паренька, хотя некоторые и предлагали решить проблему кардинально, атаман пожалел. Из жадности, как потом выяснилось: обученный письму и счету раб стоил недешево. Молодому, чтобы разболтал лишнего, «всего лишь» отрезали язык и в таком виде продали римским работорговцам на границе.

Мечта Алларика сбылась. Он попал в Империю, только оказалась она совсем не такой, как в рассказах учителя…

Годика полтора череда хозяев мучалась с гонористым рабом, стирая плети и ломая палки в попытках выбить из него северную вольницу. Наконец предпоследний хозяин устал оббивать об этого тупого раба свои сапоги и продал его в гладиаторскую школу. Тут Алларик повел себя как обычно, поэтому его просто решили сломать. Несомненно, если бы не пришедшая помощь в лице Игоря, так бы и произошло, так что все похвалы были заслужены им в полной мере.

Кстати, Алларик после того случая немного одумался, наконец-то поняв, что он теперь раб, и вести себя надо соответствующе. Поэтому его и оставили в относительном покое. Иначе, никакое заступничество Руфуса не помогло бы: ведь хозяева соблюдают договоры с рабами только до того момента, пока им это выгодно.

Медленно, а потом все быстрее и быстрее бежали минутки, складываясь в часы, дни и недели. Спустя три недели состояние Игоря позволило подниматься на ноги и, опираясь на палку, ковылять по лазарету. За время неподвижного лежания, даже в туалет он не ходил, а ему приносили средневековую утку, туго перетянутая нога сильно ослабла. Даже на вид она стала тоньше правой, а уж когда он попытался в первый раз встать, то он чуть не упал, попытавшись опереться на левую ногу. И упал бы, если бы не приставленный к нему медбрат из числа рабов.

Окончательная «выписка» состоялась спустя полтора месяца. За это время мышцы правой руки атрофировались настолько, что Руфус не смог удержать меч на вытянутых руках даже десятой части положенного времени. Расстроившийся Ганник, хотя какого еще результата следовало ожидать от недавно вставшего на ноги после ранения гладиатора, наблюдавший за первой после болезни тренировкой, посоветовался с врачом, и Игорю назначили специальный восстановительный курс. Все равно, обычные тренировки ему были еще не по силам.

Ганник оказался не жлобом. Хотя в данном конкретном случае их желания полностью совпали: и Ганник, и, конечно, Руфус не хотели смерти Руфуса, Игорь был награжден. Помимо отличного лечения, во-первых, ему выдали пару серебряных монеток, во-вторых, что более важно, разрешили посещать ближайший городок, то есть разрешили в свободное время выход за пределы гладиаторской школы. Эта привилегия сильно подняла его позиции в Братстве, так как теперь он мог выполнять поручения, требующие выхода во внешний мир.

Братство, кстати, не сильно напрягало. Помимо обязанности платить часть своих доходов в тайную казну, которая шла на подкуп чиновников, снаряжения тайников с оружием на случай восстания и выкуп жизней важных для Дела рабов, Игорь выполнял небольшие поручения. В основном требовалось незаметно проследить за каким-либо рабом или свободным, отнести письмо или встретиться и передать информацию.

Ну а с третьей наградой за храбрость Игорь встретился спустя месяц после окончательного выздоровления. К этому времени физическая форма благодаря правильно подобранным, плавно повышающимся нагрузкам, более-менее восстановилась, и Игорь чувствовал в себе силы сразиться на арене с каким-либо гладиатором. Простым, конечно, так как того степняка-приора он до сих пор вспоминал с зубовным скрежетом.

Награда ждала его в небольшом тренировочном секторе в тихом углу школы, куда ему было велено: «Явиться немедленно! Посыльный проводит!». Спустя десять минут Игорь в сопровождении проводника явился пред светлые очи своего хозяина.

На этой тренировочной площадке не стояло никаких тренажеров, а находилась она слегка на отшибе, в тихом правом углу, противоположном от столовой и складов. Одной своей стороной площадка примыкала ко внешней стене, соседние сектора пустовали. Помимо самого Ганника здесь находились еще три человека. Вальяжные, шикарно одетые, даже стоящие с сытой грацией хищных зверей из семейства кошачьих, готовые, однако, в любой момент вспыхнуть веером блестящей на солнце стали. Один из них был, судя по внешности, чистокровный римлянин, второй — откуда-то юга — Та-кемет наверное, а третий вообще был редко встречающимся здесь китайцем. Или корейцем. Или японцем — черт их разбирет.

192
{"b":"139118","o":1}