Так Максимус взял жизнь первого своего врага. Он ожидал чего угодно, отвращения, страха, омерзения, но пришло совсем другое чувство. Наслаждение. Невероятное наслаждение. Приятнее всего на свете, чего только Максим успел испытать за свою насыщенную впечатлениями жизнь. Приятнее выпивки! Приятнее женщины! Казалось, этим легким движением Максим взял и выпил чужую жизненную силу. Какой-то неизвестный до сего момента червячок глубоко внутри него закричал «Еще! Еще крови!» Максим не стал ему отказывать и бросился вперед.

Он потерял счет убитым и выпитым жизням. Сил было столько много, что, казалось, он мог смести целый город одним небрежным движением пальцев. Для того, чтобы взятая в бою сила не разорвала его изнутри на мелкие клочки, ее следовало сбросить. И Максим сбрасывал. Рубил, колол и снова рубил. А сил все прибавлялось и прибавлялось. Впереди уже замаячили ворота города.

— Ааа!!! — в приступе безумной ярости и жажды крови Максим бросился вперед. «Вот уже ворота! Последний рывок и они окажутся в городе! Вперед! Ну же! Еще чуть-чуть…» И внезапно солнце вспыхивает черными искрами, и падает ему на голову.

Очнулся Максим много позже. Открыл глаза. Над ним высоко колыхался и вертелся тряпичный полог. Шатер. Колыхался он наверное от ветра, а вертелся… Вертелся он от его больной головы. Максим закрыл глаза, но кружение никуда не делось. Оно все нарастало и нарастало, пока не достигло своего пика. Максим рванулся на бок, и тягучей желчью его вырвало на землю. Упав обратно на спину, он прошептал: «Пить…». Чья-то сильная, загрубевшая от мозолей рука с нарочитой осторожность приподняла его с лежака и поднесла к губам деревянную кружку. Наклонила и в рот, частью стекая по подбородку, полилась умопомрачительной вкусноты жидкость. Простая свежая родниковая вода.

— Благодарю. — Максим рухнул обратно на лежак, повернул голову и в своем спасителе узнал атамана Кузнеца. — Что со мной?

— Опамятовал ты друже вовсе. Видать первый раз ты в сече…

— Да нет. Это не так. Я и в поле…

— Да поле не то! В поле каждый бывав. А в лютой битве… Ты совсем опьянев был. Бывает — что от вида чужих потрохов под копытами своего коня, новик под себя блюет — то дело видано, и неча стыдного тута нет. Бывает, редко совсем, но бывает — в беспамятстве валится. И гибнут многие новики именно потому, для этого мы и в походы ходим, чтоб малых приучить к виду руды вражьей. А еще бывает, як дикие волки, врезавшиеся в стадо овец, пьянеют от пролитой руды, и бросаются на врага, не видя нича вокруг.

— И?

— Вот и ты, как первого своего разрубил… Сабля отличная у тебя. Киевская?

— Святоградская. Мастер делал. Молодой, но уже рукастый.

— И удар неплох.

— Благодарю. Так что же было дальше? — Максим отмел все неуклюжие попытки атамана уйти от ответа.

— А? Ну… Потом ты как на кашу то посмотрел, и вперед бросился. Рубился подобно берсеркам северным, да только нее то сие было. И силы не было в ударе, и раны на тебе вон, не затянулись… Мне кошевой наказ дал, чтоб ты ни в коем разе живота не лишился. Вот я за тобой скакал, да удары отводил. Некоторые не успел, вот ты и лежишь тут, — собеседник отвел глаза в сторону.

— И все?

— Нет. — атаман мысленно плюнул и прямо посмотрел на Максима. — Ты рванулся вперед, к открытым воротам. Наши уже далеко позади остались, да и с боков подпирать стали… Я тебя сзади и ошеломил. Коня за узду поймал и назад увел.

Помолчали. Кузнеца предупреждали, что их гости и советчик с гонором непомерным, и забежать его по слухам сам князь не велел. Однако ничего страшного не случилось. Максимус не вскочил, но набросился на своего спасителя с кулаками или шашкой, а повел себя правильно и совершенно естественно.

— Благодарствую. Ты мне жизнь спас. Долг на мне теперь.

— Да будет тебе, — с облегчением вздохнул атаман. — Али мы не соратники?

— Да. Соратники.

— Ладно. Ты лежи. Сил набирайся. А я пойду — делов то куча.

— А! Что же ты сразу не сказал? Что там? Мы взяли город?

— Нет. Не успели.

— Как?

— Да вот так! — зло скривился атаман. — Затворились они. Успели. Испугались они видно зело. Да так зело, что даже своих за стенами бросили, мы их стрелами посекли. Но как ты хотел — не вышло.

— И что теперь делают казаки?

— Ну… Часть пошла окрест пограбить, часть город в охрану взяла.

— А…?

— Не волнуйся. Мы полон взяли богатый. Там и набольшие городские есть, воины богатые да родовитые. За них выкуп дадут хороший. Вызволим мы твоих полонян. Заменяем на наших…

Атаман ушел. Максим полежал еще немного на расстеленных коврах и шкурах, потом, кряхтя, поднялся. Раны оказались не такими уж и страшными. Порезы, ушибы — ничего серьезного. Куда хуже было общее истощение организма. Тот адреналиновый выброс, давший ложное ощущение мощи, чуть не сжег его, и теперь телу требовался должный отдых. Но, к сожалению, дать его сейчас Максим был не в праве. Следовало немедленно заняться стратегическими вопросами — ведь весь поход строился на одном допущении, что взять город удастся с налета. «А что делать теперь?»

Откинув полог шатра, положенному ему по статусу, как советнику, пошатываясь, Максим вышел наружу. Шатер стоял недалеко от центра обустраевомого казацкого стана. Шатры поставлены, телеги расставлены по периметру, образуя довольно серьезную преграду. Несмотря на свою простоту, эта оборона не много уступала ромейскому укрепленному лагерю. Конница не может пересечь ее, не растаскивая сцепленных концов, а стрелки и копейщики, засевшие за и под телегами, не дадут сделать это быстро или неожиданно. Конечно, это не каменные стены, и от правильной осады это не панацея, но не возить же с собой разборный форт? Чай не ромейские тут расстояния.

Максим перевел свой взгляд дальше. На поле боя сейчас прибирались молодые казаки. Сносили в сторону для огненного погребения своих павших, волокли раненных, обирали трупы врагов и сносили добычу в общий дуван, ловили бесхозных лошадей. А еще дальше, в лучах заходящего солнца, виднелась стена ненавистного Сарай-Бату. На фоне зарева золотых куполов храмов Всеотца, тускло блестели на стенах шлемы и наконечники копий стражи и ополчения.

— Скалитесь поди? Думаете, что пограбим и убежим поджав хвост? Ниче, мы еще вашу мотню на кулак вденем! И сожмем хорошенько! — Максим погрозил этим самым кулаком в направлении города, зло сплюнул и пошел к центру лагеря. Вече не следовало выпускать из глаз. А то и вправду решат уйти.

«Хреново быть провидцем» — вот что первое пришло в голову Максиму, когда он зашел в шатер кошевого. Все было еще хуже, чем ожидалось. Никогда еще казаки не нападали на столицу провинции, никогда не ходили в поход без осадной справы, никогда их поход еще не сопровождался такой тайной, никогда еще… Да много чего еще они делали в этот раз впервые, поэтому на совете царили совершенно непривычные для похода настроения. Не было естественной лихой казацкой храбрости, не было желания броситься на стены с голыми руками и взять крепость вопреки всему. Ничего этого не было. Все волновались об оставленных далеко за спиной без защиты своих деревнях и куренях, беспокоились об степных соседях, которые могли прознать об уходе войска и учинить набег, да и вообще — так далеко они забирались впервые за много веков. Пройди еще столько же, и окажешься либо дома, либо у стен столицы Орды.

Голоса поэтому разделились приблизительно поровну, причем предложений остаться среди них не было. Первое — уйти сразу же, довольствуясь уже взятой добычей, второе — уйти чуть попозже, пограбив не успевших спрятаться за стенами в ближних окрестностях. Брать город не хотели ни самые молодые и горячие атаманы, ни даже самые опытные и жадные. Для клятвы Максима положение было самое что ни на есть хреновое.

— … Сейчас же! Пока не поздно! — надрывал глотку особо осторожный атаман, пожилой и опытный, весь иссеченный сабельными шрамами.

— Я согласен, но думаю есть у нас еще три-пять дней. Пошукать окрест грошей, — более жадный атаман придерживался не такой осторожной стратегии.