В целом ваш стиль можно назвать деятельно-гедонистическим. Это значит, что вы стремитесь, прежде всего, удовлетворить свои желания, жить «по потребностям», а на этом фоне развить свои способности, достичь совершенства в том, что считаете своим жизненным призванием».
В том портрете было немало графиков, различных рубрик. Я вспомню сейчас только одну:
«В а ш п с и х о л о г и ч е с к и й в о з р а с т: 79.
Сегодня вы оказались близки к своему реальному возрасту. Вам удалось соразмерить притязания с возможностями, найти оптимальный для себя темп жизни. Сохраните этот оптимум в будущем!»
…Приехав в Вильнюс, читаю й итоги его жизни, «подведенные» компьютером. Почему-то его мало волнует эта игра.
— Да, да. Сделайте мне, пожалуйста, копию для архива.
И все. Наверное, дело в том, что в «портрете» отсутствует одно важное для й слово — Смерть. Подлинный фон и смысл теперешней его жизни.
Вечерний свет
Долгое время он считает: мне трудно, а может быть — до поры до времени — невозможно его понять. Понять сложность его пути, раздвоенность. Отсутствие выбора.
— Ваш опыт, мой дорогой, — это опыт соприкосновения с великой русской литературой, а она всегда, неустанно твердила: писатель — учитель жизни, он несет читателю нравственный идеал… Я же никого не учу — сам еще ученик. Никому и ничего не несу, в том числе — идеалы…
_____________________
В конце концов, тема «непонимания» уходит куда-то на дальний план наших отношений. Почему не исчезает вообще? й хочет поскорее увидеть мою книгу о нем, а раз я такую книгу еще не написал, значит — все-таки «не понимаю»…
При этом он скоро убеждается: меня как литературоведа волнуют вовсе не «идеалы», но лаборатория художника слова, психология его творчества. й говорит это, прочитав мою книгу «Писатель в провинции» (Москва, «Советский писатель», 1990). Позже он увлекается моим замыслом написать эссе «Художник в старости, или Вечерний свет»:
— Так вот же ваш герой. Это я. Вот объект исследования. Это я. Спрашивайте…
_______________________
«ВСЕ ПО ФРЕЙДУ, ПРАВДА? Работа — самое святое для меня. Ради нее живу». Когда й повторяет это сегодня снова, я вспоминаю: в письме й к сестре, снисходительно говоря о Еве, о том, что та была в жизни отца «лучом света», й обронил: «Я похож на отца. Для меня Ева — моя работа». Так называемый эффект замещения (8 сентября 93 г.)
_______________________
ГЛУБИННЫЙ РАЗУМ. Писатели рано или поздно открывают его в себе. Некоторые называют это вдохновением, другие — прозрением. й ловит подсказки подсознания ночами.
Просыпается. Лампу не зажигает. («Лампочка зажигается внутри меня»). Торопливо записывает отдельные слова. («Бумага и ручка лежат возле кровати, на столике, — чтобы долго не искать. Иногда я пишу, даже не открывая глаз»).
— Я живу так много лет. Но теперь эта привычка все мучительнее для меня. Проснувшись ночью, с трудом засыпаю снова. Днем — вялый, разбитый. (7 ноября 91 г.)
________________________
РИТМ ЕГО ЖИЗНИ именно таков — болезнь, работа, болезнь, работа…
Является ли болезнь следствием работы или работа излечивает болезнь? Не сомневаюсь: верно второе.
______________________
«Самое важное — то, что человек продолжает творить, подобно тому, как женщина продолжает рожать. Человек, покуда он жив, будет писать на клочках бумаги, на лоскутах, на камнях. Человек благороден. Я верю в человека, несмотря ни на что».
Это — в одном интервью — сказал Фолкнер. Здесь каждое слово можно отнести к й: в его архиве — множество подобных «клочков бумаги».
______________________
8 апреля 95 г. Все чаще и чаще: й не может писать. Как всегда, пытается что-то придумать. Ищет: кому диктовать? Варианты отпадают один за другим. Разыскивает — безуспешно — Илону М. (почему-то думает, что она согласится). Пытается диктовать машинистке из еврейского музея, очень внимательной к нему. Однако днем та занята на службе, а вечером — семья. («Увы, мы с ней провели только несколько сеансов»).
И вот пару недель назад начинаю учить й работать с японским диктофоном, который без дела лежит у него вот уже несколько лет (подарила подруга Аси из Норвегии). Занятия наши оказываются напрасными. Диктофон й с большим трудом осваивает, но… Спрашиваю сегодня: «Сколько вы надиктовали?» — «Нисколько». Что ж, нужна привычка и здесь.
_____________________
й мучается. Наконец, начинает диктовать жене — уставшей, перегруженной и без того всевозможными делами. Случается, доктор Сидерайте переписывает по нескольку раз одну страницу. й удовлетворен: «Вот она и стала моей Софьей Андреевной. Хотя я, конечно, не Лев Толстой».
____________________
Обычно автор радуется, когда выходит новая книга. Ставит точку на прежних замыслах. Иногда вообще забывает о них. Он весь — новые планы. Это я и говорю (в феврале 94 г.) й перед выходом его книги «Захлопнутые двери».
— Так-то оно так. Но я освобожусь сейчас не только от старого материала… Работа держит меня на этом свете.
____________________
«ТАЛАНТ. ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ? А значит это — чувствовать острее, смотреть и видеть глубже, чем все обычные люди. Талант — сложный аппарат: сердце, логика, душа… Бог знает, что еще! И к тому же — на этом инструменте надо суметь сыграть» (10 декабря 91 г.)
_____________________
СЛАВА. Как приходит она к писателю? Чем он жертвует ради достижения известности. Помогает или мешает ему семья. Роль жены творца в «проектировании» успеха.
Мы с й не раз обсуждаем эти темы. Обычные темы в литературной среде.
Необычно другое: й вовсе не жаждет славы.
«У писателей (в большей или меньшей степени) развито тщеславие. Почему у меня его нет? Не знаю. Самое важное для меня — выразить то, что чувствую. Свою правду» (6 ноября 91 г.)
______________________
Резко (и без всякой позы) он отказывается поместить свою фотографию в сокровенную для него книгу на еврейские темы.
При этом… очень хочет внимания прессы.
Противоречие? Но только до тех пор, пока я не догадываюсь: это мучительная жажда понимания. Может быть, больше всего й мечтает о диалоге с читателем, зрителем, критиком.
— Две мои книги просто никто не заметил… Не было ни строчки в газетах. Мне больно.
Он говорит о своих книгах: «Захлопнутые двери. Письма из Вильнюса в Тель-Авив. Диалоги на эту и другие темы». Вильнюс, издательство «Рош Балтика», 1993 г.; «Прыжок в неизвестность». Вильнюс, издательство «Прадай», 1995 г.
Тема славы всегда перерастает для й в тему преодоления одиночества. В конце концов, в тему преодоления смерти (8 августа 95 г.)
____________________
УДИВИТЕЛЬНЫЙ АВТОР! Не боится самых резких замечаний Напротив, рад им. Снова сталкиваюсь с этим, когда критикую перевод на русский язык пьесы «Прыжок в неизвестность». й догадывается: в моей критике перевода неуклюже спрятаны замечания автору. Герой выглядит так, точно стоит на котурнах; ремарки слащавы; действие замедленно…
— Дорогой мой, причем же тут переводчик? Говорите определеннее — я чувствую, вы правы…
_____________________
ОН ДУМАЕТ, ЧТО ОДИНОК В СВОИХ СОМНЕНИЯХ. На самом деле — это естественные поиски писателя, естественные его вопросы: как жить, как работать в литературе, если до тебя уже были Толстой, Ибсен, Томас Манн?
_____________________
й о себе: «Посредственный драматург», «средний автор», «после моей смерти забудут все, что я написал». Далее логика его рассуждений жестка: если так, если я — серость, зачем же мучения — жертвоприношение — за письменным столом? Если так, то как же он, должно быть, нелеп в глазах окружающих — даже жены, детей. й мучает это. Не зря в письме дочери прорвется непроизнесенная ею реплика: «Тоже мне писатель, не Толстой, не Шекспир, даже не Сруога!» — не оправдывайся, если не твои слова, то это твои мысли».
